И впервые в жизни я подумала, что, возможно, встретила своего достойного соперника. Глава 17 Елена В течение следующей недели моя жизнь вошла в странное рутинное русло. Каждое утро я просыпалась рано, чтобы посетить тренажерный зал Данте, оборудованный по последнему слову техники. Иногда я бегала на беговой дорожке, как в своем собственном спортзале: читала Нью-Йорк Таймс во время разминки, а затем делала интервальные упражнения в течение сорока пяти минут. Большую часть времени я занималась с Данте и некоторыми членами его команды. Как я уже сказала, это было странно. Все они были преступниками, грубыми умниками, которые свободно сквернословили, отвергали все, за что я выступала, и зарабатывали деньги нечестным путем. Они не должны были мне нравиться. Но я обнаружила, что они мне нравятся. Они были веселы и свободны так, как я никогда не видела, чтобы люди вели себя раньше. Они шутили друг с другом так же легко, как наносили жестокие удары, сражаясь на матах. Между ними не было соперничества, как между всеми юристами и мной в фирме, той грани зависти и настороженности, которая разрушает общение. Они были братьями по преступлению, связанными битвами в переулках и на углах улиц, в подсобках и бальных залах. Они были так же искусны, я узнала, что Чен действительно имеет степень магистра математики, а Фрэнки был главным операционным директором принадлежащей Сальваторе компании Terra Energy Solutions, известной энергетической и газовой компании — как и безжалостны. Они представляли собой клубок контрастов, от которых мне хотелось сесть, скрестив ноги на пол и потянуть их в стороны, пока я не возьму в руки каждую отдельную нить. Я была любопытна по натуре, по профессии — разгадыватель головоломок, но в них было что-то первобытное, что взывало ко мне, как волчий вой товарища в ночи. Я чувствовала себя тронутой ими, тронутой тем, что они приняли меня, хотя в обычной ситуации я бы осудила их, посчитав недостойными, не дав им ни единого шанса. Мне было стыдно признавать это, но в то же время меня восхищало, что они были выше этого. Иногда я замечала, что Данте наблюдает за мной, когда я спарринговала с Марко, который был достаточно низкого роста, чтобы мы были более равны, или когда я разговаривала с Ченом о недавнем экономическом кризисе в центре города. Он наблюдал за мной с таким выражением в глазах, которое я не могла понять, но оно было похоже на гордость. Я не разговаривала с ним, стараясь не проводить с ним наедине, будто это было необходимо для моей безопасности, и в каком-то смысле так оно и было. Но я могла признаться себе, что тоже наблюдала за ним, и то, что я обнаружила, продолжало меня восхищать. Они явно уважали Данте, подчиняясь ему множеством различных маленьких способов, которые я фиксировала с большим интересом, чем следовало бы. Иногда они подражали его движениям, меняли свое положение в комнате в зависимости от него, как планеты вокруг единственного солнца, и выполняли его приказы, не моргнув глазом. Они часто дразнили его, дрались с ним в спаррингах и казались расслабленными в его компании, но настороженная внимательность солдат говорила об их готовности выполнять не только его приказы, интенсивность говорила об их готовности броситься под пули ради него. Наблюдать за их динамикой было захватывающе интересно. Не просто наблюдать, как свидетель, как муха на стене, которой я была большую часть своей жизни, а участвовать в ней. Они включили меня в свою утреннюю рутину, как сахар в яичный белок, размешивая нас вместе, пока через восемь дней я не почувствовала себя полноправным членом их пятичасовой тренировки. После этого я совершала омовение, брала банан из миски на кухне, и Адриано отвозил меня на работу, где я в основном занималась другими делами, пока мы ждали, когда будет назначена дата суда над Данте. Пока мы не знали, у нас не было доступа к списку свидетелей, и поэтому было трудно понять, как защищать Данте от того, кого они найдут вместо Мейсона Мэтлока. Единственным доказательством того, что Данте занимался рэкетом и незаконными азартными играми, был букмекер низкого уровня в Нью-Джерси, которого арестовали восемь месяцев назад и который подставил Данте ради уменьшения срока наказания, а также прослушка, по которой Данте разговаривал с известным игроком в спортивные игры в Бронксе о ставках на Мировую серию 2018 года несколько лет назад. Это было немного, и это было бы ничто, если бы мы смогли снять обвинения в убийстве. Я работала все выходные, чтобы не проводить время в квартире с Данте, хотя он часто был так же занят, как и я, работал в своем кабинете глубокой ночью, постоянно