Первое, что я замечаю, – это боль. Голова настолько тяжелая, что ее невозможно повернуть, и она сама по себе пульсирует. Горло – узкая полоска пустыни. Чтобы открыть глаза, нужно приложить титанические усилия. Но разве можно умереть и одновременно чувствовать боль? Хотя никому не ведомо знать, что ждет нас в инобытии. Возможно, там нет ничего, кроме боли. Но тут свет становится не таким ослепляющим, как будто разом затенили все лампы. Когда глаза потихоньку приспосабливаются, я вижу, что окно занавешено. Расплывчатые предметы – это, оказывается, стул, раковина, ножка больничной кровати. А потом я слышу голос Брайана: – Тебе лучше? Рука Брайана, очень теплая, сжимает мою. Его лицо возникает в поле зрения, словно кровавая луна – знакомая, но нежданная. Он улыбается, в его глазах стоят слезы, и я понимаю, что ему, как и мне, трудно найти нужные слова. – Ты была ранена, – наконец произносит он. – Пришлось провести хирургическую операцию, чтобы уменьшить давление на мозг. Осторожно подняв руку, я обнаруживаю, что моя голова полностью забинтована. Я пытаюсь сохранять спокойствие, но в глубине души мне безумно страшно. Брат рассказывал о тяжелых последствиях травм головного мозга. Так, один рабочий упал со стремянки и потом не проснулся. А маститые профессора, страдающие припадками, теряют способность самостоятельно одеться. Мозг, по словам Кайрана, – загадочный и своевольный орган. Никогда не знаешь, что он может выкинуть. Стук в голове получает свое объяснение. Я пытаюсь вспомнить, что случилось, где я нахожусь и где находилась. Уайетт. Египет. Авиакатастрофа. Я хочу повернуть голову, из глаз сыплются искры – такая дикая боль. Тогда я просто вращаю глазами, чтобы осмотреться. Но вижу лишь Брайана, словно он истинный север, а я – стрелка компаса. Неужели я все это выдумала? Быть может, и Египет, и гробница привиделись мне в лихорадочном бреду? Быть может, это всего-навсего активация синапсов под инструментом хирурга? При этой мысли хочется плакать. Я закрываю глаза, одинокая слеза катится по щеке. – Все хорошо, – успокаивает меня Брайан, еще крепче сжимая мою руку. – Теперь все будет хорошо. Я с тобой. Я с тобой. Мои губы выдавливают всего одно слово, рвущееся наружу. – Мерит, – шепчу я. – Она дома. С Кайраном. Она в порядке, – говорит Брайан и после секундной заминки добавляет: – Когда мне позвонили, я решил, что в первую очередь должен увидеть тебя. Чтобы убедиться, что я не подключена к аппарату жизнеобеспечения, не искромсана на куски, не обгорела до неузнаваемости? Что со мной случилось? Я пытаюсь вспомнить, но в голове лишь яркие текстуры: колючесть песка, жемчужное сияние солнечной короны, мерцание пустыни. Картины, не слишком подходящие для больничной палаты с ее синим стулом, пластиковым кувшином для воды и намертво прикрученным к стене широкоформатным телевизором. Единственное, что я могу вспомнить, кроме Египта, – это тест ДНК Мерит. Я закрываю глаза. – Прости, – выдыхаю я. – Мне… очень жаль. – Сейчас это не имеет значения, – качает головой Брайан. – Для начала ты должна достаточно окрепнуть, чтобы вернуться домой. «Дом» – такое неоднозначное слово. Неужели он все еще мой, если последнее, что я помню, – то, как я его покидала? Больно шевелить головой, даже больно думать. Возможно, произошло нечто другое. Возможно, когда я уехала от мужа и дочери, то так и не добралась до пункта своего назначения. Это как распутывать нить жемчуга: Тан, Англия, Вин. Упускаю нить. А можно скучать по чему-то, чего у вас никогда не было? Или по кому-то? Эта мысль ранит больше, чем раскалывающаяся голова. Брайан деликатно проводит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони – так дотрагиваются до бабочки, в любую минуту готовой взлететь. – Нужно позвать медсестру. Сказать, что ты очнулась. – С судорожным всхлипом Брайан целует наши соединенные пальцы, его голос дрожит. – Я думал, ты ушла навсегда. В свое время он это уже говорил. Я поднимаю свободную руку и осторожно касаюсь мягких как пух волос у него на затылке. Легко провожу ногтями по черепу, глажу мужа по щеке. Мои глаза блуждают под опущенными веками, и я, как всегда, вручаю себя