Больше вещей не было — как в общем-то и следовало ожидать. Ведь лет прошло…сколько? Девчонке, когда она оказалась в руках мурси было примерно около года, судя по подсчетам колдуньи прошло тринадцать или четырнадцать лет — точнее она не помнит. Значит девчонке сейчас от четырнадцати до шестнадцати. Почему не точно? Потому что ей могло быть и года два, и даже больше — колдунья вспомнила, что девочка пыталась что-то говорить на неизвестном ей языке. Каком именно языке — это уже другой вопрос. Но и это мне удалось вскорости выяснить, когда увидел банковские карты «Виза», непонятно как сохранившиеся за все эти годы. Вероятно, не найдя им другого применения, и не представляя, что именно попало им в руки, мурси проделали в картах дырочки и носили их на веревочке как украшение или амулет. И вот что было написано на картах английскими буквами: «Мишель Паре» и «Люси Паре». Теперь я знал имена родителей Алалы. И ее фамилию. А вот имя… — Как она себя называла? — спросил я колдунью — Она говорила, как ее зовут? — Что-то такое болтала, но не знаю, что именно — пожала плечами Дамбадзу — Но я не помню. Какая разница, как ее когда-то звали? Тебе она Алала, «Потерянная». — А почему у нее нет насечек? Почему ей не вставили дэби? И в ушах ничего нет? — Она же не настоящий человек. Она фаранджи, рабыня. Ей не надо быть похожей на настоящего человека. А к тому же я хотела продать ее в город, а там не любят женщин с дэби. И насечки тоже не любят. — Алала, ты помнишь, как тебя звали родители? — обратился я к молчавшей до сей поры девушке — Что-то помнишь из детства? — Меня звали…Жози! — неожиданно ответила девушка — Я помню! А больше ничего не помню. — Хмм…то есть как звали ты помнишь, а как с родителями жила не помнишь? — удивился я, и тут же решил — Иди сюда. Ну, ближе! Руку дай! Девушка встала на колени прямо передо мной, почти касаясь моих коленей, я взял кисть ее руки в свои ладони и замер, сосредотачиваясь. Секунда, две, три…бах! Есть картинка! Салон открытой машины. Впереди, за стеклом, несутся черно-белые животные — целое стадо. Женщина, на коленях которой я сижу, указывает пальцем, хохочет, и говорит: «Смотри, Жози, это зебры! Жозефина, да смотри же, смотри! Видишь, как они быстро бегут? Но машина быстрее! Мишель, осторожнее, ты нас с Жози сейчас вытряхнешь на дорогу! Сбавь скорость!» Я не успел разорвать контакт, и ко мне полезли другие картинки — Мишель, лежащий на земле, и рубаха его был окровавлена. Женщина, мертвые глаза которой смотрели в небо. Черный мужчина, который стаскивал с женщины одежду. Я не плакал, я стоял и смотрел застыв, заледенев в неизбывном холоде. Бах! И еще картинка — боль, отчаянье и холод. Я лежу голая, окровавленная и у меня все внутри болит. А рядом смеются, хохочут довольные мужчины. Один встает и снова направляется ко мне. Я плачу, отталкиваю его, но он наотмашь бьет меня по лицу, наваливается, и… Я разомкнул контакт. Мне сейчас хотелось кого-нибудь убить. Кого-нибудь из этого племени, а лучше — всех сразу. Да, они не звали белых на свою землю. Но девчонка-то причем?! Почему с ней поступили ТАК?! Это ведь несправедливо! Тьфу! Ну что меня все время тянет мерить мир своими мерками? Справедливо-несправедливо…это все относительно! И надо уже привыкнуть, что так будет всегда! — Жозефина. Тебя звали Жозефина Паре. Вернее — зовут. Скорее всего ты француженка, или канадка французского происхождения. Девчонка смотрела на меня, и похоже, что она ничего не понимала. И что она может понять, когда вся ее жизнь прошла в этой деревне — среди зебу и черных мурси, считающих ее таким же животным, как и зебу. Только еще хуже зебу, потому что зебу может дать молоко, кровь, мясо и шкуру, а эта девчонка дает только то, что у нее между ног. А такого добра в деревне очень даже богато. И кстати — гораздо, гораздо интереснее, чем эта бледная уродина с глазами, как небо. У нее даже губа без дыры! Уродина! — Дай нож — приказал я колдунье — да поострее! Она отдала приказ, и