— Это все? — Да, Эрни, это все. Спасибо. Гарри, я хочу сегодня же созвать совещание, — сказал О’Доннелл, передавая трубку Томазелли. — Надо пригласить нескольких старших врачей. Мы соберемся здесь, если это удобно. Я хочу, чтобы ты тоже присутствовал. Томазелли кивнул: — Это можно сделать. О’Доннелл начал перебирать в уме имена: — Мы, естественно, пригласим Чендлера как главного терапевта. Надо позвать Руфуса и, конечно, Рейбенса. Да, надо позвать и Дорнбергера. Он может оказаться полезным. Сколько всего получается? Администратор посмотрел на записанные в блокнот имена: — Шесть, если считать тебя и меня. Как насчет Люси Грейнджер? О’Доннелл на мгновение задумался. — Хорошо, пусть нас будет семь. — Повестка дня? — Томазелли приготовился записывать. О’Доннелл покачал головой: — Нам не нужна подробная повестка. Вопрос будет один: изменения в работе отделения патологической анатомии. Когда администратор назвал имя Люси Грейнджер, О’Доннелл колебался только по одной причине: Томазелли невольно напомнил ему о свидании с Люси накануне вечером. Они, как договорились перед клинико-анатомической конференцией, поужинали в «Палм-Корте» отеля Рузвельта — ели роскошную еду и пили коктейли, рассказывая друг другу о себе, о знакомых, о случаях из жизни — профессиональной и обыденной. После ужина О’Доннелл отвез Люси домой. Незадолго до этого она переехала в Бенвенуто-Грандж, в большую шикарную квартиру в северной части города. — Не зайдешь пропустить рюмочку на ночь? О’Доннелл оставил машину одетому в униформу швейцару, который припарковал ее, и последовал за Люси. В сверкающем никелем тихом лифте они поднялись на пятый этаж, прошли по коридору, облицованному березовыми панелями, устланному широким толстым, приглушающим шаги ковром. Глядя на эту роскошь, О’Доннелл удивленно вскинул брови. Люси улыбнулась: — Это подавляет, правда? Я сама до сих пор не могу прийти в себя. Она открыла дверь и нажала клавишу выключателя. Мягкий, приглушенный свет осветил элегантную гостиную. Впереди О’Доннелл заметил приоткрытую дверь спальни. — Сейчас я смешаю коктейль, — сказала Люси. Она повернулась к О’Доннеллу спиной, и он слышал только, как позвякивает в стаканах лед. — Люси, ты никогда не была замужем? — спросил он. — Нет, — ответила она не обернувшись. — Могу я узнать почему? — тихо спросил он. — На самом деле все очень просто. Но меня уже давно никто об этом не спрашивал. — Люси обернулась, держа в руках готовые коктейли, один из которых протянула О’Доннеллу. Опустившись в кресло, она задумчиво продолжила: — Сейчас я вспоминаю и думаю, что мне всего один раз предлагали выйти замуж — я имею в виду всерьез. Я тогда была значительно моложе. О’Доннелл попробовал коктейль. — И ты ответила «нет»? — Я хотела сделать карьеру в медицине. В то время это было для меня безумно важным. Карьера и брак казались мне несовместимыми. — Не жалеешь об этом? — с деланной небрежностью спросил он. Люси задумалась. — Конечно, нет. Я добилась того, чего хотела, в определенном смысле я вознаграждена. Иногда, правда, я гадаю, что было бы при другом ответе. Но это так по-человечески, не правда ли? — Пожалуй, да, — ответил он. Его почему-то тронул ответ Люси. Он чувствовал себя так умиротворенно, словно после долгих скитаний вернулся домой. Ей надо иметь детей. — И ты по-прежнему думаешь, что брак и медицина несовместимы, во всяком случае, для тебя? — Теперь я уже не так догматична. — Она улыбнулась. — Этому я, кажется, научилась. О’Доннелл задумался. Что будет для него означать женитьба на Люси? Будет ли в их доме царить любовь и покой? Или их параллельные пути в профессиональной карьере зашли так далеко, что стало поздно что-либо менять, приспосабливаясь друг к другу? Если они поженятся, то что будут делать в часы досуга? Будут ли эти часы по-домашнему интимны? Или они будут без конца решать проблемы клиники, читая за обедом истории болезни и обсуждая на десерт диагностические проблемы? Получит ли он в результате брака желанное убежище от невзгод, или он станет лишь