— Может, получил вести из Бата? — приветственно качнув в сторону Киврин крыльями чепца, продолжала невестка. — Ни вечор, ни поутру никаких гонцов не было, — возразил Блуэт. — Если не было вестей, почему он не сообщил о своей спешной надобности сразу как приехал? — Не знаю, — раздраженно ответил Блуэт. — Обожди. Я должен попрощаться со своей нареченной. — Он потянулся к руке Розамунды, и девочка едва сдержалась, чтобы не убрать ее за спину. — Счастливого пути, сэр Блуэт, — выдавила Розамунда. — Так-то ты провожаешь своего мужа? Неужто не подаришь ему поцелуй на прощание? — укорил ее толстяк. Розамунда торопливо чмокнула его в щеку и тут же отступила подальше. — Благодарю вас за подаренную брошь. Масленый взгляд скользнул с бледного личика Розамунды на ворот ее плаща. — «От друга милого приветом буду», — обводя пальцем надпись, прочитал Блуэт. С криком: «Сэр Блуэт! Сэр Блуэт!» — к ним подбежала Агнес. Он подхватил ее на руки. —Я пришла сказать «до свидания». Мой песик умер. —Я подарю тебе другого, когда придешь на свадьбу, — если поцелуешь меня. Агнес обвила руками его шею и громко расцеловала в обе красные щеки. —А ты не так скупа на поцелуи, как сестрица, — похвалил он, поглядев на Розамунду, и поставил Агнес на землю. — Что, может, и ты на два расщедришься для мужа? Розамунда промолчала. — «Lо suiicien lui dami аmо», — прочитал он, снова ощупывая брошь, и взял Розамунду за плечи. — Вспоминай обо мне, когда будешь ее носить, — наклонившись, он поцеловал девочку во впадину между ключицами. Розамунда не отпрянула, но лицо ее стало белее мела. —Жди меня после Пасхи. — Напутствие прозвучало как угроза. — Привезешь мне черного песика? — спросила Агнес. — Куда твои слуги подевали мой дорожный плащ? — грозно осведомилась леди Ивольда, входя в конюшню. —Я принесу! — Розамунда кинулась к дому, не отпуская рукав Киврин. Когда сэр Блуэт остался позади, Киврин попыталась остановиться. — Постой, я должна привести леди Имейн. Они вот-вот тронутся в путь. И действительно, из столпотворения слуг, лошадей и сундуков постепенно вырисовывалась стройная процессия. Коб открыл ворота. Лошадей, на которых приехали накануне «три волхва», навьючили поклажей и связали поводья вместе. Невестка сэра Блуэта с дочерьми уже сидели верхом, а посланник подтягивал стремя на седле хозяйской кобылы. «Пару минут продержаться, — молила Киврин. — Всего пару минут пусть еще побудет в церкви, и они уедут». — Твоя матушка просила привести леди Имейн, — напомнила она вслух Розамунде. — Пойдемте сперва со мной в дом. Рука девочки, вцепившаяся в платье Киврин, заметно дрожала. — Розамунда, некогда... — Пожалуйста! А вдруг он отыщет меня в доме? Киврин вспомнился Блуэт, приникший к прозрачному горлу. — Пойдем. Только поскорее. Они пробежали через двор, влетели в дверь — и чуть не врезались в толстого монаха. Тот спускался из светлицы — то ли сердитый, то ли с похмелья. Даже не взглянув на Киврин и Розамунду, он вышел через сени. Больше в доме никого не осталось. На столе стояли неубранные кубки и блюда с мясом, посреди зала коптил брошенный без присмотра очаг. — Плащ леди Ивольды на чердаке! — выпалила Розамунда. — Подождите здесь, я сбегаю. Она понеслась по лестнице, будто за ней гнался сам сэр Блуэт. Киврин вернулась в сени и выглянула наружу. Дорожку на луг отсюда было не видно. Посланник, ухватившись одной рукой за луку седла, слушал монаха, который что-то говорил, склоняясь к самому его уху. Киврин посмотрела на закрытую дверь светлицы, гадая, действительно ли клирик остается из-за похмелья — или, может, повздорил с посланником? Монах удрученно разводил руками. — Нашла. — Розамунда спустилась, держась одной рукой за приставную лестницу, а в другой сжимая плащ. — Пожалуйста, отнесите его леди Ивольде. Это ведь недолго. Вот он, удобный случай. Киврин забрала у Розамунды тяжелый плащ и двинулась к двери. Теперь выйти во