Брайану. В коридоре слышится какое-то движение, приглушенные голоса. Затем дверь распахивается, и один голос перекрывает все остальные: – Плевать, что я ей не родственник! У вас нет никакого треклятого права меня не пускать! В палату с боем прорывается Уайетт. И останавливается, оценивая дикими глазами повязку на моей голове, подсоединенные ко мне провода аппаратов, и моего мужа, вскочившего на ноги, но продолжавшего держать меня за руку. Ну и конечно, меня. Очнувшуюся. Доступную для контактов. Лицо Уайетта расплывается в широкой улыбке, и в моей душе словно восходит солнце. «Ты реальный, и ты здесь», – проносится в голове, и я точно знаю, что Уайетт сейчас думает о том же самом. – Слава богу! – выдыхает он и делает шаг вперед. – Ты в порядке? Правда в порядке? Ну скажи что-нибудь! – Уайетт, – говорю я. – Это Брайан. Мама любила говорить, что беда не приходит одна, и была совершенно права. Результаты теста ДНК. Катастрофа самолета, совершавшего рейс из Каира в Бостон. И мое сердце. При любом исходе сложившейся ситуации оно будет разбито. Я объясняю Брайану, что из Лондона полетела в Каир, нашла Уайетта, рассказала ему о Мерит и мы возвращались к ней на самолете, который потерпел катастрофу. Я думала, со мной все в порядке, поскольку покинула место крушения на своих ногах. Меня даже не осматривал врач, поскольку из нас двоих именно у Уайетта была кровоточащая рана на голове. Но в тот момент, когда я получала у представителя авиакомпании информацию о рейсах до Бостона, комната вдруг поплыла перед глазами. Больше я ничего не помню. Я смотрю, как мужчины молча мерят друг друга глазами. Затем Уайетт протягивает Брайану руку. Брайан ошалело смотрит на нее: – Ты что, твою мать, издеваешься надо мной?! Моим нежданным спасителем становится врач-нейрохирург, пришедший с осмотром и явно обрадовавшийся, что я очнулась. Чтобы не путаться под ногами, Брайан с Уайеттом расходятся по разным углам, и доктор начинает осмотр: светит фонариком мне в глаза, задает вопросы, нажимает на пальцы ног, чтобы проверить центральную нервную систему. Врач объяснил, что мне пришлось сделать экстренную трепанацию черепа, поскольку компьютерная томограмма показала эпидуральную гематому. Хирурги устранили давление на мозг, убрав скопление крови между оболочкой мозга и костью в эпидуральном пространстве. Они просверлили отверстие в черепе, откинули кожный лоскут, извлекли сгусток крови, укрепили череп крошечными титановыми пластинами и наложили швы. На моей стороне была молодость и удачное стечение обстоятельств, ведь я потеряла сознание в травматологическом центре высшего уровня, благодаря чему получила неотложную медицинскую помощь, что позволяло надеяться на благоприятный исход. Мне придется еще на два-три дня остаться под наблюдением врачей здесь, в Северной Каролине, но потом я смогу продолжить лечение в больнице поближе к дому. Опять это сакраментальное слово. К концу осмотра головная боль утихает, а мой голос уже не такой слабый. – В общем и целом, – говорит врач, – вам во всех отношениях крупно повезло. И он, оставаясь в счастливом неведении, покидает нас, чтобы сделать запись в моей медицинской карте на столе у медсестры. Я перевожу взгляд с Брайана на Уайетта. – Уайетт, ты не мог бы оставить нас на минуту, – проглотив ком в горле, прошу я. Он моментально меняется в лице, отчего у меня начинает щемить сердце. – Я никуда не собираюсь идти, – упрямо говорит Уайетт. – Просто постою за дверью. – Он с подозрением прищуривается на Брайана, словно опасаясь, что тот может меня ударить. Хотя это могло быть не самым плохим выходом из положения. – Брайан… – начинаю я, когда за Уайеттом закрывается дверь. Муж присаживается на край кровати: – Дон, у тебя травма головы. Этот разговор… сейчас для него не самое подходящее время. – Брайан вынимает телефон. – Но я знаю кое-кого, кто действительно очень хотел бы с тобой поговорить. Он нажимает на несколько кнопок, и, прежде чем я успеваю возразить, на экране появляется прекрасное лицо Мерит. – Мама! – радостно кричит Мерит. Ее улыбка словно Млечный Путь. – Привет, детка. – Ты в порядке? Что с твоей головой? А у тебя еще остались волосы?