Когда Итан не сразу ответил, Фрэнки покачал головой в своей жестокой хватке, кровь из разбитого носа текла по столу. — Да, — наконец прохрипел Итан. — Ладно, ладно, черт! Остынь. — Остыть? — спросил Фрэнки, а затем посмотрел на меня, будто он был оскорблен. — По-твоему, Лена, я не выгляжу спокойным? — Как огурчик, — согласилась я, потому что что еще я могла сказать? Какая-то тайная часть меня глубоко внутри взволновалась при виде хнычущего придурка Итана, истекающего кровью в руках Фрэнки. Он был мудаком не только по отношению ко мне, но и к каждому сотруднику в офисе, который, по его мнению, был ниже его по статусу, а это большинство из них. Честно говоря, если Фрэнки не сделал бы этого, то, вероятно, это был лишь вопрос времени, когда это сделает кто-то другой. Хотя мне не нравилось положение, в которое я попала, снова поставив под угрозу свою работу, я также должна была признать, что Итан вряд ли пойдет плакаться об этом нашему начальству. Его огромное эго будет слишком уязвлено, чтобы признать случившееся. Я не сомневалась, что уже завтра он расскажет эпическую историю о том, как его избили в метро или как, он пытался украсть девушку у какого-то парня в баре. Мне было все равно. Мне хватало знать, что Фрэнки заботится обо мне настолько, чтобы заступиться за меня. Было приятно слышать, что он считает, что Данте поступил бы так же. Когда Фрэнки опустил лицо Итана и направился ко мне, доставая носовой платок, который он держал во внутреннем кармане своего пиджака, я удивилась тому, что улыбнулась ему. — Это было более чем потрясающе, — прошептала я, когда он встретился со мной и продолжил идти вперед по коридору в ногу. — Не скажу, что я полностью одобряю твои методы, но спасибо. — Ну, — сказал он, безразлично пожав плечами, как будто это ничего не значит. — Ты напоминаешь мне мою жену. Ничего не поделаешь. — Какая она? — спросила я, когда мы спустились на лифте на уровень улицы. Он бросил на меня косой взгляд. — Она настоящая сука. Я смеялась всю дорогу вниз. В квартире было темно, когда я вышла из лифта после того, как Фрэнки высадил меня по дороге домой к жене и детям. В груди вспыхнуло разочарование, когда я не увидела Данте в гостиной или на кухне, где он обычно бывал поздно вечером. Во мне бурлила неугомонная энергия, которую я хотела удовлетворить с помощью наших шуточек, ощущая легкие прикосновения этих смертоносных рук к моему телу. По правде говоря, я хотела поиграть, если не телом, то разумом, зная, как опасно было бы преодолеть последнее препятствие и лечь в постель с моим клиентом. С доном мафии. Я готовилась ко сну, чувствуя себя странно подавленной, когда умывала лицо и применяла семиступенчатый уход за кожей, когда массировала лосьоном свое тело и обязательно читала новости тридцать минут перед сном. Меня не удивило, что я не могла уснуть. Не с Данте, который засел в моем сознании, как заноза. С тяжелым вздохом я сбросила маску с глаз, бросила беруши на тумбочку и выскользнула из постели. Решив, что ночная рюмка единственное решение от бессонницы, я двинулась по темным коридорам к черной лестнице и спустилась на кухню. Лишь слабый свет с улицы, проникающий через окна от пола до потолка, освещал мне путь в черно-серо-белом пространстве, но я справилась. Я открывала холодильник, когда заметила слабый отблеск света в коридоре. Мое сердце заколотилось от волнения, накопившегося в груди, и прежде, чем я успела обдумать свой порыв, я двинулась по коридору навстречу свету. Он исходил из кабинета в конце коридора. Дверь была едва приоткрыта, но через щель в дереве я могла услышать все, что мне было нужно. Слабый, рычащий стон. Мое тело раскалилось добела, а затем стало ледяным, когда я поняла, что может происходить за этой дверью. Данте трахал кого-то там? Агония пронеслась сквозь меня, как торнадо, разрывая фундамент уверенности, который, как я обнаружила, невольно построила вокруг своих отношений с капо. Я моргнула, не веря, что он может быть с другой женщиной, когда казалось, что он так чудесно хочет видеть меня в своей постели. Очевидно, я забыла о себе. Я не была сиреной, как моя младшая сестра Жизель, способной очаровывать мужчин своей песней, заманивать их в свои глубины, даже если это означало гибель на скале. Я не была сенсационной красавицей, как Козима, настолько сияющей внутри и снаружи, что даже слепой захотел бы ее. Я была с двумя мужчинами, которые оба нашли во мне разочарование, даже если, в конце концов, они были разочарованием и для меня. Почему такой мужчина, как Данте Сальваторе, с его грубым, осязаемым магнетизмом и почти животной энергией, захочет спать со мной? Я даже не могла кончить. Стыд прокладывал путь через каждый сантиметр моего тела, пока мне не пришлось сдержать себя или упасть на слабые колени. Я зацепилась за раму, но плечо задело дверь, открыв ее еще немного. Достаточно, чтобы увидеть более четкие тени внутри. У меня перехватило дыхание, циклон внутри меня рассыпался, как глаз бури. Потому что Данте был внутри, он лежал совершенно голый в глубоком замшевом кресле перед