– Ну давай, хоть одну причину приведи, – подначивал Кумма. – Он брат моего друга… – Нет, не поэтому, – палец Куммы уперся в лицо собеседнику. – Он тебе по душе! – Мне?! – Я же вижу. А почему, не понимаю. Ведь этот воевода, Нежата, тебя невзлюбил. Причем, судя по всему, давно… – Кумма свел густые белесые брови. – А вот мне он не глянулся. Слишком доверчив. – Нежата? – удивленно повторил нойда, ожидавший чего угодно, но не этого. – Доверчив? – Угу. Он станет слушать всякого, кто ему польстит. Такие притягивают скверных советчиков. Нойде невольно вспомнились восторженные рассказы Нежаты про синеглазую колдунью. – У тебя нет ни одной причины заступаться за него, – заключил Кумма. – Ступай, сохни. Всё же нойда сделал ещё попытку. – Сам же сказал – он слушает других. Пока еще слушает! Он может измениться! Кумма, не отвечая и больше не обращая внимания, выбрался на высокое место, уселся на обломок валуна. Саами тут же окружили его, не сводя глаз. Они все что-то знали. Видели что-то, чего только он – шаман, ведун! – хоть лопни, не замечал. – Эй, люди! – громко спросил Кумма. – Что мне сделать со словенским воеводой? Саами будто ждали вопроса. Быстро пошептались, затем вперед вышел один из старейшин и сказал: – Пока не было словен, мы с карелами жили по разные стороны реки. Не друзья – но и не враги. Они нас не любят, хотят себе наши земли – что ж, пусть и дальше хотят. Но вот пришли словене, стали ворочать камни и рубить лес. Карелы вообразили себя сильными и нас решили прогнать. Прогони словен, Суур Кумма! Пусть они уйдут. Тогда и карелы от нас отстанут, и все станет как прежде… На лице Куммы вдруг появилась хитрая улыбочка. – Хорошо придумано! В смысле – это я сейчас придумал кое-что веселое. А вы – сворачивайте вежи и перенесите стойбище… Кумма, прищурившись, окинул взглядом окрестности. – … вон туда, на горку. Ночью будет шум – но вы не бойтесь. * * * Под утро темнота, окутавшая Кукушкин остров, наполнилась глухим рокотом. Вначале было похоже на очень далекий, едва слышный гром. Однако шло время, а шум постепенно нарастал. Он длился, становясь громче и страшнее. Проснувшиеся карелы, с опаской прислушиваясь к далекому грохоту, понемногу осознавали: эта беда мимо не пройдет. Хуже, она направляется прямо к ним! – Вода! Вода идет! По-летнему тихая Узерва бурлила, ее воды неслись много быстрее, чем обычно, много быстрее обычного, волоча вырванные кусты и деревья. Расщепленные, поломанные стволы выскакивали из пены и вновь пропадали, словно воздетые руки тонущих. Вода прибывала с каждым мгновением, заливая берега. Яростный поток бурлил, снося мостки, унося лодки, баньки, заборы, грохотал камнями. Люди выскакивали в исподнем, бежали на высокие места, бросая дома и добро: ноги бы унести! Мутный вал пронесся через Кукушкин остров, разорив и испакостив все, до чего дотянулся. Когда над лесом забрезжил сероватый рассвет, Узерва понемногу вернулась в берега. Пасмурное утро явило карелам безрадостное зрелище. Низкие берега были закиданы грязью, плавником, измочаленными деревьями; все, что не приколочено – унесено неизвестно куда. До изб паводок не добрался, подтопило только стоявшие на дальнем мысу. А потом из-за рощи прибежали мальчишки и принесли новость. Летучий камень исчез! Узкое, порожистое место, где в воздухе над скалой парил колдовской валун, поток распахал особенно свирепо. Неудивительно, что огромный сейд сбросило с неустойчивого основания. Удивительно другое – куда он подевался?! Кинулись вниз по течению, искать святыню. А когда нашли – вместо того, чтобы обрадоваться, испугались еще сильнее. Сейд неведомой силой вознесся на отвесную скалу на саамской стороне и теперь волшебным образом утвердился на круче, где и кошка не удержалась бы. Сосна на вершине уцелела и теперь лихо торчала в сторону, словно перо на шапке. – Это все лопари! Колдуны проклятые! – крикнул кто-то. – Украли наш сейд… Крик никто не поддержал. Карелы в священном ужасе глядели на чудо, совершенное Летучим камнем. Всякому было ясно, что лопарям, соберись они хоть всем племенем, камень на такую кручу не то, что не затащить, а и с места не сдвинуть. – Батюшка-сейд, на кого ж ты нас покинул?! – всхлипнула старушка в толпе. Женщины