Что удивляет больше всего, так это то, насколько медленно происходит переход в другое состояние. Это не ампутация одним махом, не отрубание головы, а сплошные неувязки и тягомотина. Еще много всего должно случиться перед окончательным расставанием. Насколько я понимаю, все объясняется отчасти тем, что ни Брайан, ни Уайетт не торопят события. Я представляю себе свое будущее, но оно накладывается на мое прошлое. Когда я с Уайеттом, то словно смотрю на мир другими глазами – мир расцветает красками, такими сочными, что не подобрать им названия. А когда я с Мерит и Брайаном, то словно перебираю драгоценные гобелены воспоминаний. И разве можно пожертвовать одним ради другого? На следующий день после моего возвращения домой Кайран заставляет меня показаться своему шефу, лучшему нейрохирургу Бостона, который должен расшифровать мою компьютерную томограмму. И хотя голова ни капельки не болит и нет осложнений, я знаю: Кайран не отвяжется, пока не увидит все собственными глазами. На прием к врачу я еду с Уайеттом. Он уходит в кафетерий за кофе, а я сижу в приемной и рассеянно листаю какой-то старый журнал, когда в дверях появляется мой брат, еще не успевший переодеться после операции. Кайран буквально душит меня в медвежьих объятиях: – Черт побери, Дон! Ты не имеешь права уйти, как и все остальные. – Я стараюсь изо всех сил, чтобы этого не случилось. Закрыв глаза, я обнимаю брата. Несмотря на мое замужество, мы всегда жили с ним рядом, в одном городе. Однако сейчас все мои мысли заняты тем, какое место займет Мерит в этом сложном уравнении, и я совершенно забываю, что, уезжая с Уайеттом в Египет, оставляю не только Брайана, но и младшего брата. Кайран отходит на расстояние вытянутой руки и придирчиво рассматривает мой шрам. – Отличная работа! – приходит к заключению брат. – Как фамилия хирурга из Северной Каролины? Когда снимать швы? Неожиданно рядом со мной возникает Уайетт с двумя чашками кофе и широко улыбается, пытаясь сообразить, как ему, с кофе в руках, обменяться с Кайраном рукопожатием. – Вы, должно быть, Кайран. Я Уайетт Армстронг. Наслышан, наслышан о вас! – Уайетт протягивает мне кофе. – Олив, вот, возьми. – Он что, не знает твоего имени? – бормочет Кайран. – Или у него тоже была травма головы? – Он знает мое имя. Это длинная история. Кайран, явно сбитый с толку, пожимает Уайетту руку: – Дон, я и не знал, что он вернулся месте с тобой… – Он приехал познакомиться с Мерит. Он ее биологический отец. Кайран делает большие глаза: – Чего-чего, а такого я от тебя точно не ожидал. – Я тоже, – шепчу я. Наш разговор прерывает медсестра, сидящая за письменным столом: – Мисс Макдауэлл? – Решила вернуть себе девичью фамилию, да? – задумчиво спрашивает Кайран. Пока я надеваю больничные ночную рубашку и халат, Кайран ждет возле крошечной раздевалки. – Давай поговорим начистоту, – предлагает он. – Ты что, привезла любовника в дом своего мужа? – Заткнись, Кайран! – Покинув раздевалку, я вместе с братом прохожу в рентгеновский кабинет. – У меня был план. А в результате все закончилось трепанацией черепа. – Если бы я получал деньги каждый раз, как слышал эту отговорку… – Кайран что-то говорит ассистенту рентгенолога, после чего заходит в застекленный отсек и, скрестив руки на груди, наблюдает за процедурой. – Хорошо, Дон. Это не займет много времени. – Я слышу по громкой связи голос Кайрана. Голос звучит ровно и спокойно, но я достаточно хорошо знаю брата, чтобы уловить нотку беспокойства. Похоже, Кайран, как и я, опасается худшего. – Замри. Не шевелись. Впрочем, меня и так парализовало от страха. Я закрываю глаза, молясь в душе, чтобы Кайран не увидел ничего плохого на экране компьютера. Господи, сделай так, чтобы все было хорошо! Я ведь только-только нашла Уайетта! Через несколько минут меня выкатывают из аппарата. Кайран нажимает на кнопку и говорит со мной через стекло: – Не думал, что это скажу, но твой мозг в идеальном состоянии. – (Я испускаю долгий вздох облегчения. Вот если бы еще разобраться со своим сердцем!) – Хотя, с другой стороны, твои волосы выглядят так, будто