книжными полками в углу кабинета, в стакане на столике запотевали остатки виски, а рядом стояла банка со смазкой, крышка которой все еще была открыта. Но он был совершенно один. И эти сильные руки, испещренные венами, о которых я слишком часто фантазировала, были обернуты вокруг его члена неприличной длины. Он дрочил. Я была потрясена его видом. Его большое тело раскинулось на кресле, мускулистые бедра широко раскинулись, чтобы вместить его руки, одна из которых сильно и медленно тянулась к его стволу. Его голова была запрокинута на спинку, шея скована напряжением, а красный от вина рот расслаблен от удовольствия. Вся эта золотисто-оливковая кожа блестела, как смазанная бронза, в слабом свете единственной лампы, освещавшей сцену. Волосы, покрывавшие его широкую, четко очерченную грудь и густую линию под пупком до подстриженного паха, были до смешного мужественными, подчеркивая его суровую мужественность, а также создавая восхитительный контраст его прекрасным резным формам. Он был просто и необычайно изыскан. Я не смогла бы оторвать от него глаз, даже если бы попыталась. Когда он зашипел, глядя вниз, когда снова провел большими пальцами по своему стволу, и на головке его члена, как жемчужина, собралась бусинка спермы, я не смогла проглотить свой вздох. В следующее мгновение его глаза метнулись к двери, его тело вздрогнуло, руки упали с паха. Я хотела отступить, по крайней мере, посмотреть ему в глаза. Но его новая поза выставила его эрекцию на всеобщее обозрение, и мой взгляд неумолимо тянулся туда. Madonna Santa [84], он был идеально сложен, его член представлял собой толстую, длинную мышцу, покрытую у основания сумрачной золотистой кожей, а головка была набухшей и насыщенно-фиолетовой, как итальянская слива. Он вздрогнул, извергая сперму, когда я рассматривала его. Мой рот наполнился слюной. Ошеломленная, растерянная, ужасно возбужденная, я снова подняла глаза на Данте. Я не знала, что найду, как он отреагирует, но почему-то осознание того, что горело в этих угольно-темных глазах, не было тем, чего я ожидала. Медленно, со знанием дела, он откинулся в кресле и снова широко раздвинул покрытые легким пушком бедра. Я сглотнула, застыв под его взглядом, как олень перед волком. Когда он снова обхватил ладонью свой набухший ствол, мы оба застонали: я легким звуком, а он гулким рыком. Мой взгляд двигался по его длине в такт его крепкой хватке, наблюдая, как он сжимает плоть крепко, почти с силой, каждый раз, когда проходит над головкой. Все эти напряженные мышцы сжимались и дергались, когда наслаждение проникало в него, когда оно вырывалось с шипением сквозь стиснутые зубы. Он работал быстрее, невероятно сильно, вбивая в свой кулак длинные, жестокие удары. Отдаленно я осознавала собственное возбуждение, мокрая влага просачивалась на подкладку шелковых шорт, ползла по внутренней стороне правого бедра. Но в тот момент, в этом вибрирующем, мягко освещенном желтым светом пространстве, между нами, ничто не имело значения, кроме удовольствия Данте. Невозможно было не задаться вопросом, каков будет этот огромный член в моей маленькой руке с тонкими пальцами. Какова на вкус жидкость, непрерывно вытекающая из его головки, соленая, мускусная или сладкая. Смогу ли я заставить его дрожать и стонать так, как он смотрел, как я наблюдаю за тем, как он трахает себя. Если бы я могла поместить хотя бы половину этого широкого ствола в свой довольно нетренированный рот. Такие грязные, сальные мысли, о которых я никогда не позволяла себе думать, и все они были вызваны видом этого большого, красивого зверя-мужчины, бьющего своим членом в такт моим задыхающимся вдохам. Я не думала, что что-то могло оторвать меня от этого момента, от начавшегося сексуального пробуждения в нутре, когда я получала больше удовольствия от простого наблюдения за мужчиной, чем когда-либо от сна с ним. Ни кто-то, кто вмешается в мой вуайеризм [85], ни звонок моего телефона, сигнал пожарной сигнализации. Я была прикована к месту из-за темных черных взглядов Данте, пронизывающих чрево моих желаний, и вида его секса, покрытого маслом, бьющим сквозь его тяжелый кулак. Когда его дыхание стало резким, грудь вздымалась, как подушки, а спина слегка выгнулась, будто все в нем сжалось вокруг его набухающего члена, я действительно затаила дыхание, ожидая неизбежной кульминации, которая потрясет нас обоих. Я резко вдохнула сквозь зубы, когда его шея напряглась, темп стал неустойчивым, и он воскликнул: — Елена! За секунду до оргазма. Его член дернулся в последний раз в этом крепком захвате, сперма потекла по его кубикам пресса, скользнула по впадинам между ними, поднялась на грудь и брызнула на серебряный крест, спрятанный в волосах. Он кончал почти бесконечно, так много спермы было на его груди, животе и бедрах, даже капало с его пальцев, когда он ослабил хватку на своем размягчающемся органе. Вид всего семени был глубоко эротичным, буквально аппетитным. Я не могла поверить своей собственной реакции на это, впервые в жизни подумав, что могу понять фетишизм, если таковой существует.