через несколько секунд один из мужчин подал ей нож, который Дамбадзу передала мне. Нож был простенькой штамповкой, обычным кухонным, но отточен очень даже остро. Я примерился, и за минуту вполне даже ровно отхватил у старых джинсов обе штанины. Получившиеся шорты протянул Алале. Нет, не Алале — Жози. — Надевай! Она неуверенно посмотрела на меня, потом, опасливо — на колдунью, держа в руке импровизированные шорты, и тогда я жестко, глядя ей в глаза приказал: — Надевай! Теперь ты должна слушаться только меня! Ты принадлежишь мне, и я заберу тебя с собой! Там, куда мы с тобой пойдем ходить голой нельзя, тебя нужна одежда. Так что сейчас ты оденешься! Жози встала, надела шорты, отпустила руки — и шорты тут же свалились на землю. Отец Жозефины был достаточно крупным человеком, а это явно его джинсы. Тогда я подал ей ремень — Жози долго на него смотрела, явно не зная, что с ним делать, и мне пришлось показать, как с ремнем надо управляться. Пришлось окончиком ножа провертеть дырку — талия у Жози была довольно-таки тонкой. Жозефина вообще была тонкой, если только не назвать девушку худой. Мускулистая стройная фигура больше подходила спортсменке-гимнастке, чем пятнадцати-шестнадцатилетней девушке. Но это и понятно — тяжелый труд, жара, и недостаточная еда. А может и достаточная, но постоянная физическая нагрузка не дает организму откладывать запасы жира на заднице и боках. Вот, кстати, самая лучшая диета для похудения — загнать жирняка в африканскую саванну и заставить пасти стада зебу с одним только калебасом, заполненным прокисшим молоком. Сразу же из тела убежит весь лишний для него жирок! — Рубаху надевай! — снова приказал я — Голыми девушки франджи не ходят! Хмм…почти не ходят. Рубаха была ей длинной, но я взял полы рубашки и завязал их на животе узлом. Потом прикинул, отмерил, и…рраз! Два! Надрезал и оторвал оба рукава. Получилась эдакая рубашка с коротким рукавом. Сойдет! Главное — срам прикрыли, а остальное как-нибудь сообразим. Мда…сообразим! Только КАК?! И что мне делать с Жози? Куда ее девать? Искать посольство Франции? Канады? У них должны быть сведения — кто из иностранцев пропал примерно двенадцать лет назад. Ведь пару должны были искать! Обязательно должны! А девчонка-то хороша, ей-ей…в шортах она вообще выглядит отпадно. Эдакая студентка на отдыхе на природе. Сейчас ведь модно всякие там драные джинсы и грубо обрезанные шорты. Так и она — типа такой стиль. И кстати — лысая голова ее не портит, скорее наоборот — придает вид неформалки, соблазнительной неформалки. И тут мне в голову пришла одна мысль, и мысль эта была совсем далека от Жозефины Паре. — Послушай, Дамбадзу…ты когда-нибудь слышала о том, чтобы какой-нибудь из ваших колдунов мог перемещаться в пространстве через порталы? (Я сказал «двери» на языке мурси). Ты умеешь перемещаться через порталы? — Я не умею. И никто из моих знакомых колдунов не умеет — не задумываясь ответила колдунья, и тут же взгляд ее метнулся в сторону, и я понял — что-то скрывает. Что именно? — Дамбадзу, ты мне лжешь. А раз ты лжешь, значит, наносишь мне вред. Колдунья вздрогнула, ее лицо побелело, она глубоко задышала и застонала. Больно, ага…если я моих бесов смог заставить корчиться от боли, когда они мне соврали, так почему тебя не могу заставить? — Всякий раз, когда ты мне соврешь, ты наносишь мне вред. А раз наносишь вред — тебе будет очень больно. Поняла, Дамбадзу? — Поняла, Великий! — выдавила из себя колдунья, и прикрыла глаза. Наконец, боль видимо все-таки отступила и Дамбадзу уже могла говорить. И первое, что она сказала — это то, что есть у нее такой знакомый колдун. Только он никого к себе не подпускает, живет в саванне, и всех, кто пытается помешать ему отдыхать — проклинает, после чего те долго не живут. И что лет ему столько много, что никто и не знает, когда он там поселился. Даже имени его никто не знает. Очень опасный колдун, сильный! Много, много лет назад воины хотели отрезать ему голову, чтобы забрать то