Всю пятницу, с одиннадцати до семи, как и обещала, я провела у Влада, наслаждаясь обществом ведьмака и едва не зализавшего меня насмерть Кельта. Тамара тоже была дома, с ходу обняв меня и, пока не видел ее сын, горячо извинившись за свои методы, открывшие мне глаза. Не держа на ведьму никакого зла, я неуклюже пробормотала что-то в духе «проехали», за что удостоилась еще одного объятия. За несколькими приемами клиентов, последующей тренировкой и прогулкой по парку, сопряженной с многочисленными шутками Яблонева относительно близящегося полнолуния и моих нарастающих аппетитов, день пролетел еще быстрее, чем обычно. С утекающими часами все ближе становилась суббота, а с ней и личное знакомство Влада и мамы. Конечно же, у обоих не возникло никаких срочных дел, так что всю первую половину дня я убиралась, готовясь к «приему». Так помпезно мама обозвала приход Яблонева к нам в гости. Кроме вычищенной квартиры, в него также входил вынесенный в зал, накрытый парадной скатертью и заставленный праздничным сервизом стол, недомашняя одежда и легкий макияж. Как будто Новый год через три часа, а не знакомство с другом дочери. Глядя, как мама укладывает волосы, я вернулась к нарезке салата, предпочитая не думать о том, на что действительно походили ее сборы. Во-первых, стыдно, во-вторых… досадно и болезненно. Сватушки. Убедить Павлу Алексеевну, что мы с Владом только друзья, не представлялось возможным. Уж когда мама что-то вбивала себе в голову, оставалось только мириться и терпеть. Да и как бы я продолжила настаивать перед мамой на дружбе с темным, если сама в нее не верила? Мы с практикующим были друг другу чем-то бо́льшим и в то же время знатно недотягивали до желанного с моей стороны. И уже недотянем, все расставлено на места с понедельника. Приподнятое настроение мамы, не осознающей, не знающей проблемы и все еще надумывающей себе романтические отношения между мной и Владом, резало изнутри. – Он у тебя пунктуальный? – поинтересовалась мама в третий раз, поправляя тарелки с нарезкой и хлебом. До полной готовности отбивных с помидором и ананасом под сыром оставалось всего пять минут. – Очень, – снова ответила я, одергивая синюю блузку с коротким рукавом. Говорить, что Влад не «у меня», все равно бесполезно. Словно в доказательство, телефон громко пропел трель входящего сообщения. Князь: «Возле дома». – А вот и Влад, – нервно высказала я, помахав телефоном. – Доставай мясо и картошку, пойду открою. – Давай-давай, не забудь тапки предложить! Закатив глаза, я вышла из квартиры. Не стоит маме знать, что Яблонев уже бывал у нас, причем не раз, и сам в состоянии и тапки взять, и куртку повесить, и выключатели туалета с ванной не перепутать. Толкнув тяжелую железную дверь, я чуть не вскрикнула, когда прямо перед лицом, полностью загораживая обзор, оказались разноцветные герберы. Даже знать не хочу, как Влад понял, что это любимые мамины цветы. Я точно не говорила этого вслух и вряд ли даже думала о них! Помимо букета, у практикующего также при себе был классический набор из коробки дорогущих шоколадных конфет и бутылки красного полусухого, причем марки, предпочитаемой мамой. – Привет, – улыбнулся темный. – Привет, – расплылась я в ответной. – Необязательно было так заморачиваться… – Обязательно, – оборвал Влад, делая шаг вперед и буквально вталкивая меня обратно в подъезд. Помня, чем и как закончился последний наш подобный совместный заход, тем более что на мне, по дурацкой случайности, оказалась та же самая блузка, я поспешно отступила. Можно сделать себе еще больнее? – У меня и для тебя кое-что есть. – Только попробуй достать собачьи консервы, – неуклюже пошутила я. – Мне еще дорога моя жизнь, – хмыкнул Яблонев, залезая в карман куртки и презентуя мне киндер-сюрприз. – Прости, киндер-сарделек еще не делают. Против воли я прыснула, смахивая с его ладони вкусняшку. – Готов? – тяжело вздохнула я, отсмеявшись. – Как пионер, – кивнул практикующий, и я первой зашла в квартиру, снова погружаясь в ароматы мяса и специй. Мама стояла в зале, перед столом, с интересом косясь на прихожую, но все же позволяя Владу разуться и снять верхнюю одежду без своего вмешательства. Приподняв бровь на шоколадное яйцо в моей руке, она беззвучно спросила, как выглядит, и я незаметно показала ей большой палец, удерживаясь от кривляния. Подхватив весь свой набор хорошего гостя, Яблонев зашел в комнату, с ходу одаривая маму одной из своих лучших улыбок. – Добрый вечер, я – Влад, а это вам. – Здравствуй, Влад, меня можешь звать просто Павла, ну что ты, не стоило… Передразнивая