Славуша прищурилась, разглядывая диковинную остроконечную шапку чужака и глазастую птицу на его груди. – Ты никак чародей? – Не без того. – Злых чар наводить не станешь? А то смотри – муж мой тут недалеко! Только тронь, он сразу явится! – И не думал даже, – уверил ее нойда, окидывая взглядом безмятежную, пустую гладь моря Ильмере. – На лов, говоришь ушел… А лодка-то его где? – А ему лодка не надобна. Нойда понимающе кивнул. – Арнгрим вернется вечером, – продолжала девушка. – Он всегда приходит на закате. Как солнце зайдет – он тут как тут! – Вот оно что! Ну, подождем заката… – Ты поешь пока! Не стесняйся, тут на всех хватит… – На всех? – взгляд нойды снова метнулся в сторону залива. – Так твой муж не один на лов ходит? – Нет, мы живем тут вдвоем. Сам небось знаешь, морской промысел дело тяжелое… Поколебавшись, нойда вытащил из своей котомки берестяную миску и протянул ее хозяйке, которая до краев наполнила ее дымящейся ухой. Потом достал костяную ложку и принялся за еду. Девица уже совсем перестала бояться и теперь с любопытством разглядывала гостя. Она была очень похожа на своих младших сестер, но повыше и крепче с виду. Тихо плескали небольшие волны. В отдалении на отмели, что-то деля между собой, кричали чайки. «Стало быть, срок до вечера, – подумал нойда, следя, как солнце клонился к окоему, еле проглядывая сквозь белесые облака. – Немного. Надо распорядиться им с пользой…» Он не мог надивиться на дочку кормщика. Она будто бы и не прожила полгода с мертвецом. Видно было, что она тут соскучилась в одиночестве – все говорила, не могла наговориться. – Не тоскливо тебе тут, все одной да одной? – спросил саами, с удовольствием поедая сытную уху. – О нет! Жене рыбака работы много, иной раз спину разогнуть за день не успеешь. Еды наготовь, печь натопи, приберись, одежду заштопай, сети почини… А ткать, прясть, а рыбу сушить, вялить… Хотя… Славуша подняла взгляд к вершине утеса, темной громадой нависавшего над заветерью. – Бывало, летом тяжело ждать заката. День тянется и тянется, уж ночь, а солнце никак не сядет. Муж все не приходит, я затоскую… Она вздохнула и добавила тихо: – А еще по матушке скучаю, по сестрицам… – Так навестила бы их. Не так уж далеко. – Нельзя! Арнгрим ведь не сватался, вено не платил – тайком со двора свел… Батюшка меня прибьет, если дома появлюсь. «Это уж точно», – подумал нойда. – Матушка и сестрицы конечно обрадовались бы, – продолжала трещать Славуша. – Братья даже приходили один раз, я Зуйко у того камня видела. Да они испугались и убежали, увидев мужа. Глупые, он бы ничего им не сделал. Взял бы с собой в море, стали бы вместе рыбу ловить… – И не жалеешь, что сбежала из дому? – Нет! – гордо вскинула голову Славуша. – Ни единого дня не пожалела! Нойда доел уху, облизал берестяную миску, убрал ее в котомку. Затем кинул в рот травяной катыш и принялся жевать, внимательно глядя на девицу. – Твой муж, видно, стоящий человек, если ради него ты отказалась от рода… – О да! – Славуша, нежно улыбаясь, поглядела в сторону моря. – Расскажи о нем. Как вы встретились? – Он пришел ко мне вместе с бурей… Была теплая осень… И тут с севера обрушился такой буран со снегопадом, что даже старики подобного не упомнят! А когда буря кончилась, братья нашли раненого воина в овсяном поле… Я как увидела его, сразу узнала – вот он, мой суженый! Сколько же я его ждала – и вот он пришел… Слушая похвалы румяной девицы своему мужу, нойда вдруг с удивлением поймал себя на том, что завидует. Им никогда никто не гордился. Боялись, это да. Говорящий с духами – несчастье в роду. Все равно что стенка вежи прорвалась, и в домашний уют из внешней тьмы повалила всяческая нечисть. А если нойда знаменит и силен, так это даже хуже. Чем, – а вернее, кем, – он платит духам за власть? То-то же… – … сперва он был совсем слабый, я его долго выхаживала. За то время полюбила его еще сильнее. А потом он стал покрепче, и как-то говорит: хочешь жить со мной, в доме на морском берегу? Тут уж сердечко мое девичье не выдержало… Громко плеснула вода. Славуша