Пирсон пододвинул ему папку: — Это переписка относительно системы горячего водоснабжения кухни. Если вы возьмете на себя труд ее прочитать, то увидите, что я годами требовал установки новой системы. — Пирсон повысил голос и с вызовом сказал: — Так читайте же! Открыв папку, Коулмен просмотрел верхний лист, потом другой, затем перебрал все бумажки. Он сразу понял, что сильно заблуждался. В записках содержались уничтожающие отзывы Пирсона о санитарно-гигиеническом состоянии кухни, составленные в таких выражениях, на которые сам Коулмен никогда бы не решился. Судя по всему, переписка продолжалась несколько лет. — Ну? — произнес Пирсон, внимательно глядя на Коулмена. Коулмен ответил не колеблясь: — Прошу меня простить. Я просто обязан извиниться перед вами, во всяком случае, по этому поводу. — Ничего страшного. — Пирсон раздраженно махнул рукой, потом помолчал и продолжил: — Вы хотели сказать мне еще что-то? — Занявшись посудомоечными машинами, я обнаружил, что бактериологическое обследование сотрудников кухни не проводилось в течение шести месяцев. — И почему? — Вопрос щелкнул, как выстрел. — Очевидно, из департамента здравоохранения не поступило ни одной пробы. Сейчас этим занимается главная диетсестра. — И вы думаете, что мы этим совершенно не интересовались? Никто из отделения патологической анатомии не спрашивал, почему к нам не приходят материалы для анализов? — Никто не спрашивал. — Идиот Баннистер! Это действительно серьезно! — Пирсон был по-настоящему озабочен, забыв свою вражду с Коулменом. — Я счел, что вам необходимо это знать, — добавил Коулмен. Пирсон уже поднял телефонную трубку и поднес ее к уху. — Свяжите меня с администратором. Последовавший разговор был коротким и деловым. Закончив его, Пирсон положил трубку на рычаг и встал. — Томазелли идет сюда. Давайте встретим его в лаборатории. Потребовалось всего несколько минут, чтобы во второй раз изложить уже известную Коулмену историю администратору Томазелли. Джон Александер записал резюме, а Пирсон посмотрел препараты. Когда он оторвался от микроскопа, в лабораторию вошла главная диетсестра. Администратор повернулся к ней: — Что вы узнали? — Невероятно, но это правда. — Миссис Строган недоуменно покачала головой и обратилась к Пирсону: — В начале года департамент здравоохранения взял на работу новую сотрудницу, и никто не сказал ей о бактериологических анализах сотрудников кухни. Именно поэтому никто не присылал нам материалов для анализов. — Значит, анализы не делались. Сколько времени? — Приблизительно шесть с половиной месяцев. Коулмен заметил: Карл Баннистер нарочито держится подальше, делая вид, что поглощен работой, хотя было видно — он внимательно следит за происходящим. — Что вы предлагаете? — спросил администратор у Пирсона. — Сначала надо обследовать всех новых сотрудников — чем скорее, тем лучше. — Старик на этот раз говорил отрывисто, коротко и ясно. — После этого надо провести повторное обследование остальных, то есть сделать анализ кала, рентгенографию грудной клетки и выполнить врачебный осмотр. Обследование должно охватить всех работников кухни и всех, кто так или иначе соприкасается с пищевыми продуктами. — Вы займетесь этим, миссис Строган? — спросил Томазелли. — Свяжитесь с департаментом здравоохранения, они отработают все детали. — Хорошо, мистер Т. Я сейчас же этим займусь. Главная диетсестра выплыла из лаборатории. — Что-нибудь еще? — Томазелли снова обратился к Пирсону. — Нужна новая система подачи горячей воды в посудомоечные машины. Сами машины надо отремонтировать или заменить новыми. — Пирсон начал заметно горячиться. — Я говорил об этом много лет. — Знаю, — сказал Томазелли. — Я унаследовал от предшественника архив, и машины стоят у нас в плане. Беда в том, что у нас слишком большие расходы на капитальное строительство. Кстати, сколько это приблизительно может стоить? — Откуда я знаю? Я же не водопроводчик, — возмущенно огрызнулся Пирсон. — Я немного разбираюсь в этом, может быть, смогу чем-нибудь помочь. Все повернули головы на тихий голос, произнесший эти слова. Это был доктор Дорнбергер, державший в руке неизменную трубку. Никто не заметил, как он вошел в лабораторию. Увидев Гарри Томазелли, он