ты на фрик-шоу. Я сажусь, прижимая простыню к груди: – Доктор Макдауэлл, а не пошел бы ты куда подальше! На следующий день, когда Брайан уходит на работу, к нам приезжает Уайетт. Я читаю роман, а Уайетт набрасывает на моем лэптопе черновик статьи. Потом мы неторопливо гуляем вокруг водоема. И забираем Мерит из лагеря. Они с Уайеттом до вчера играют в «Монополию», пока Уайетт не заявляет, что еще немного – и он умрет со скуки. Он просит колоду карт, чтобы научить Мерит играть в «Злость и ненависть». – О’кей, цель игры – скинуть все свои карты. У тебя на руках пять карт. Ты должна играть тузами и двойками. Джокер – это палочка-выручалочка, но он не может заменять туза, двойку, семерку или короля… А теперь держись! Главное – в танке не обосраться. – Заметив, что у Мерит загораются глаза, Уайетт улыбается от уха до уха. – Проклятье! По идее, я не должен ругаться. В присутствии Мерит мы с Уайеттом стараемся держаться друг от друга подальше. Или, быть может, я стараюсь, а Уайетт делает это из уважения к моему дому. В результате я ловлю лишь обрывки их разговоров с Мерит, когда притворяюсь, будто вытираю кухонный прилавок или читаю сообщения. Я сижу в кресле, отвечая на гору входящих писем и исподтишка наблюдая за тем, как они, закончив партию, готовятся к следующей. – Новичкам везет, – недовольно заявляет Уайетт. – Вы совершенно не умеете проигрывать. – Это с твоей точки зрения. А теперь готовься к поражению, сукар. – Сукар? Похоже, Уайетт и сам не ожидал о себя таких нежностей. – Это по-арабски. Означает «сахар». – Уайетт внезапно краснеет. – Вроде ласкательного обращения. Кинув взгляд поверх лэптопа, я вижу размытые очертания карт в руках Уайетта – водопад, веер, раскрывающийся вопреки гравитации. – А вы собираетесь вернуться в Египет? – спрашивает Мерит – и карты разлетаются по полу. Покосившись на меня, Уайетт начинает их подбирать. – Да, я планирую это сделать. Со временем. Я непроизвольно задерживаю дыхание и выдыхаю только тогда, когда слышу ответ Мерит: – А можно мне с вами? – Я был бы только рад. – Я бы хотела посмотреть на Великую пирамиду. – Нет, не хотела бы, – возражает Уайетт. – Она загажена и кишмя кишит туристами. Я покажу тебе гробницы, которые тысячи лет не видели дневного света… – Но именно в Великой пирамиде обнаружили неизвестную погребальную камеру с помощью мюонов. – Чего-чего? – спрашиваю я. Они дружно поворачиваются ко мне. – Мюонов, – повторяет Мерит. – Субатомных частиц. Вроде электронов, но с большей массой. Они ударяются о Землю и могут проникать сквозь камни и твердые вещества, но затем исчезают. Физики использовали мюоны в Великой пирамиде, чтобы посмотреть, где они проходят через полости. – Да, японские и французские ученые действительно провели в Гизе исследования методами мюонной томографии, которые нам практически ничего не сказали. С таким же успехом обнаруженная полость могла быть не погребальной камерой, а архитектурным элементом, принявшим на себя вес Большой галереи пирамиды Хеопса. Мерет передергивает плечами: – И все-таки вы не можете не признать, что использование естественной радиации для топографической съемки – реально крутой инструмент. – К тому же чертовски дорогой, – не соглашается Уайетт. Я смотрю на их дружескую перепалку. Уайетт, с пляшущими огоньками в глазах, отражает словесные удары дочери. И я позволяю себе немного помечтать. Быть может, мы все втроем поедем в Гизу и, вдыхая сладкий застойный воздух, пролезем по узкому туннелю Великой пирамиды до середины Большой галереи, где и остановимся, окруженные историей. Посмотрев на экран лэптопа, я открываю сообщение от Эбигейл Трембли. Тема: ВИН. Перед отъездом в Англию на поиски Тана я позвонила своей подруге по социальной работе. И хотя Вин освободила меня от моих обязанностей, я чувствовала себя не вправе оставить их с Феликсом без присмотра. Потом я отправила Эбигейл электронное письмо из Египта, но ответа не получила. Я щелкаю на сообщение, ожидая худшего, пока оно загружается. Уайетт снова раздает карты. И тут совершенно неожиданно Мерит спрашивает его: