ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Следующие несколько дней Дануорти обзванивал по списку Финча операторов и шотландских рыболовов-инструкторов, параллельно оборудуя дополнительный лазарет в Балкли-Джонсоне. Грипп свалил еще пятнадцать карантинных, в том числе и мисс Тейлор, которой оставалось лишь сорок пять ударов до конца перезвона. — Упала в обморок и выпустила колокол, — сокрушался Финч. — Он качнулся обратно с погребальным набатом, веревка извивалась, будто живая. Захлестнула меня за шею и чуть не задушила. Мисс Тейлор хотела продолжить, когда очнулась, но было, конечно, уже поздно. Вы бы поговорили с ней, мистер Дануорти. Она в таком отчаянии. Мол, подвела остальных и нет ей теперь прощения. Я ее успокаиваю, что она не виновата. Ведь не всегда можно за всем уследить, да? — Да. Дануорти не удалось пока не то что добыть оператора, а хотя бы дозвониться до кого-нибудь. Бейсингейм не отыскивался. Они с Финчем обзвонили все гостиницы Шотландии, потом все пансионы и сдаваемые в аренду коттеджи. Уильям раздобыл выписку с кредитного счета, но никаких приманок или болотных сапогов, купленных в захолустном шотландском городке, там, вопреки надеждам Дануорти, не значилось. И вообще никаких операций после пятнадцатого декабря. Телефонная связь работала все хуже и хуже. Изображение снова отключили, а механический голос, сообщавший, что в связи с эпидемией все линии заняты, вклинивался чуть ли не на третьей цифре почти в каждом номере. Дануорти уже не беспокоился за Киврин, он носил ее в себе тяжким грузом, снова и снова набирая телефонные номера, дожидаясь «Скорых», выслушивая претензии миссис Гаддсон. Эндрюс не перезванивал — либо не смог пробиться. Бадри без умолку бормотал что-то о смерти, и сестры прилежно стенографировали его бред на бумажных листках. Слушая гудки в ожидании, пока ответит очередной оператор или рыболов-инструктор, Дануорти вчитывался в эти обрывки, пытаясь найти в них ответ. Там попадались и «черный», и «лаборатория», и «Европа». Связь дышала на ладан. Механический голос перебивал уже на первой цифре, несколько раз Дануорти даже гудков не услышал. Тогда он сделал перерыв и переключился на таблицы контактов. Уильяму удалось добыть медкарты первичных из конфиденциальной базы Госздрава, и Дануорти штудировал их на предмет радиационной терапии и визитов к стоматологу. Одному из первичных недавно делали снимок челюсти, однако при ближайшем рассмотрении записи выяснилось, что было это двадцать четвертого, уже после начала эпидемии. Дануорти отправился в лечебницу, расспрашивать первичных, находящихся в сознании, о наличии домашних животных и о возможных недавних поездках на утиную охоту. Коридоры были заставлены каталками, на каждой кто-нибудь лежал. Их плотные ряды перегораживали вход в приемный покой и подступы к лифтам. Дануорти пошел по лестнице. У дверей в инфекционное отделение его встретила знакомая Уильяма, блондинка-практикантка в белом полотняном халате и маске. — Извините, но туда нельзя, — выставляя руку в перчатке, заявила она. «Бадри умер», — подумал Дануорти. — Мистеру Чаудри хуже? — Нет, наоборот, — он теперь меньше мечется. Просто у нас закончились СЗК. Завтра обещали прислать еще партию из Лондона, персонал пока ходит в тканевых, но посетителей одевать не во что. — Она выудила из кармана обрывок бумаги. — Вот, я тут записала. В основном невнятица всякая, к сожалению. Твердит ваше имя и — Киврин, да? Правильно? Дануорти кивнул, вглядываясь в каракули на листке. — И всякие отдельные слова, тоже большей частью бессвязные. Она записывала фонетически, как слышалось, подчеркивая разобранные осмысленные слова. «Не могу», — значилось на листке. А еще «черный» и «столько тревог». К утру воскресенья слегло больше половины карантинных, остальные, те, кто еще держался на ногах, ухаживали за больными. Дануорти с Финчем уже не пытались класть их в лазарет, да и свободные раскладушки все равно кончились. Больных оставляли в собственных кроватях или вместе с постелью перетаскивали в Сальвин, чтобы хоть как-то избавить добровольных сиделок от лишней беготни. Звонарки валились одна за другой, и Дануорти устраивал их в старой библиотеке. Мисс Тейлор, пока еще ходячая, потребовала, чтобы ее пустили к коллегам. — Это меньшее, что я могу сделать, — задыхаясь после изнурительного путешествия по коридору, уверяла она. — Ведь я так безобразно всех подвела. Дануорти помог ей улечься на надувном матрасе, который принес Уильям, и накрыл одеялом. —Дух бодр, плоть же немощна, — процитировал он. У него самого истощились все силы, хронический недосып и постоянные неудачи выжали его как лимон. Наконец между кипячением воды для чая и мытьем «уток» он дозвонился до оператора из колледжа Магдалины. — Она в больнице, — ответила мать девушки. Вид у нее был измученный и усталый. —А когда она заболела? — В Рождество. У Дануорти проснулась надежда. Может быть, эта девушка-оператор и есть источник? — Какие у нее симптомы? Головная боль? Жар? Спутанность сознания? — Прободение аппендикса. К утру понедельника грипп свалил три четверти карантинных. Как и предсказывал Финч, закончилось чистое постельное белье и медицинские маски. Что еще хуже, закончились глотательные термометры, антибиотики и аспирин. —Я