двор, отдать плащ первому попавшемуся слуге с наказом вручить его сестре сэра Блуэта, а самой по дорожке на луг. «Пожалуйста, задержись в церкви еще на пару минут, — умоляла она. — Дай мне дойти до выпаса». Она вышла за дверь — прямо на леди Имейн. — Почему вы еще не собрались? — глядя на плащ в ее руках, вознегодовала старуха. — Почему сами не в плаще? Киврин посмотрела на посланника. Ухватившись за луку, он садился в седло с подставленных Кобом рук. Монах уже сидел на коне. — Мой плащ остался в церкви. Я принесу, — сказала Киврин. — Некогда. Они уезжают. Киврин заметалась отчаянным взглядом по двору, но помощи ждать было неоткуда. Эливис стояла у конюшни с Гэвином, Агнес увлеченно болтала с племянницей сэра Блуэта, Розамунда куда-то подевалась — видимо, спряталась в доме. —Леди Ивольда послала меня за плащом. — Мейзри его отнесет. Мейзри! «Пожалуйста, не вылезай, сиди где сидишь», — молила Киврин. — Мейзри! — рявкнула Имейн, и служанка, держась за ухо, выскользнула бочком из-за двери в пивоварню. Выхватив плащ из рук Киврин, Имейн сунула его Мейзри. — Прекрати шмыгать носом и отнеси это леди Ивольде! Распорядившись, она сказала: «Пойдемте!» и повлекла Киврин за руку к посланнику. — Святой отец, вы позабыли про леди Катерину, которую обещались взять в Годстоу. — Мы не едем в Годстоу, — ответил он и с усилием взгромоздился в седло. — Наш путь лежит в Бернчестер. Гэвин, верхом на Гринголете, направлялся к воротам. Значит, он едет с ними? Может, тогда по дороге к Курси удастся упросить его показать ей переброску? Или выведать подробно, где она, а потом, оторвавшись от остальных, отыскать ее самой. — Нельзя ли в таком случае довезти ее до Бернчестера, а оттуда пусть ваш монах сопроводит ее в Годстоу? Ее непременно нужно вернуть в обитель к святым сестрам. — На это нет времени, — подбирая поводья, ответил посланник. Имейн ухватилась за его алую ризу. — Чем вызвана такая спешка? Вы недовольны приемом? Посланник оглянулся на монаха, натянувшего поводья чалого, на котором ездила Киврин. — Нет. — Он рассеянно перекрестил Имейн, пробормотав: «Dominus vobiscum, et cum spiritu tuo»[25], и с намеком взглянул на ее руку, вцепившуюся в ризу. —А что насчет нового капеллана? — не сдавалась Имейн. — Я оставляю вам в этом качестве своего клирика. Врет, поняла Киврин. Он обменялся заговорщицким взглядом со своим монахом. Неужели их «спешное дело» состоит лишь в том, чтобы унести ноги подальше от приставучей старой карги? — Вашего клирика? — Польщенная Имейн отпустила ризу. Посланник пришпорил коня и понесся галопом через двор, чуть не затоптав Агнес, которая, отскочив, уткнулась в юбку Киврин. Монах на чалом ронсене поспешил следом за посланником. —Да пребудет с вами Господь, святой отец! — напутствовала леди Имейн, но гости уже скрылись за воротами. И все. Все уехали — Гэвин пронесся через двор последним, красуясь перед Эливис в стремительном галопе. А ее оставили. Не забрали в Годстоу, не увезли прочь от переброски. Киврин от радости даже не успела встревожиться, что Гэвин уехал с ними. До Курси всего полдня пути. Он может вернуться сегодня же к ночи. Остальные тоже, кажется, расслабились. Или сказывалась послепраздничная усталость — как-никак, со вчерашнего утра все на ногах. Никто не пытался убрать со столов, заставленных грязными тренчерами и недоеденными яствами. Эливис обессиленно опустилась в тронное кресло, безвольно свесив руки с подлокотников и безучастно глядя на стол. Посидев немного, она позвала Мейзри, но когда служанка не явилась, повторять зов не стала, откинулась на резную спинку кресла и закрыла глаза. Розамунда пошла вздремнуть на чердак, Агнес примостилась рядом с Киврин у очага, уложив голову ей на колени и рассеянно теребя свой колокольчик. Только леди Имейн отказывалась поддаваться сонному оцепенению. — Я подниму своего капеллана к вечерне, — заявила она и пошла стучаться в светлицу.