разговаривая по телефону или развлекая множество мужчин и некоторых женщин, у которых у всех был этот фирменный властный взгляд черной мафии. В четверг и пятницу я взяла отгул, а на следующей неделе три дня работала удаленно в связи с операцией, поэтому говорила себе, что имеет смысл работать дольше обычного, оставаясь в офисе до десяти часов вечера, когда Адриано приедет, чтобы отвезти меня обратно в квартиру. Дело не в том, что я избегала его или чувств, которые он, казалось, пробуждал к жизни под моей замерзшей кожей. Я просто была занята работой, как всегда. В среду вечером, накануне операции, я задержалась в офисе допоздна, и маленькие серебряные часы на моем столе светились цифрами 23:17. Семнадцать было несчастливым числом для итальянцев, означающим смерть, и даже после многих лет борьбы со своей культурной историей я вздрогнула, увидев это число на экране, инстинктивно потянувшись к крестику, который когда-то носила на шее. Это был самый подходящий повод, чтобы закончить вечер. Я закончила расследование дела о наезде на пешехода для клиента, который утверждал, что на углу, где произошла авария, не было знака «Стоп». К счастью, частный детектив компании, Рикардо Ставос, нашел вандалов в Бруклин-Хайтс, которые украли его, а это означало, что когда через две недели мы наконец обратимся в суд, у нас будут все шансы избежать крупного штрафа и лишения прав, учитывая, что пострадавший отделался лишь переломом ключицы. Я злорадно рассмеялась, вставая с неудобного кресла, чтобы размять затекшие от многочасового сидения за столом мышцы. В детстве я мечтала стать адвокатом, представляя себя супергероем в костюме от Прада, а когда впервые переехала в Америку, меня захватила идея гламура и престижа в качестве одного из лучших адвокатов города. Правда оказалась не столь ослепительной. Очень немногие юристы попадали в газеты за свою работу или выигрывали дела, которые серьезно меняли динамику общества. Большинство людей занимались этим ради власти, денег или родственных связей. Мы все работали бесконечное количество часов, ели за рабочим столом и отказывались от обычных социальных условностей, таких как свидания и воскресные прогулки в Центральном Парке, ради работы, работы и еще раз работы. Это бесконечный труд. И в каком-то смысле это идеально имитировало мою жизнь. С десяти лет я была прижата к земле и понимала, что если я хочу выбраться из вонючей ямы нашей нищеты в Неаполе, мне придется оттачивать свой ум, превращая его в самое мощное оружие, единственное в моем арсенале. Неудивительно, что я всегда была уставшей. Казалось, что мне просто необходима ночь хорошего, глубокого сна, но даже проснувшись, я чувствовала себя измотанной. Это было не просто физическое или умственное истощение. Главной причиной этого была эмоциональная усталость, все мои надежды и оптимизм находились на исходе из-за продолжающихся ударов враждебных волн о берега моего сердца. Все, чего я хотела, это вернуться в квартиру Данте, забраться в огромную, декадентскую кровать и погрузиться в шелковистые простыни с бокалом вина и последним изданием «Экономист» [79] . Не совсем захватывающе, но после такого дня, как у меня, недели, года, это все, чего я хотела. Мои потребности были маленькими и простыми, потому что я никогда не позволяла им раздуваться из-за мечтаний. — Работаешь по ночам? — спросил Итан, входя в кабинет в красивом синем костюме, его голос был слегка невнятным от выпивки. — Почему я знал, что найду неуязвимую Елену Ломбарди по-прежнему за своим столом? Я проигнорировала его, собирая вещи. По моему опыту, мужчины вроде него хотели любого внимания, поэтому, если вы лишали его этого внимания, он оставлял вас в покое. Выпивка сделала его смелее. Он прошел вперед, ударился бедром о край стола и зашипел, прежде чем сказать: — Тебе стоит немного расслабиться. Не похоже, что ты следующая в очереди на должность партнера. Я тяжело вздохнула. — Может, если бы ты меньше времени проводил за выпивкой со своими приятелями и больше времени на работе, у тебя тоже был бы шанс когда-нибудь стать партнером. — У меня больше, чем шанс, — возразил он, его раскрасневшееся лицо нахмурилось. — Мой отец Гораций Топп. Я просто выбиваю себе место в этой яме, вместе со всеми вами. — Со всеми, кто на самом деле работает для достижения успеха, — высокомерно возразила я, окинув его широким взглядом, пока проходила вокруг него к двери. Я была усталой и человеком, а он раздражал. Я могла сопротивляться его идиотизму только до поры до времени. Он сделал выпад вперед, удивительно быстрый для его пьяного состояния, и схватил меня за запястье. — Ты