пытался дозвониться в лечебницу, чтобы прислали еще, — сообщил Финч, отдавая Дануорти список, — но связи нет совсем. Дануорти отправился в лечебницу пешком. Перед входом в приемный покой его ждало столпотворение из карет «скорой помощи», такси и пикетчиков с большим транспарантом, возглашавшим: «ПРЕМЬЕР-МИНИСТР БРОСИЛ НАС ЗДЕСЬ НА ПОГИБЕЛЬ!» Протиснувшись сквозь эту толчею к двери, Дануорти увидел бегущего к нему Колина — тот, как обычно, промок до нитки, нос и щеки покраснели от холода, куртка нараспашку. — Телефоны в отрубе, — сообщил он. — Перегруз линий. Теперь я за курьера. — Он вытащил из кармана ворох мятых сложенных пополам листков. — Будете кому-нибудь что-нибудь передавать? «Да. Эндрюсу. Бейсингейму. Киврин». — Нет. Колин запихнул отсыревший бумажный комок обратно в карман. —Тогда побегу. Если ищете бабушку Мэри, она в неотложке. Только что еще пятерых привезли. Вся семья целиком. Малыш уже мертвый был. Он умчался, лавируя между машинами в заторе. Дануорти протолкался в приемный покой и показал список требуемого дежурному врачу, который направил его в кладовую. В коридорах по-прежнему теснились каталки, уже по обеим стенам, так что оставался только узкий проход. Склонившись над одной из них, медсестра в розовой маске и халате что-то читала больному. — Пошлет Господь на тебя моровую язву, — услышал Дануорти, с опозданием осознавая, что это миссис Гаддсон. Однако она, поглощенная чтением, даже не подняла головы. — Доколе не истребит Он тебя с земли. «Пошлет Господь на тебя моровую язву...» — повторил Дануорти, думая о Бадри. «Это все крысы. Они всех убили. Половину Европы». «Нет, не могла она попасть во времена чумы», — разубеждал себя профессор, заворачивая к складу. Максимальный сдвиг, по словам Эндрюса, никогда не превышал пяти лет. В 1325 году чума еще даже в Китае не началась. Если верить Эндрюсу, кроме координат и сдвига, других накладок, которые позволят благополучно завершить переброску, быть не может. Бадри, когда еще отвечал на вопросы, подтвердил, что координаты Пухальски перепроверены. Он дошел до кладовой. За стойкой никого не было, пришлось позвонить в колокольчик. Сколько он ни спрашивал Бадри про координаты, тот неизменно подтверждал, что стажер не ошибся, но при этом нервно барабанил пальцами по одеялу, снова и снова вводя данные привязки. «Не может быть. Что-то не так». Дануорти позвонил еще раз, и из-за стеллажей вышла медсестра. Прервать заслуженный пенсионный отдых ее, видимо, вынудила эпидемия, поскольку лет ей было не меньше девяноста. Накрахмаленный халат, хоть и пожелтел от времени, по-прежнему стоял колом. Когда медсестра протянула руку за списком, ткань захрустела. — Есть разрешение на выдачу? — Нет. Она вернула ему список и вручила бланк заявления на трех страницах. — Все требования должны быть подписаны у заведующей отделением. —У нас нет заведующей, — начал закипать Дануорти. — И отделений нет. У нас пятьдесят человек на карантине в двух общежитиях и никаких медикаментов. — В таком случае нужно подписать у лечащего врача. — У лечащего врача полная больница гриппующих и нет времени подписывать бумажки. В городе эпидемия! —Я в курсе, — ледяным тоном ответила сестра. — Все требования нужно подписывать у лечащего врача, — хрустя и поскрипывая, она удалилась за стеллажи. Дануорти отправился обратно в приемный покой. Мэри там уже не было. Дежурный врач направил его в инфекционное, но и там Мэри не оказалось. Дануорти начал подумывать, не подделать ли подпись самому, однако поговорить с Мэри — о том, что не удается ни вызвонить оператора, ни обойти запрет Гилкриста и открыть сеть, — хотелось все равно. Даже простого аспирина не достать, а на дворе уже третье января. Мэри он в конце концов перехватил в лаборатории. Она разговаривала по телефону — видимо, связь наладили, хотя дисплей по-прежнему рябил. Но Мэри туда не смотрела. Она смотрела на монитор с ветвящимися схемами контактов. — В чем причина задержки? — спрашивала она в трубку. Вы еще два дня назад обещали все прислать. Пауза. Человек, скрытый за рябью на дисплее, приводил какие-то оправдания. — Что значит, завернули? — не поверила своим ушам Мэри. — У меня тут тысяча больных гриппом. Снова пауза. Мэри что-то набрала на терминале, и появилась новая схема. —Так отправьте снова! — Она повысила голос. — Мне срочно нужно. У меня люди умирают! Чтобы все было здесь к... Алло? Вы слушаете? — Дисплей померк. Мэри заметила Дануорти и махнула ему рукой, приглашая зайти в кабинет. — Вы меня слушаете? Алло! — Она в сердцах обрушила трубку на рычаг. — Телефон не работает, половина персонала лежит с гриппом, а аналоги еще не пришли, потому что какой-то недоумок не пропускает их на карантинную территорию! Она устало опустилась на стул и помассировала под глазами. — Прости. Дурацкий сегодня день. Трое скончавшихся до госпитализации за одно утро. Один — шестимесячный младенец. На лацкане халата по-прежнему зеленела веточка остролиста. И халат, и веточка были изрядно помяты, сама Мэри выглядела не лучше — запавшие глаза, скорбные носогубные складки. Дануорти не стал спрашивать, когда она последний раз спала, — все равно вряд ли вспомнит. Мэри разгладила пальцами верхние веки. — Никак не получается привыкнуть, что не все в наших руках. — Да.