место, где он живет и поставить там деревню. Но он всех убил, а потом появился посреди деревни, в которой раньше жили эти могучие воины, и эту деревню проклял. А потом снова исчез во вспышке пламени. Деревня после этого вся вымерла. Когда я спросил, почему колдуны не объединились и не пошли убивать этого самого отшельника, колдунья смутилась и сказала, что дураков теперь нет. И кстати сказать — никто уже и не знает, жив он, или нет. А на мой вопрос — «Чем же он живет, этот чудик? Где добывает пропитание?» — Дамбадзу сказала, что никто не знает. Он ни у кого ничего не берет, ничего не требует — кроме одного: чтобы его оставили в покое. Кстати сказать, отшельник мне даже понравился. Крутой дедок! «Тебя не звали? Ты зачем пришел башку отрезать? Вот! Кто с мачете к нам придет — от проклятья погибнет!» Народная африканская пословица. Самое интересное, что как оказалось — дедок проживает в полудне пути от той деревни, где я сейчас нахожусь. Только не по течению реки — а в сторону, ровно под девяносто градусов к оной. Там у него по слухам и одно из самых сильных в округе Мест Силы, что видимо и являлось разгадкой — зачем этот самый дедок там засел. И почему его не могут из хижины выколупать. Само собой — колдуна в Месте Силы только атомной бомбой искоренять, и то не факт, что получится — если помнить, что дедок умеет перемещаться в пространстве. Вот только одного я не могу пока уяснить — а на кой черт мне отправляться к этому дедку? Ну да, первая мысль была: «Я с ним поговорю, и он научит меня, как строить порталы!». А потом сразу и подумалось: «И за каким чертом он будет меня учить? Он вообще никого к себе не подпускает, и вдруг — приходит эдакий самонадеянный фаранджи, и говорит: научи меня, кудесник! А я тебе…» А что — «я тебе»? А вот ничего. Ничего у меня нет. Кроме знаний, конечно — но эти самые знания древнему (если верить рассказу этой бабы) колдуну и не нужны. Сидит он там, доживает свой век…или свое тысячелетие, и плевал на весь мир. И причем тут я? Но есть и третье. А если я смогу его уговорить отправить меня обратно, домой? Пусть он и не расскажет мне об искусстве перемещений, пусть не научит строить порталы, но хоть домой-то он меня отправит?! Если хорошенько попросить. И четвертое: пусть даже все мои усилия падут прахом, но я хотя бы подзаряжусь в Месте Силы, пускай наполнится мой алмаз, да и амулеты неплохо бы подзарядить. Итак, объявляю колдунье, что завтра с утра мы идем не в деревню, которую посещают фаранджи, а к этому самому колдуну. И объясняю, что я должен с ним поговорить в обязательном порядке. Ибо он Великий, и я Великий, а два Великих всегда найдут тему для разговора. Например — о жалких людишках, которые норовят испортить настроение и напрашиваются на хорошую взбучку. Ночь я провел в лучшей хижине, на помосте, застеленном свежим высохшем на солнце камышом и покрытым вполне приличными чистыми шерстяными одеялами. Жози ночевала в моей хижине (я настоял на этом) — она улеглась у меня в ногах, но потом я ее перетащил себе под бок — так и веселее, и уютнее. «Веселее» — это относительно, потому что довольно-таки долго я расспрашивал ее о жизни в туземном племени, постепенно наливаясь злобой и мстительностью. И веселого в ее рассказе не было вообще. Не люблю рабства, не люблю, когда людей обижают. Особенно, если это беззащитные маленькие девочки, за которых некому постоять. Еще — я пытался определить, насколько изломана психика девчонки и может ли что-то нормальное получиться из этой Маугли. Как ни странно, оказалось, что девчонка вполне адекватно рассуждает, хотя и с позиции своего рабского положения, и в свете верований аборигенов. Аборигены во все времена были фаталистами, и считали, что земная жизнь для них лишь короткий период перед будущей загробной жизнью. Как оказалось (для меня, по крайней мере, некогда это стало открытием), со смертью жизнь души не кончается, и она, освобожденная от тела бродит по миру, а потом отправляется в Навь (называемую здесь совсем по-иному). Вообще, с вопросами богов здесь все очень непросто. Я всегда считал и считаю, что бог на самом деле один, только называют его по-разному. Увы, многие люди думают совсем иначе. В том числе и мурси. Потому они на дух не переносят христианских миссионеров, и если поймают такового — быстренько его искореняют как чуждого и вредного колдуна, служащего чужим гадким богам. Кстати, осведомился, почему это колдунья и ее подельники не обратили внимание на мои знаки, говорящие о принадлежности к адептам Демона Смерти и Богини Смерти, ведь «Мы с тобой одной крови, ты и я!» Адепты! На что получил в общем-то ожидаемый ответ: ну и что? Да, все колдуны служат Демону Смерти и Богине Смерти, но это никак не мешает им искоренять друг друга и выпивать их силу, которая частично остается у колдуна и поднимает его социальный статус. А боги вообще-то никак не вмешиваются в дела людей, и пусть даже это будут их адепты. Почти не вмешиваются — ибо только боги и наделяют адептов их колдовской силой. Но чтобы боги защищали колдуна от других колдунов — это было бы просто глупо. И значение знаки принадлежности к адептам богов смерти имеют только в одном случае — если колдуну приходится встретиться с духами и демонами, которые живут в саванне и обитают в лесу. И которые тогда его не тронут. Итак, передо мной была личность негритянской девушки в теле европейской девчонки — неграмотная (само собой), ничего не знающая о мире и ничего не видевшая, кроме этой деревни, стад зебу и саванны. Она привыкла к своему животному существованию, и не мечтала ни о чем, кроме как выспаться и как следует поесть. На мой взгляд — типичная рабыня. Само собой, я спросил Жози — не думала ли она куда-нибудь убежать? Например — в большой город? На что она мне вполне логично заметила, что в городе ее никто не ждет, что возможно там ее тут же и убьют, но самое главное, что до города она точно не доберется. Так как, во-первых, не знает, где этот самый город, а во-вторых, ее настигнут охотники, и вернут к колдунье. И та с живой сдерет с нее кожу, предварительно приказав всем мужчинам клана Алалу как следует поиметь. А ей ведь тоже хочется жить. Пусть даже и рабыней. Да, рассуждала она вполне логично, и судя по всему совершенно не спятила за долгие годы рабства. Кстати сказать — вероятно ее спасло именно то обстоятельство, что в рабство Жози попала совсем маленькой и совершенно не помнила другой жизни. А раз не помнила — с чем тогда сравнивать? Если ты не знаешь другой, хорошей жизни, то твоя убогая жизнь кажется вполне приемлемой, и вообще даже нормальной. Даже если ты целыми днями пасешь стада зебу, и время от времени удовлетворяешь мужчин племени. Разве не все так живут? Бежать. Бежать из этой чертовой Африки! Ощущение такое, будто я попал куда-то в прошлые века — взял, да и провалился на тысячи лет назад. Или вообще на другую планету. Вот так живем, слышим о детях Африки которые голодают, о злых племенах, которые вырезают друг друга устраивая массовый геноцид, и…отправляемся на работу, забыв о чужих континентах до следующего выпуска новостей. Или до следующего репортажа одного из таких вот путешественников, чудом не оставшихся в саванне мурси навсегда — как эта несчастная парочка, родители Жози. Проснулся я от того, что некто потрогал меня за плечо — осторожно, едва касаясь пальцами. Этот некто…вернее, эта — подала мне чашку с шошоро, к которому я даже начал привыкать. А еще — свежеиспеченную лепешку, теплую и даже вкусную. Жози ее испекла — она сама мне об этом сказала. Ценная девушка! Шошоро варит, лепешки печет — что еще нужно мужчине? Если только тыби в губе своей жены…красоты хочется! А какая красота без выбитых зубов и тарелки в губе! И насечки, насечки на животе и плечах! Красотища! В дорогу мы вышли, когда солнце еще низко висело над горизонтом. Впереди шли двое мужчин с автоматами, сзади еще двое, в центре мы — Дамбадзу, Жози и я. Мужчины несли калебасы с питьем и что-то вроде мешков с