настоящая сука, знаешь это? Ты должна быть милой со мной. Я мог бы оказать тебе пару услуг, если бы у меня была соответствующая мотивация. — Если быть сукой означает быть достаточно умной, чтобы знать правду, и достаточно смелой, чтобы говорить ее, я буду считать это комплиментом, — спокойно сказала я ему, отцепив его пальцы от шелка моей рубашки и нахмурившись на маслянистый отпечаток его хватки. — И однажды, Итан, не сомневаюсь, что тебе понадобится моя услуга, так почему бы тебе не отправиться домой в роскошную отцовскую квартиру и не увидеть несколько сладких снов, пока ты еще можешь. Я отвернулась от его раскрытого рта и яростного румянца, хотя он заикался позади и выкрикивал какие-то ругательства, будто они могли на меня подействовать. Когда твоя собственная семья считает тебя сукой, трудно нанести такую же рану чужим ножом. Меня потрясло, когда я увидела Фрэнки прямо за стеклянными дверями в кабинет, его рот был перекошен от ярости, он смотрел через мое плечо на идиота, который, без сомнения, все еще смотрел мне вслед. — Он доставлял тебе неприятности, — сказал он, тон его был ровным от ярости. Меня это на мгновение удивило. Почему Фрэнки должно волновать, что один из помощников оскорбляет меня? Это происходило буквально каждый день, и в моей жизни были гораздо, гораздо худшие столкновения. Это просто вспышка, пустяк. — Это неважно, — заверила я. — Я привыкла к его глупостям. Франческо Амато, правая рука Данте, остроумный, быстро соображающий хакер, посмотрел на меня взглядом, который слишком сильно напомнил мне влажные черные глаза мафиози из прошлого. На одну мимолетную секунду мне стало страшно. — Ты не должна иметь дело с подобной ерундой, — твердо сказал он. — Одно перетекает в другое, и не успеешь оглянуться, как у тебя за спиной скопится куча дерьма шириной в километр, и как бы ты ни бежала, тебе никогда ее не обогнать. Нет. — он наклонился ближе, заговорщически. Естественно, я наклонилась ему навстречу. — Если кто-то устраивает тебе ад, Елена, ты устраиваешь ему его в ответ. Ты научишь их, что за каждый шаг против тебя, каким бы незначительным он ни был, ты готова сражаться. Многие из самых богатых, самых успешных мужчин, которых ты когда-либо видела, в душе задиры, и нет ничего, что они так ненавидят, как отпор. Я не знала, что на это ответить, в основном потому, что не была уверена, что согласна. Моя семья и раньше называла меня задирой за мою жестокость по отношению к Жизель, и, Господь свидетель, я получала отпор за каждое слово, сказанное против нее, даже если оно было оправданным. Но это все равно не остановило яд ненависти к ней и ненависти к себе, просочившийся в мою кровь. — Кроме того, — продолжил Фрэнки, слегка стиснув мне подбородок, как я видела, как отцы поступают с сыновьями, словно он наделял меня жизненной мудростью. — Теперь ты с нами. Думаешь, Семья Сальваторе смирится с безвольным stronzo [80] вроде этого bastardo? [81] Прежде чем я успела что-то сказать, Фрэнки проскочил мимо меня в кабинет, его походка была легкой, руки в карманах, а губы свистнули так, словно он совершал какую-то веселую полуночную прогулку по офису. — Эй, парень, — позвал он Итана, который прислонился к столу, чтобы написать сообщение. Он выронил телефон; его пальцы онемели от выпитого напитка, когда он вздрогнул. — Не подскажешь время? Итан оцепенело уставился на него в течение секунды, прежде чем опомнился и наклонился, чтобы посмотреть на часы на столе, на котором он сидел. — Да, сейчас одиннадцать… Фрэнки оказался рядом так быстро, что я едва успела заметить его движение: он сделал выпад через все пространство и обхватил рукой шею Итана, а затем ударил его лицом об часы, на которые он смотрел. Раздался шлепок, треск и глухой крик, когда Итан столкнулся с часами. Фрэнки дернул его обратно и подошел ближе, чтобы улыбнуться ему, похлопывая свободной рукой Итана по окровавленной щеке и говоря: — Вот так. Теперь, в следующий раз, когда я увижу, что ты докучаешь Елену Ломбарди, я просуну твою голову в окно, понял? — Господи, — простонал Итан, пытаясь удержать свой сломанный нос, кровь просачивалась сквозь пальцы. — Ты гребаный псих. Фрэнки скромно пожал плечами. — Эй, если ты думаешь, что я псих, тебе стоит посмотреть на Данте Сальваторе, когда ему переходят дорогу. Cavolo[82], не зря его называют Дьяволом Нью-Йорка. — он снова потянулся вверх, сжимая окровавленные щеки Итана одной рукой, затем повернул голову, смотря на меня, задерживавшуюся в дверном проеме. — Если ты докучаешь Елену, знай, это значит, что ты также имеешь дело с ним. И он сделает гораздо хуже, чем я, capisci? [83]