маму про себя со всем ее хихиканьем, пользуясь тем, что за спиной практикующего этого все равно не видно, я ожидаемо была отправлена на поиски вазы для «чудесного букета». Справившись с миссией без потерь и оставив ее результат на кухне, вернулась в зал, где мама как раз усаживала Яблонева справа от себя, попадая под его обаяние. Их диалог был связан с тем, как ведьмак до нас добрался. Интересно, сколько по времени займет мамин допрос и закончится ли он хотя бы к десерту? – Дочь, где у нас штопор? – Я его приносила, – заозиравшись в поисках вещицы, я нашла ее одновременно с Яблоневым. Парень взял штопор и протянул руку за бутылкой вина, собираясь ее открыть. – Наконец-то за столом есть мужчина, чтобы поухаживать за нами, – отметила мама, накладывая всем в тарелки салат. Я поджала губы, надеясь, что, если очень сильно захотеть, то можно будет провалиться под пол вместе со стулом. Лукавый взгляд практикующего поверх мамы только придавал мне еще большего желания слинять. Надо думать, впереди нас ждет еще множество подобных высказываний, мама точно в настроении. – Мне это только в удовольствие, – ответил Влад, наполняя мамин фужер. Угу, в удовольствие, а мне хоть вешайся. – Передай хлеб, – попросила мама Яблонева, и когда их руки соприкоснулись над столом… что-то произошло. Еще не понимая, что конкретно случилось, я уже чуяла надвигающуюся катастрофу. Во-первых, от Влада исходила сосредоточенность, как во время работы с клиентом. Улыбчивый парень растворился, давая проступить ведьмаку. Во-вторых, мама отпрянула от него так резко, что ее стул немного проехал по ковру назад. Схватившись за тонкий золотой браслет на правой руке, который был на ней столько, сколько я себя помнила (подарок от бабушки и дедушки на ее двадцатилетие), она вскочила, уставившись на Влада без какого-либо радушия и дружелюбия. Напротив, ее глаза выражали страх и… враждебность. – Ты… немедленно покинь мою квартиру, – твердо проговорила она, сверля взглядом Влада. – Мам, ты что? – поперхнулась я, поднимаясь одновременно с Яблоневым. – И держись подальше от моей дочери, – и ухом не повела мама. – Мам! Влад склонил голову набок, разглядывая маму по-настоящему. – Агата, не лезь, ты не понимаешь, – посмотрела на меня мама, прежде чем снова скрестить взгляд с ведьмаком. – Уходи сейчас же. Я знаю, кто ты… Один из них. Других. Откуда мама знает о практикующих? – Думаю, все же не знаете, – спокойно ответил Яблонев. – Мою дочь ты не получишь, – процедила мама. – Даже не думай снова с ней увидеться. Абсурд! – Мама, пожалуйста, хватит! Я знаю, кто Влад! – крикнула я. – Знаю с самого начала! Тебе-то откуда об этом известно? – Твой отец пожертвовал жизнью с нами, чтобы никто из них тебя не нашел, а ты… Видят боги, я ожидала чего угодно, да только не этого. Даже скажи она, что сама практикующая или когда-то обращалась к ним за помощью, это бы меня не потрясло так, как упоминание отца. – Отец? Ты что, издеваешься? Двадцать лет ни слова о нем, а теперь, оказывается, он чем-то пожертвовал? – Голова закружилась, и, не поддержи меня Влад, я осела бы на пол. Обхватив руками за пояс, практикующий вжал меня спиной себе в грудь. – Мы хотели, чтобы у тебя была нормальная жизнь, без них! Отойди от него, и пусть уходит. Я задыхалась, цепляясь за руки Яблонева. Слишком много эмоций, дог утробно рычала, скалясь, желая найти того, с кем можно было бы подраться. Я смотрела на маму, свою любимую маму, и видела одну сплошную ложь. Значит, все эти годы, всю мою жизнь, она знала о практикующих и фамильярах, знала, кем был мой отец, утаивала от меня что-то настолько важное, что я даже не понимаю насколько! Черт знает сколько раз я считала себя сумасшедшей, а она упорно делала вид, что ничего не происходит, что все абсолютно нормально, или высмеивала, говоря, что я все выдумала, как тогда, с Сухариком, в детстве защитившим меня от дворовой шпаны. – Я его фамильяр. – Судя по выражению лица, мама точно в курсе того, что это такое. И ее явно напугал и ошарашил рык, щекотавший мое горло на каждом слове. – И мы уйдем вместе. Я не могла тут оставаться. Стоять и продолжать смотреть на нее. Видеть, как она пытается разлучить меня с Владом, словно это было возможно! – Ты никуда с ним не пойдешь! – Да? Ты меня, похоже, вообще не знаешь! – рявкнула я, потащив Влада в сторону прихожей. – Раньше нужно было правду говорить, если было что сказать! Возможно, мы поставили рекорд по сборам, покинув квартиру меньше чем через полторы минуты. Схватив телефон с ключами и сумку для ночевок, я застегивала куртку и ботинки уже на