едой, сплетенных из травы наподобие корзин. Попытались нацепить груз и на Жози, но я воспротивился — это моя рабыня и она не будет ничего нести! Ну а нам с Дамбадзу вообще не по чину таскать какой-либо груз. Так что отдуваться пришлось раскрашенным автоматчикам, совершенно не выразившим радости от осознания данного факта. Уже когда мы были на месте (шли часов пять, даже не отдыхали), я понял, почему аборигены так зарились на владения старого колдуна. Казалось бы — что такого? Синее озерцо метров триста длиной, вокруг — зеленый лес. Не золотой же прииск! И не россыпи алмазов. Но вот ведь какая штука…на километры вокруг — сухая саванна без малейшего источника. А потом — река Омо с ее коричневой гадкой водой. Что пить? Да и трава вокруг озера сочная, густая, гораздо более привлекательная, чем в других местах. За это и голову отрезать не грех! Уселся старый пень на крутое место, и сидит, никак сдыхать не желает! — Великий, мы туда не пойдем — решительно заявила колдунья, почтительно склоняя передо мной голову — Тебя он может и не тронет, а если тронет — ты его победишь…наверное. А вот нам будет худо. Он очень мстительный, и вообще ни с кем не разговаривает — сразу проклинает! Насмерть. мИди один. Один, так один. Я молча пожал плечами, и пошел туда, где маленькой точкой под сенью здоровенных, неизвестных мне разлапистых деревьев виднелось что-то вроде строения. Вернее — угадывалось, потому что рассмотреть это чудо я пока что не мог. Уже когда отошел шагов на пятьдесят от группы сопровождающих, услышал позади себя легкий топот — кто-то бежал следом. Поморщился — ну какого черта она тащится за мной? У нее нет никаких шансов уцелеть, если колдун начнет строить козни! — Вернись назад, ну? Меня сейчас могут убить! И тебя тогда убьют! — потребовал я жестко, но Жози вдруг упала на колени и уткнулась лбом в землю: — Не прогоняй меня, Великий! Я не хочу назад! Тебя убьют, и я снова стану рабыней у Дамбадзу! Лучше уж меня тоже убьют! Так-то я согласен…быть рабыней у этой чертовой колдуньи совсем не сахар. Того и гляди — как бы тебя не принесли в жертву. А я видел, что они делают с жертвами… И правда — если я выживу, так выживу. А не выживу — лучше уж и ей не жить. Чем такое существование… Стоп! Это что за упаднические мысли?! Я не имею права умирать! Мне еще Варю вытаскивать! Мне еще службу родине служить! В рядах доблестной с чистыми руками и горячим сердцем! — Держись позади меня, за спиной — командую я и снова шагаю к хижине отшельника. Вот только назвать ее хижиной мне довольно-таки трудно. На что она похожа? Ага! Вспомнил! На норы полуросликов! Круглая дверь, окошки, прорезанные в зеленом дерне… Дверь! Черт подери — самая настоящая дверь! А ведь у аборигенов дверей нет! У них хижины из говна и палок, и больше ничего, кроме стен! Хозяин вышел к нам, когда мы подошли на расстояние нескольких десятков шагов от жилища, и я даже не понял — откуда он появился. Никаких спецэффектов — вот сейчас никого не было, и вдруг — бах! — стоит человек. Черный. И не просто черный — ведь многих называют черными, но если подойти пристрастно, никакие они не черные. Смуглые, да, но не черные. А этот…он был черен, как антрацит! Весь, кроме белых как снег волос. И не курчавых волос! Белые, как снег волосы были затянуты в хвост и свисали на спину. А еще — черты лица. Это был совсем не негроид! Вообще непонятно какой нации! Длинный нос, вытянутое лицо, тонкие губы. И когда подошел ближе, на расстояние шагов двадцать от колдуна — совсем удивился: рост колдуна. Этот человек минимум на две головы выше самого высокого из аборигенов! Рост — за два метра, точно! Это что за такое чудо?! Что делает чернокожий человек с европейским лицом посреди саванны?! Кстати сказать, одежды на нем не было, если не считать одеждой обычную для любого здешнего колдуна вязанку всяческих амулетов. Хмм…ну не вязанку, это я громко сказал — пара ожерелий, да и только. Ожерелий из цветных камешков, оправленных…во что? Золото, что ли?