– Ну, здесь-то давно, а в стойбище – с начала того лета… Нойда нахмурился. Прошлой весной здесь появился Великий Хауги. А в стойбище, значит, в то же самое время поселился этот Кумма… Нет, надо будет как можно скорее поговорить с шаманкой Ауной! Если она, конечно, хоть что-нибудь сумеет поведать ему. Ради беседы с ней нойда проделал долгий путь, и теперь опасался, как бы этот путь не оказался напрасным… Солнце давно зашло, но все еще было светло. С реки налетели комары. Из стойбища доносилось протяжное заунывное пение. Оно грело нойде душу, напоминая песни давно потерянной родни… Кумма распахнул полог большой, добротной вежи. Войдя внутрь, нойда быстро огляделся. Ну конечно! Вопреки жалобам Куммы на запустение, внутри было красиво, уютно, богато. Множество заботливых рук обустроили это жилье, застелили пол и лежанку выделанными шкурами, разукрасили одеяла и одежду кожаными нашивками и стеклянными бусами. У стен рядами стояли короба, корзины, горшочки… «И ни словом не обмолвился, что он шаман», – подумал нойда, кланяясь очагу и усаживаясь на гостевой стороне. Седой хозяин склонился над очагом, высек искры, быстро раздул огонь. – Угощайся, – он оглядел запасы и передал нойде берестяную корзинку. – Вот, утром принесли. Ну-ка, что тут у нас… В корзинке лежали ржаные пироги с рыбой. «Карельские», – отметил нойда. Саами муку не жаловали, если и выменивали немного у соседей, то больше чтобы добавлять в рыбную похлебку в придачу к молоку и ягодам. – Ты чего по стенам зыркаешь? – осклабился Кумма. – Ищешь, где у меня бубен? – Признаюсь, удивлен, что его нет… – Не-не, я в другие миры не летаю. Я люблю этот, – Кумма широко развел руки: – Тут я родился по воле богов, тут и жизнь моя проходит. Я не их тех, кто вечно с судьбой спорит, вроде тебя… – А я спорю? – ошарашенно спросил нойда. – А сам как думаешь? Нойда отвел взгляд, подавляя невесть откуда взявшуюся досаду – и кажется, что-то вроде страха. Промелькнула странная мысль – уж лучше бы этот Кумма оказался шаманом… – У тебя ведь тоже бубен не твой, – чужой, – продолжал беседу хозяин вежи. – Как же так? Не боишься? – Не боюсь, – ответил нойда, только потом подумав: «а он откуда узнал?!» – Так уж вышло. Но от старого остался только обод. Шкура новая, сам натягивал… Кумма пристально уставился на гостя. Глаза у него тоже были необычные – блестящие, серые, с красноватыми прожилками. – Кто ж тебе прежнюю попортил? Кто был такой смелый – а вернее, безумный? – Почему «был»? – Так он уже поплатился, верно? – Поплатился, – помедлив, ответил нойда. – Но его боги наказали, не я. – Вот это правильно, – одобрительно кивнул Кумма. Встал, потянулся вроде бы за пирогом, но прежде чем нойда успел догадаться, что затевает хозяин – цапнул сумку с бубном, достал его и принялся вертеть в руках. – Кто у нас тут, а ну-ка поглядим… Первым движением нойды было вскочить и отобрать «небесную лодку». Никто не смел прикасаться к чужому бубну. Разгневаются сайво, покарают наглеца! Но гнев духов Кумму явно не беспокоил. Нойда с изумлением глядел, как тот прикладывает бубен к уху, что-то нашептывает… – Луот-оленёнок? Этот давно уже твой. Береги этого сайво, он за тебя жизнь отдаст… Ты с ним связан детским именем, да? Нойда стиснул кулаки. А Кумма, как ни в чем не бывало, поднял голову и поглядел гостю куда-то за плечо. – Сайво-ворон… Уже не первый. Что-то слишком часто у тебя разведчики пропадают… Опасно ходишь, парень! – Ты говори, говори, – сквозь зубы выдавил нойда. Он зажмурился, пытаясь внутренним взором разглядеть, кто перед ним. Но ничего не увидел, и это особенно пугало: будто был зрячий, и внезапно ослеп; будто перед ним глухая каменная скала, на которой нарисованы глаза и беспечная улыбка. Одно ясно: Кумма – чародей, сильный, куда сильнее его самого… Ледяные мурашки побежали по спине. Зачем Кумма пригласил его к себе? Кумма тем временем все слушал бубен. – А тут кто-то злобненький… Ниаль-песец? Этого ты сам призвал, причем недавно… Готовишься к битве или уже с кем-то сражался? Кумма повернул бубен обратной стороной и пропустил сквозь пальцы яркую тесемку, привязанную к рукояти. – Ага, наградил друга за помощь. Вижу, бой был тяжелым… – Да как же ты все это видишь?! – не выдержал нойда. Ответа он не ждал, но Кумма добродушно ответил: – Я и сам не знаю. Моей заслуги тут нет. Я таким родился. Иногда людям немного помогаю – тем, кто мне нравится. Ты вот нравишься… Он передал бубен нойде. – А это все мне не нужно… – Ты бы мог стать великим шаманом! – Не хочу. Зачем? – Кумма вернулся на свое место и удобно разлегся на шкурах, опираясь на локоть. – Чтобы потом, как ты, шататься по чужим землям, таща на себе проклятие родни и неизбывную вину? Больше всего на свете я люблю мир и покой… и пиво. И ещё пироги. И девушек! Нойда косо поглядел на него. Кумма захихикал – уж в чем, а в наблюдательности ему было отказать нельзя. – А тебя красотки-девицы, что ль, не радуют? Ты же ведун, к тебе безудержно липнуть должны! Эх, даже немного завидно… Нойда пожал плечами и перевел разговор в другое русло. – Твои сородичи позвали меня на помощь. Сказали, беда с великим сейдом. Хотя, честно сказать, теперь не пойму, зачем им еще и я, если здесь ты… – А что сейд? – равнодушно отозвался Кумма. – Это карелы виноваты со своей крепостью. Стучат топорами с утра до ночи, камни ворочают, тяжкими словами бранятся – не дают покоя здешнему хозяину. Вот он и осерчал… А когда великий сейд сердится – может случиться все, что угодно… * * * Шаманку Ауну нойда подстерёг у реки. Было уже совсем темно, однако нойду такие мелочи не смущали. Он следил за девушкой издалека, укрывшись за стоячим валуном, а когда она проходила мимо, выбросил руку и притянул к себе, без жалости схватив за горло и ударив головой о камень. Ауна успела лишь вскрикнуть, ее взгляд на миг стал бессмысленным, а в следующий миг нойда уже поймал его – словно рыбу острогой пронзил. – Иди сюда, злыдня, – прошипел он. После беседы с Кумой нойду трясло от подавленной ярости. Давно он уже не чувствовал себя таким беспомощным и униженным. Кумма вломился к нему в память, словно к себе домой, и все там перетряхнул. Что самое противное – даже не для дела, а просто из праздного любопытства. Нойда не собирался больше такое терпеть. Ярость требовала выхода. – А вот и я, Убийца Бабушки! Тебе знакомо это имя, верно? Сегодня ты прикидывалась, что не слышала его раньше – но ведь знаешь, о какой бабушке идет речь? Имя «Черная Акка» тебе ничего не говорит? А про Неспящую слышала?! – Пусти! – пискнула шаманка. – Ты одержимый! Я не знаю, о ком ты! Наглая ложь Ауны только подстегнула нойду. – На твоих руках кровь десятков людей! Ты вступила в сговор с северной ведьмой, перерожденной нечистью, и досыта накормила ее чужими жизнями. На тебя указал Арнгрим, которого ты заманила на погибель вместе со всем отрядом! То же пыталась проделать и с новгородцами, но не вышло… – Я не виновата! Я не знаю никакую Неспящую! Не мучай меня! – закричала Айна, пытаясь отбиваться. Пальцы девушки вцепились в его руки, отрывая их от горла, но нойда только сильнее сжал его. В этот миг ему казалось – он может одной рукой поднять Ауну над землей и так держать, пока она не задохнется. Конечно, поступать так он не собирался. Ему нужна была не смерть сообщницы синеглазой ведьмы, а ее память. А еще нойда хотел испытать себя – не ослеп ли? Не утратил ли силу? Способен ли хоть на что-то? Кумма не позволил даже и краешком заглянуть в свои тайны. Но эта девушка была далеко не Кумма. Нойда сломал ее волю мгновенно, будто перепелиное яйцо – едва сжал пальцы, оно и треснуло. В единый миг нойда увидел все, что искал – и его жгучий гнев сразу же испарился. – Да ты и в самом деле ничего не знаешь, – изумленно выдохнул он, отпуская ее. У шаманки подогнулись ноги. Опираясь спиной на камень, она сползла на землю, уткнулась лицом в ладони и заплакала. Нойда глядел на нее, переводя дух. Похоже, он понял, что здесь случилось прошлым летом. Ауна, может, и была умелой лекаркой – но не выстояла против более сильной противницы. То ли синеглазая нежить как-то обманула ее, то ли просто сломала в духовном бою. А потом – подселилась, использовала и ушла, оставив выжранную оболочку… – Она оставляет за собой одни тени, – пробормотал он, вспомнив Вархо. Девушка подняла лицо, глядя на него сквозь слезы. – Ауна, тебя выпили и выжгли память, – печально произнес нойда. – Лучше бы тебе больше не быть шаманкой, если тебя некому защитить… – Почему же некому, – раздался из темноты ворчливый голос Куммы. – Ты зачем обидел крошку Ауну? Это тебе не бабушка, или кого ты там укокошил на Змеевом море… Кумма подошел, склонился над маленькой шаманкой, протянул к ней руки. Поднявшись, она с плачем спрятала лицо у него на груди. – Я не хотел ее обидеть, – тихо сказал нойда. – Хотел, еще как хотел – да не ее, – хмыкнул Кумма. – Ладно, я не сержусь. Но какой же ты все-таки подслеповатый, а еще чародей, даже смешно… – Это ведь ты прогнал отсюда Великого Хауги? – спросил нойда. Это было утверждение, а не вопрос. Кумма даже отвечать не стал – и так все было ясно.