улице, ожидая, когда выйдет Влад, видно, задержавшийся, чтобы что-то сказать маме. Едва практикующий показался, я быстро направилась прочь со двора. Дог взвыла, и я прибавила скорости. Впрочем, Яблоневу с его длинными ногами не составило никакого труда меня догнать. Бесцеремонно схватив меня за шкирку, Влад потянул назад, разворачивая, и я уткнулась носом ему в грудь. Обхватив, темный вжался лбом в мою макушку. Руки сами собой скользнули ему за спину, ладони легли на лопатки. Меня затрясло, злость уходила, уступая слезам. Первые капли покатились по щекам, я всхлипнула, не в силах что-либо сказать. Успокаивающе поглаживая по спине левой, правой ведьмак достал телефон и вызвал такси. Где я буду остаток дня и ночь, даже не вызывало вопросов. Через пять минут к нам подъехала серебристая «Ауди», Влад втащил меня на заднее сиденье, сел сам, обнял за плечи. Положив голову ему на грудь, я честно пыталась успокоиться, остановиться и просто начать нормально дышать, пока со всех сторон меня атаковала и грызла правда. Кто-нибудь замечал, что чаще всего люди плачут из-за правды? Ложь так не ранит. Даже крах собственных надежд не оставляет такого пепелища, как правда. Из нее не выбраться, не забыть, не переделать. Правда – это аксиома, лом, против которого нет приема. Моя правда заключалась в том, что все свои двадцать лет я прожила в обмане. Все фундаментальное, что, казалось, я знала о себе и своей семье, рассыпалось прахом. Может быть, бабушка с дедушкой тоже в теме? Эта самая правда прошлась по всем до этого известным мне фактам орехоколкой. Выходит, каждый раз, когда я как-то проявляла свои способности, мама притворялась, что ничего такого в этом нет. «Гормональное», «растущий организм», «переходный возраст», «ты пересмотрела кино», «хватит выдумывать». Вот она, вереница ее обычных реакций на необычную меня. Сжав руку Влада, я выскользнула из притормозившей перед его домом машины, шмыгая носом. На ходу вытирая слезы, я так и не придумала, что сказать. Вроде бы мне нужно извиниться за мамино поведение и все происходящее, но… На пороге возникла Тамара. Удивленно посмотрев на меня, она было открыла рот, но ее сын резко качнул головой, давя любые вопросы в зародыше. Впервые вид радостного Кельта не вызвал улыбки, хотя пес тут же ринулся облизывать лицо, убирая слезы. – Кельт, фу, – осадил Яблонев любимца, стягивая с меня куртку. Раньше чем я успела нагнуться, темный присел на корточки и расстегнул мои ботинки, ставя перед ногами тапки. Быстро справившись с собственной одеждой, Влад так же молча, за руку, повел меня наверх, в свою комнату. Мягкий матрас его кровати приятно встретил спину, когда ведьмак просто толкнул на нее, ничего не говоря. Забравшись следом, парень обнял меня за пояс, позволяя продолжить прятки на своей груди. Поглаживая вдоль позвоночника, едва задевая шею своими длинными пальцами, Яблонев ровно дышал, подавая пример. Сосредоточившись на дыхании ведьмака, его ароматах, пробивающихся в нос сквозь плотину соплей, и касаниях, я перестала судорожно втягивать воздух и дергаться, будто выброшенная на берег рыба. Как и в прошлый раз, после той ссоры с Иркой, стоило нам остаться одним, без отвлекающих и мешающих факторов, как взять себя в руки стало на порядок легче. Вернее, в руки меня взял Влад, а ему сейчас я доверяла куда больше, чем себе. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем назойливая мысль посетить ванную перешла в действие. Отстранившись от Влада, я вышла из комнаты и вскоре встретилась со своим жутким отражением в зеркале над раковиной. Распухшие веки и красный шмыгающий нос, разводы туши и слипшиеся ресницы, глаза стеклянные, как при высокой температуре. Сбившийся набок, наполовину растрепанный хвост… Я смотрела на лохматое зареванное чудовище. Холодная вода справилась с тушью, немного уняла жжение, затушив пустыню под веками, но не смогла смыть с меня два последних часа. В дверь поскребся Кельт, очевидно, настороженный тишиной и моим долгим отсутствием. Толкнув ее от себя, я вовремя переступила вправо, спасаясь от мохнатого монстра, вознамерившегося снова зализать меня до смерти. – Прости, дружок, я не в настроении. – Я потрепала пса за уши, морщась на собственный голос. Слишком тихий и сиплый, словно я отстояла двухчасовой концерт, подпевая каждой песне во все горло. Вернувшись к Владу, я почуяла на пороге тонкий парфюм Тамары, сразу же замечая на столе маленький термос с кружкой и обычный стакан воды. Рядом, на стуле, висела моя сумка для ночевок. Яблонев лежал все там же, но уже в домашней черной майке.