спросил: — Я не помешал? — Нет, все в порядке, — неприветливо отозвался Пирсон. Дорнбергер почувствовал пристальный взгляд Джона Александера, повернулся к нему и сказал: — Я только что смотрел твоего ребенка, сынок. Боюсь, что дела его не так хороши, как хотелось бы. — Есть ли надежда, доктор? — тихо спросил Александер. Остальные тоже повернулись к нему. Лица присутствующих смягчились. Баннистер отложил пипетку и подошел ближе. — Думаю, что надежды мало, — медленно выдавил из себя Дорнбергер. Наступила тишина, и гинеколог, словно что-то вспомнив, обернулся к Пирсону: — Я полагаю, Джо, что нет никаких сомнений в правильности заключения об антителах к резус-фактору в крови миссис Александер? — Сомнений? — Я хочу сказать, что оно, вероятно, ошибочное. Пирсон покачал головой: — Здесь не может быть никаких сомнений, Чарли. Я сам делал этот анализ, и делал очень тщательно. — Он с любопытством добавил: — Почему ты спрашиваешь? — Просто хочу удостовериться. — Дорнбергер затянулся и выпустил клуб дыма. — Сегодня утром я заподозрил, что у ребенка эритробластоз. Хотя пока это лишь предположение. — И весьма маловероятное, — энергично возразил Пирсон. — Я так и подумал, — сказал Дорнбергер. В наступившей тишине все посмотрели на Александера. Дэвид Коулмен почувствовал, что ему надо что-то сказать — успокоить молодого человека, переключить его внимание. Почти не задумываясь, он обратился к Дорнбергеру: — Сомнения относительно результатов такого анализа могли быть раньше, когда применяли только методы с физиологическим раствором и раствором белка. В этих случаях антитела к резус-фактору иногда не обнаруживаются. Сейчас, однако, есть непрямая проба Кумбса, и она абсолютно надежна и достоверна. — Коулмен вдруг осознал, что это нововведение появилось в лаборатории только после его прихода. А он ведь не собирался вредить Пирсону, копать под него. В этот момент он искренне надеялся, что старик просто ничего не заметит. Они и так уже много раз ссорились, и нет нужды умножать вражду. — Но, доктор Коулмен… — Александер хотел что-то сказать, но замолчал с открытым ртом. В его глазах застыла тревога. — Да? Что такое? — Коулмен был озадачен — он не сказал ничего такого, что могло бы возбудить такую тревогу. — Мы не делали непрямую пробу Кумбса. Несмотря на все сочувствие к Александеру, Коулмен ощутил раздражение. Из-за Пирсона он не хотел дальше развивать эту тему, но теперь выбора у него не оставалось. — Да нет же, вы ее делали, — быстро сказал он. — Я же помню, что подписал требование на сыворотку Кумбса. Александер смотрел на Коулмена, в глазах молодого лаборанта была уже не тревога, а отчаяние. — Доктор Пирсон сказал, что это не обязательно, и анализ был сделан в физиологическом растворе и в растворе белка. Коулмену понадобилось несколько секунд, чтобы осознать то, что он услышал. Он вдруг заметил, что за разыгрывающейся сценой с любопытством наблюдает Гарри Томазелли. Как насторожился доктор Дорнбергер. Пирсон явно испытывал неловкость. Эта неловкость проскользнула в его тоне, когда он обратился к Коулмену: — Я собирался вам об этом сказать, но запамятовал. Но Коулмен уже все понял. Правда, прежде чем продолжить, он решил уяснить для себя один факт. — Если я все правильно понял, — спросил он Александера, — то, здесь, в этой лаборатории, вообще никогда не делали и не делают непрямую пробу Кумбса? Александер кивнул, и в разговор резко вмешался доктор Дорнбергер: — Минутку! Позвольте мне поставить вопрос прямо. Вы хотите сказать, что у матери — миссис Александер — все-таки могут присутствовать в крови антитела к резус-фактору? — Конечно, могут, — повысив голос и не думая о последствиях, ответил Коулмен. — Анализы в физиологическом растворе и в растворе белка хороши в большинстве случаев, но не во всех. Тот, кто хотя бы немного знаком с современной гематологией, обязан это знать. — Он искоса взглянул на Пирсона, который безучастно следил за происходящим, и обратился к Дорнбергеру: — Именно поэтому я заказал сыворотку для непрямой пробы Кумбса. Администратор тоже попытался выяснить для себя суть сказанного и обратился к Коулмену: — Я хочу спросить об анализе. Если вы его назначили, то почему он не был сделан?