Я вымучиваю слабую улыбку: – Со мной все будет в порядке. – Я знаю, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы сдержать свое обещание. – Они просверлили дырку в голове. И я понятия не имею, остались ли у меня волосы. – Ты серьезно? – Не исключено, что под этими бинтами мяч для боулинга. Как думаешь, тебе не позорно будет показаться со мной на людях? – А когда ты вернешься домой? Я бросаю быстрый взгляд на Брайана: – Через несколько дней. Когда врачи разрешат. Изображение крутится, опрокидывается, и внезапно появляется лицо Кайрана. – Привет! – Брат вглядывается в экран компьютера Мерит. – Брайан сказал, что у тебя была обширная эпидуральная гематома. Очень сексуально. – Теперь я понимаю, почему ты до сих пор один, – отвечаю я, и брат смеется. – Узнаю свою старшую сестру. Ты и впрямь в полном порядке, – ухмыляется Кайран и внезапно всхлипывает. – Послушай, у меня слишком мало родственников, чтобы найти новую сестру на замену. Мне вдруг становится трудно дышать. Ведь в юности у нас с Кайраном никого не было, кроме друг друга. – Да, я знаю. Потом голос брата перекрывает голосок Мерит, которая решительно отвоевывает свой компьютер. Мне так много нужно сказать дочери. Но еще не время. По крайней мере, не сейчас, когда рядом стоит Брайан, не сейчас, когда я не знаю, что принесут ближайшие пять минут, не говоря уже о будущем. Несколько минут я просто смотрю на дочь на экране, снова вбирая в себя ее образ. На лице Мерит отражается целая гамма чувств: страх, злость, облегчение. Мерит тщательно взвешивает каждое слово, и у меня невольно возникает вопрос: какую беседу провел с ней Брайан, пока я была без сознания; какую беседу он провел с ней, пока я была в Египте? Я вспоминаю сообщение, в котором Мерит спрашивала, нет ли ее вины в том, что я уехала. Я хотела, чтобы Уайетт выстроил отношения со своей дочерью, хотя, возможно, он не единственный, кому это следует сделать. – Мамочка, – наконец нарушает молчание Мерит, – я по тебе скучала. – А я по тебе – еще больше. В темноте глаза дочери – как звезды. – Только, пожалуйста, не умирай. Хорошо? – шепчет Мерит. – Договорились, – отвечаю я. Мерит выключает компьютер, и я возвращаю телефон Брайану. В глазах стоят слезы, и я вытираю их ребром ладони, Брайан приносит мне бумажный носовой платок. – Я даже не представляла себе… – начинаю я, но слова испаряются, точно снег под весенним солнцем. Брайан упрямо рассматривает носки своих туфель. – Ничего удивительного. Всегда труднее думать о том, кого не видишь, – тихо произносит он и тут же спохватывается, явно пытаясь сменить настрой. – Она знает правду? – спрашиваю я. – Тебе нужно отдохнуть… – замявшись, качает головой Брайан. – Брайан! – Да. И в основном она до всего дошла своим умом. Я хочу сказать: ты ведь уехала в Египет. Что может показаться нехарактерным, если только… – Голос Брайана замирает. – Впрочем, прямо сейчас тебе не стоит об этом думать. – Брайан, мы не можем от этого отмахнуться. – Ты едва не умерла. – Брайан говорит так тихо, что я практически его не слышу. – Но я же не умерла. – Да, это все меняет. Я пытаюсь поймать взгляд мужа: – Разве? Тот факт, что я лежу на больничной койке и ему меня жаль, отнюдь не означает, что чувства, бушевавшие в его груди еще вчера, не продолжают бродить под маской напускной невозмутимости. Брайан нервно откашливается: – Ты с ним спала? – (Уж чего-чего, но подобного вопроса я ожидала меньше всего.) – Так спала или нет? – Да, – нервно сглотнув, отвечаю я. В глазах Брайана такая боль, что меня начинает подташнивать. А ведь это я с ним такое сотворила – и с собой тоже. Его молчание действует угнетающе. Уж лучше бы он орал! Брайан, обмякнув, садится на стул возле моей кровати: – Ты что, в него влюбилась? Самый щадящий удар, как правило, самый точный. – Я никогда не переставала его любить, – шепчу я. Брайан кивает, упорно избегая моего взгляда: – Знаешь, на физических конференциях физики постоянно рассматривают теоретические ситуации. Скажем, вы пассажир самолета, у которого внезапно отказывает