дружно подхватили ее плач, с робостью и надеждой глядя на сейд. Может, смилостивится, слезет с кручи? Но сейд был неумолим. Даже сосной не шевельнул. – Наказал нас Летучий камень, – шептались в толпе. – Отвернулся, к лопарям ушел… Все из-за того, что словенский воевода того шамана побил… Строящейся крепости ночной потоп совершенно не коснулся, – она стояла на высоком скалистом берегу. Вот лодью унес и выкинул много ниже по течению. Теперь ее предстояло чинить. Одно это могло взбесить Нежату, а тут еще новая напасть – работать на стройку из деревни никто не явился. – Эка важность – вода пришла! – бранился он с Кевитом, который единственный прибежал успокаивать воеводу. – Как пришла, так и ушла! Никто ж не пострадал! И кстати, где эта ваша красная девка? Березка-плотвичка? Я ее вчера ждал. Кевит замялся. – Прости, могучий воевода! Тут незадача вышла… – Что еще? – помрачнел и так раздраженный Нежата. – Наша Ютси-Лебедушка – первая красавица в карельских землях. Не лопарка какая – в шкуру влезла и побежала по первому свисту в соседнюю вежу… Ее весь вечер собирали, наряжали, украшали, приданое готовили… Все уж было готово – да тут потоп… – А что потоп? Кевит отвел глаза. – Не гневайся, воевода. Старейшины порешили отдать ее сейду. Наш батюшка-камень, известно, красивых девок страсть любит… Может, оставит гнев… Нежата побагровел. – Мою девицу?! – А мы тебе другую найдем, не хуже! Богам пристало отдавать лучшее, сам же знаешь! Не то обидеться могут… Надо сейд умилостивить, пока чего похуже не… – Пошел прочь! – Нежата в бешенстве отпихнул карела и вылетел со двора крепости, скликая своих людей. * * * Около полудня толпа карелов, распевая священные руны, славящие речные божества, вышла на берег и остановилась против скалы, на которой угнездился Летучий камень. Там были и жены с уже немного зачерствевшими жертвенными пирогами, и мужчины, которым полагалось бы уже уйти на лов, – да какая сегодня работа! – и все старейшины, кроме Кевита. – Прости нас, дураков, батюшка-сейд! – надтреснутым голосом воззвал самый почтенный из них. – Отпусти обиды, дозволь примириться с тобой! Ведь мы тебя всегда кормили, не скупились! От души самым свежим пивом поливали! Прими дары, батюшка-сейд, сделай милость, а мы уж тебя никогда не обидим! Спустись с горки, к своим людям вернись! – И лопарей трогать не станем, – громко выкрикнул другой старейшина. – Пусть себе сидят на той стороне Узервы, если они тебе так по нраву… Над толпой пролетело дружное «ах!» – камень чуть шевельнулся. – Ступай, Лебедушка, – зашептались в толпе. – Ступай скорее! Женщины расступились, пропуская красавицу Ютси. Девица, низко опустив голову, медленно и плавно вышла на берег, держа в руках расписной жбан с пивом. Ютси, в праздничном наряде и расшитой ушастой шапочке, была густо увешана серебром и жемчугом. Толстая русая коса лежала на груди, кувшин в руках не дрожал. – Глядите, глядите! Камень шевелится! И вправду: стоило красавице с пивом приблизиться к кромке воды, как великий сейд покачнулся, накренился и начал медленно сползать с крутого склона. – Иди, иди к нему, Ютси! Девица ровным шагом вошла в реку. Когда вода уже достигла ее колен, раздался повелительный крик: – А ну стоять! Ютси остановилась и растерянно оглянулась. Сейд тоже завис на самом краю склона, нарушая все законы, произнесённые Богами при создании мира. Послышался громкий плеск. К Ютси вброд подошел Нежата, выхватил жбан, отшвырнул в сторону. – Она обещана мне! – объявил он, недобрым взглядом окинув ошеломленных старейшин. – Так-то вы слово держите, карелы? Захотел – дал, захотел – отнял? Смотрите, если Новый город так же поступит, мало вам не покажется! Он повернулся в сторону сейда и рявкнул: – А ты, камень, переможешься! Другую девку ищи, эта – моя! Подхватил Ютси на руки, вынес из воды и направился прочь. Потрясенное молчание сменилось недовольным ропотом. Старейшины устремились за Нежатой, преградили ему путь… И кто знает, чем бы кончилось дело, и если бы с реки вновь не донесся тяжкий скрежет. Все взоры обратились на великий сейд. А он, словно огромное, неуклюжее живое существо, сполз с края склона и с чудовищным плеском рухнул в реку. На берег ринулась волна…