прервалась на полуслове, поглядела на море и радостно вскрикнула. Шагах в двадцати от берега из воды поднимался мертвец. Нойда быстро потянулся к котомке с бубном, да так и застыл, неподвижный и напряженный, как зверь в засаде, не сводя глаз с приближающегося утопленника. Арнгрим Везунчик весьма мало изменился с того дня, когда нойда видел его в последний раз. Он выглядел так, будто потонул и вмерз в лед, а недавно оттаял. Волчья шкура на его широких плечах ощетинилась сосульками; по длинным волосам сбегала вода, светло-голубые глаза смотрели неподвижно и мертво, будто глаза рыбы. Мертвец даже не повернулся в сторону чужака. Медленно выбрался на берег, подошел прямо к Славуше, обнял ее. – Здравствуй, родной! – припала та к его груди. – Устал? Давай-ка, покушай, обед уж стынет… Мертвец взял деревянный черпак и принялся хлебать прямо из котла. Уха проливалась, стекала мимо его рта, разливалась по гальке. Славуша глядела на мужа с умилением. «Понимает ли она, что он утопленник? Или ей нет до того дела?» – А это кто? – буркнул нурман, покончив с трапезой. – Ты меня не помнишь, ярл? – осторожно спросил нойда. – В былые времена нам приходилось встречаться… – Нет, – равнодушно ответил мертвец, на миг задержав пустой взгляд на чужаке. – Это колдун лопарский, он принес вести от батюшки, – объяснила Славуша. Арнгрим что-то буркнул жене, встал и неторопливо удалился обратно в море. – Муж сказал, ты можешь остаться в нашем доме на одну ночь, – сказала она нойде. – Но завтра уходи! Молодой саами хмыкнул. Предложение разойтись миром прозвучало вполне внятно. – Не боится он оставлять тебя в избе с чужим мужчиной, да еще с шаманом? – Нет, – спокойно ответила Славуша. И добавила чуть презрительно: – Что ты можешь нам сделать? * * * Нойда проснулся от холода – да такого лютого, что у него даже лицо занемело. Хорошо, по привычке устроился спать в меховом мешке на полу, хотя хозяйка с вечера протопила избушку и предлагала ему лечь на лавке. Послушался бы ее – рук и ног бы с утра не нашел. Что такое, откуда мороз? На миг шамана окатило ужасом – проспал врага! Не уберегся! Но как?! Еще с вечера он обшарил избу, чтобы убедиться в отсутствии чужого колдовства, и призвал всех сайво сторожить его сон. Нойда протянул руку и нашарил зачарованный саамский нож, который с вечера положил у изголовья. Никто к нему за ночь не прикоснулся. Как и ко второму, драгоценному железному ножу, который нойда приберегал против нежити. Распахнулась дверь, в избу вошла Славуша в подпоясанном кожушке. Вместе с ней в сумрак ворвались ослепительная вспышка солнца и порыв ледяного ветра. – Просыпайся, гость дорогой! – весело позвала она. – Зима пришла! Выбравшись наружу, нойда тут же прикрыл глаза ладонью. В чистейшем, ни облачка, голубом небе сияло солнце, отражаясь в застывшей воде, как в огромном серебряном зеркале. – Море встало! – послышался позади голос Славуши. – Ты погляди как сверкает! Нойда нахлобучил шапку поглубже на уши. От холода аж зубы сводило. – Спряталась под лед, – прошипел он, пряча нос в ладонь. – Значит, боишься… * * * Весь день нойда бродил по заветери. Он облазил все берега, вышел на лед, продолбил лунку. Померил толщину льда и глубину воды на выходе из залива. Изучил расселины в отвесных скалах, годные, чтобы по ним подняться наверх. Долго рассматривал причудливые знаки, густым узором покрывавшие обрывы, да так и не понял, нанесены они людьми, богами, или это и вовсе живые существа, которые почему-то вросли в камень в незапамятные времена. Вернувшись, он плотно поел, разжег в очаге небольшой огонек, уселся рядом с ним на полу и вытащил из котомки бубен. Славуша сидела на лавке по соседству и пряла, поглядывая на шамана с любопытством и опаской. – Я раз видела, как вожане гадают, – не выдержала она. – У них в деревне был праздник, так мы с сестрицами ходили. Расстилают на земле бычью шкуру, а на ней всякие звери нарисованы. И медведь, и волк, и орел, и щука… Потом берут кость и кидают и глядят, на какой знак попадет. По тому и судьбу толкуют…