двигатель, самолет вот-вот разобьется, и вы умрете. Так вот, почувствуете ли вы облегчение оттого, что где-то в мультивселенной имеются некие другие ваши версии, которые будут жить? И наоборот, станет ли вам еще хуже, если вы будете знать, что жизнь других ваших версий – это полный отстой? Вас или исключили из школы, или толкнули на преступный путь, или подло бросили, или поставили перед фактом развода. Если честно, именно такие вещи и обсуждают специалисты по квантовой физике. – Наконец Брайан смотрит прямо на меня. – Хотя и чисто гипотетически. – Я не хотела, чтобы все так случилось, – мямлю я. – Ладно, побереги силы. По крайней мере, мне-то можешь не рассказывать, – сдержанно улыбается Брайан. В идеальном мире самолет не потерпел бы катастрофы. Я не лежала бы на больничной койке с дырой в черепе. И имела бы возможность спокойно представить Уайетта Брайану и Мерит. Впрочем, в идеальном мире не пришлось бы этого делать. – Я возвращаюсь домой к Мерит, – сообщает Брайан, и у меня сразу отвисает челюсть. – Что? Брайан кивает и, резко придвинувшись к моей постели, берет мою руку: – Я в любом случае прилетел бы сюда удостовериться, что с тобой все в порядке. А также посоветоваться с врачами. Но прогноз благоприятный. Мерит нуждается хотя бы в одном из нас. И, насколько я понимаю, он отвезет тебя после выписки в Бостон. – Да, а что… – Дон, ты хочешь быть с ним. Муж произносит это настолько спокойно, что я задерживаю дыхание в уверенности, что тут наверняка есть какое-то «но». Брайан встает. От уголков его зеленых глаз лучиками разбегаются морщинки, хотя взгляд остается серьезным. – Дон, если я о чем-то и мечтал, так это о том, чтобы дать тебе то, чего ты хочешь. – Брайан склоняется надо мной и очень осторожно, очень нежно целует в лоб, придерживая мою голову обеими руками. – Ведь ты возвращалась ко мне, когда произошла авиакатастрофа. Просто пока ты этого не понимаешь. И он, не оглядываясь, выходит из палаты. Уайетт отказывается покидать мою палату и, очаровав медсестер своим британским акцентом и ямочками на щеках, в нарушение всех правил получает разрешение остаться здесь на ночь. Связавшись с Йелем, Уайетт долго беседует с деканом факультета. Нейрохирург, приходивший еще два раза, сообщает о том, что дела у меня обстоят лучше, чем ожидалось. Я в основном дремлю, а когда просыпаюсь, то чувствую себя практически прежней. Мы с Уайеттом решаем кроссворд и смотрим сериал «Закон и порядок. Специальный корпус». Уайетт, съев с моего подноса желе, восполняет пробелы в моей памяти: выживших оказалось тридцать шесть человек; нас сразу привезли в эту больницу; мне стало дурно, когда ему, Уайетту, накладывали швы, и я вышла из смотровой продышаться, а он, услышав шум за дверью, выскочил в коридор и обнаружил меня на полу в окружении медицинского персонала. – Неужели так трудно поумерить свой соревновательный дух? – сухо спрашивает Уайетт. – Рваную рану головы получил я, но тебе не терпелось меня переплюнуть! Уайетт, конечно, шутит, поскольку это легче, чем посмотреть правде в глаза: если бы я сидела на другом месте, то меня бы здесь не было. Наша история закончилась бы, так толком и не начавшись. А где-то в параллельном мире другая я присутствовала бы на собственных похоронах. И я сразу вспоминаю о Вин. Она еще жива? Если бы я умерла, стала бы она меня ждать? Именно эта мысль, а отнюдь не моя забинтованная голова заставляет меня осознать, насколько близко я была от смерти. Я начинаю дрожать и не могу остановиться. Забравшись на больничную кровать, Уайетт притягивает меня к себе: – Эй, Олив! Все в порядке. – Нет, не в порядке. – Я едва дышу, будто только сейчас увидела обломки своей жизни, которыми намертво придавлена. – Но обязательно будет, – заявляет Уайетт, и я, наверное, впервые за время нашего знакомства благодарна ему за непрошибаемую самонадеянность. – А что, если врачи ошибаются? – шепчу я. – Что, если я закрою глаза и больше не проснусь? – Ты не должна умереть, – очень сурово говорит Уайетт. – И точка. В ответ я лишь слабо улыбаюсь: