– Почему же саами теперь просят о помощи не тебя, а меня? – Ну, я им помогаю, когда сочту нужным, – не сразу ответил Кумма. – А с сейдом и вовсе помогать не собираюсь. Сами пусть разбираются, а я погляжу. Ну а уж если не справятся – тогда, может, вмешаюсь. Только радости от этого никому не будет, предупреждаю сразу… Ладно, нойда, ступай спать. Чую, завтра день будет хлопотный… Глава 3. Голодный и злой Летнее утро выдалось на редкость погожим. Солнце пригревало в синем небе, шумные речные воды сверкали в его лучах. Лес звенел птичьими песнями. Таким утром хочется славить богов, создавших мир добрым и щедрым ко всем, кто в нем рожден. Саами пришли к Летучему камню вскоре после рассвета. Их голоса присоединились к щебету птиц и плеску шумной протоки. Петь они умели и любили до самозабвения. Стоило кому-то затянуть у костра протяжное «лы-лы-лы», как все, кто был не занят, тут же собирались вокруг, или впитывая звуки всем существом, или принимаясь подпевать. Не прекращая петь, племя вышло на берег и столпилось на галечной россыпи, ведущей к зависшему над водой Летучему камню. Шаманка Ауна двинулась вперед первая. В руках она несла большую, выточенную из березового капа миску, доверху наполненную светлым рыбьим мясом вперемешку с медовыми ягодами морошки. За ней шли другие женщины, несущие берестяные туеса и корзинки. – Прими, отец наш, помощник и защитник… – начала было она и вдруг, смешавшись, умолкла. С карельского берега доносилось, приближаясь, звонкое дружное пение под звон струн. Вскоре из-за рощи появилась толпа нарядно одетых жен и девиц. Народ на Кукушкином острове жил небедно – почти у всех на груди, шее, запястьях блестело серебро и переливался речной жемчуг. Позванивали подвески-утицы, шелестели вышитые рукава, плескалось свежее жертвенное пиво в кувшинах. Женщин на небольшом расстоянии сопровождали мужья. Был там и Руско. При виде саами его глаза вспыхнули. Пока все шло как надо… Вскоре карелы тоже вышли на берег и остановились. Некоторое время те и другие с недоумением таращились друг на друга. Затем саами, видно, решили, что явились первыми – значит, им и начинать. Над речкой снова поплыло протяжное «лы-лы-лы». – Ишь, завыли, – зашептались недовольные женщины. – Тоже явились камень кормить… Так может, мы потом придем? – Вот еще, потом, – фыркнул Руско. – Пока будем ждать, пироги остынут, а от их воя пиво прокиснет! Много ли радости батюшке Летучему Камню от прокисшего пива? Среди карелов полетели смешки. Руско подмигнул им и негромко сказал: – Погодите-ка, сейчас я им кое-что скажу, и они сами уйдут. Парень вышел на отмель, ведущую к Летучему камню, и крикнул: – Эй, лопари! Что вы за гнилую дрянь принесли нашему батюшке-сейду? Руско окинул взглядом изумленных саами и напоказ зажал нос. – Воняет на весь лес, аж досюда донесло! Саами поначалу не ответили, ошалев от нежданной обиды. Квашеная рыба, которой они собирались попотчевать сейд, была любимейшим угощением и в карельских, и саамских землях. Соседи с Кукушкиного острова обычно ее ели и нахваливали. Да, попахивала она, прямо скажем, не очень, но зачем ее нюхать? Ее надо есть! – Сами-то что вы принесли нашему сейду? – выкрикнул кто-то из саамских парней. – Почему у ваших женщин в руках только полпирога? Вторую половину сами по дороге сгрызли? Среди карелок тут же поднялся возмущенный гомон. Пироги были не простые, а священные, полумесяцем. Их пекли в честь серпов, которым срезают ячмень. И какие-то лопари смеют насмехаться над ними?! – Что?! – с показным гневом воскликнул Руско. – Да как у вас язык повернулся? Будут они тут наши пироги ругать! Сперва пусть научатся рыбу готовить… – Сами учитесь! – неслось с другого берега. – Батюшке сейду ваши половинки пирогов даром не нужны! Перебранка быстро разгоралась. – Проваливайте и тухлятину свою заберите, пока Летучий камень не разгневался! – Сидят на нашей земле, да еще и приношения наши оскорбляют… От толпы разгневанных саами отделился один из мужчин, перебрался по камням через протоку и замахал рукой Руско, призывая того подойти поближе. Молодой карел узнал нойду – они вместе возвращались из Черного островняка после победы над Великим Хауги, – и его щеки вспыхнули. – Руско, ты что творишь? – тихо спросил нойда. – А что они? – воскликнул карел с вызовом. – Совсем обнаглели! – Руско, послушай… – О, кого я вижу, – раздался голос с карельского берега. – Где какая нечисть да смута, там и шатуна этого жди! Все притихли, глядя, как толпа карелов расступается, и на берег выходит Нежата. За ним следовали несколько воинов. При виде блеска кольчуг все невольно оробели. А Нежата, оглядевшись, громко спросил: – Что за крик? От крепости слышно! Чего не поделили? Тут все заговорили разом. – Лопари совсем страха лишились! – сквозь общий гомон восклицал Руско. – Мешают нам кормить сейд! Дары наши оскорбили! – Ах вот как, – протянул Нежата, устремляя пристальный взгляд на саамов. – А ну-ка пошли прочь! И миски ваши вонючие унесите! Саами плотно сдвинулись кучей, словно олени при виде волка, но и шага не сделали с берега. – Не слышали, что сказал? – зловеще спросил Нежата. – Сперва на соседей лаете, теперь против меня пошли? С новгородцем было всего полдюжины дружинников, но никто не сомневался, чья возьмёт, если кончится дракой. Нойда, видя, к чему дело идет, укоризненно произнес: – Нежата, ты казался мне человеком справедливым… – А ты, колдун, помалкивай! – огрызнулся тот. – Еще неизвестно, не был ли ты заедино с той щукой… Обычно бледному нойде кровь бросилась в щёки. – Надо было оставить тебя в островняке, – резко ответил он. – Ходил бы сейчас в мертвой дружине! Смотри, Нежата, боги все видят! Особенно неправду вождей… Он не договорил – Нежата шагнул к нему навстречу, стремительно выбросил руку… Звонкий хлопок оплеухи – и нойда вверх тормашками полетел в реку. Воинство Нежаты радостно захохотало. Карелы неуверенно подхватили смех. Нежата, разминая руку и ухмыляясь, заявил: – Богами он меня будет пугать! Вот я где видел и тебя, и ваше колдовство! Меня бережет кое-что посильнее вашей каменюки! Он хлопнул по груди, где блестело золоченое громовое колесо. Нойда с трудом приподнялся, опираясь о скользкий камень. В ушах у него звенело, глаза плавали… Нежата оглядел толпу саами, выхватил взглядом высокого седого Кумму. – Наказать бы вас за дерзость, да я сегодня добрый. Даю вам срок до завтра. Сворачивайте свои палатки и уходите с Узервы. Чтобы духу вашего не было! Кумма ничего не ответил, и кажется, едва ли услышал его, глядя куда-то сквозь Нежату ясными глазами. Впрочем, тот ответа и не ждал – развернувшись, направился с воинами в сторону крепости. Карелы еще недолгое время топтались на берегу с приношениями, поглядывая в сторону саами. Те, собравшись в кучу, спорили. Кто-то бранился, кто-то начал всхлипывать, но никто и шага не сделал, чтобы уйти. – Да ну их! Пошли отсюда, – сказал Руско. В целом он был доволен. Дело, порученное ему дядей, сделано. Ну а если саами вздумают упрямиться – им же хуже. Впрочем, радости молодой карел что-то не испытывал. Когда карелы ушли, Кумма подошел к нойде и помог ему выбраться с отмели на травянистый берег. – Зря новгородец тебя ударил, – сказал он. – Ох, зря! Сейд и прежде-то был злой, а теперь стал еще голоднее и злее… Нойда, уже успевший несколько прийти в себя после сокрушительной пощечины Нежаты, вдруг заметил, что все саами от мала до велика смотрят на Кумму, будто ожидая от него приказа или решения. А тот задумчиво глядит в ту сторону, где воздвигалась крепость. И взгляд у него… Будучи шаманом, нойда волей-неволей научился понимать мысли людей даже прежде, чем те сами облекали их в слова. Вот и теперь он по лицу Куммы совершенно ясно прочитал приговор Нежате. Причем вынесенный походя и без сомнений. Да кто же он? У нойды вдруг закружилась голова – впрочем, может и от удара. Он, кажется, начинал понимать… – Кумма, – тихо сказал он, – как сейд накажет Нежату? – Увидишь, – беспечно отозвался тот. – Пока не знаю. Но обещаю, будет весело. – Послушай, карелы сами его пригласили. Он приехал не разорять и грабить, а строить крепость… Нойда говорил – и видел, что все его доводы пролетают мимо цели. Он даже предположить не мог, какой из них повлияет на Кумму. Тому ведь в самом деле не было никакой разницы – что карелы, что саами. Хоть он и жил среди них. Кумма желал чего-то совсем другого… – Ты почему защищаешь новгородца? – неожиданно спросил седовласый. Нойда прикусил язык. – Какое тебе до него дело? – продолжал Кумма. – Он тебя унизил, ударил, в воду бросил… – Экая важность. Можно подумать, меня мало били, – хмыкнул нойда, сам мимоходом удивившись – а в самом деле, зачем он вступается за Нежату?