продолжением медицинской рутины? — Знаешь, я всегда думал, что между нами много общего, — сказал он вслух. — Да, Кент, — ответила Люси, — я тоже так думаю. О’Доннелл допил коктейль и встал. Он понимал, что они сказали друг другу гораздо больше, чем было выражено словами. Теперь ему требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать. Слишком многое поставлено на карту, чтобы принимать скоропалительные решения. — Тебе не обязательно уходить, Кент, — заметила Люси. — Если хочешь, можешь остаться. Она сказала это так просто, что О’Доннелл понял: если он останется, то дальше все будет зависеть только от него. В глубине души он жаждал остаться, но осторожность и привычка взяли верх. Он взял Люси за руки: — Доброй ночи, Люси. Давай сначала все обдумаем. Когда двери лифта закрывались, Люси стояла на пороге квартиры и смотрела вслед О’Доннеллу. Глава 6 — Я созвал вас, — начал О’Доннелл, обращаясь к сидевшим вокруг стола врачам, — чтобы заручиться поддержкой в одном важном деле. Присутствующие внимательно слушали главного хирурга. Пришли все, кроме Рейбенса, занятого на плановом грыжесечении. О’Доннелл продолжил: — Мне кажется, что всем нам известны проблемы отделения патологической анатомии. Думаю, вы согласитесь со мной, что они не только медицинские, но и личностные. — И что же это за проблемы? — спросил Дорнбергер. Говоря это, пожилой акушер-гинеколог набивал трубку. — Боюсь, я не понимаю, куда ты клонишь, Кент. Чего-то подобного О’Доннелл ждал. Он знал, что Дорнбергер и Пирсон — близкие друзья, и поэтому ответил со всей возможной вежливостью: — Я хочу, чтобы ты выслушал меня до конца, Чарли. Я постараюсь все объяснить. Он принялся методично перечислять проблемы: задержки заключений по хирургическим случаям, повышение нагрузки на отделение патологической анатомии, неспособность Джо Пирсона в одиночку с ней справиться. Он упомянул о случае с Руфусом и посмотрел на него, ища поддержки, рассказал о телефонном разговоре с Рейбенсом. Упомянул и о своем разговоре с Пирсоном и об отказе старика взять в штат второго патологоанатома. В заключение О’Доннелл сказал: — Я убежден, что нам нужен второй патологоанатом. Я хочу, чтобы вы мне в этом помогли. — Меня тоже тревожит ситуация с патологической анатомией, — торопливо, словно боясь, что его слова не попадут в протокол, сказал главный терапевт клиники доктор Чендлер. Однако дальше он продолжал, как обычно, глубокомысленно и весомо, даже несколько напыщенно. — Сложность заключается в стиле Джо Пирсона. Но всем нам следует учесть, что он заведующий отделением и его стиль — это стиль руководителя отделения. А значит, мы должны избегать любых действий, которые могут подорвать его авторитет. — Согласен, — ответил О’Доннелл. — Именно поэтому мне нужна помощь. Помощь в том, чтобы убедить Пирсона в необходимости изменений. — Не уверен, что мне нравится способ, каким мы это делаем, — сказал Руфус. — Почему, Билл? — спросил О’Доннелл, отметив, что сегодня на нем более скромный галстук — всего три цвета вместо обычных четырех. — Мне кажется, что мы, собравшиеся здесь врачи, не имеем никакого права говорить об изменениях в работе отделения патологической анатомии. — Руфус окинул взглядом присутствующих: — Действительно, у меня было несколько неприятных столкновений с Джо Пирсоном. Думаю, что они были и у большинства присутствующих. Но это не означает, что я готов присоединиться к заговору, цель которого — убрать Джо из отделения. О’Доннелл был рад этому высказыванию и был внутренне к нему готов. — Позвольте мне объясниться, — сказал он. — У меня, как, надеюсь, ни у кого из присутствующих, нет ни малейшего намерения, — он взглянул на Руфуса, — выгонять доктора Пирсона. Врачи одобрительно закивали головами. — Давайте рассуждать так, — продолжил главный хирург. — Все согласны в том, что изменения в отделении патологической анатомии давно назрели. Для обоснования достаточно одних только задержек с хирургическими заключениями. Каждый день отсрочки необходимой операции создает опасность для больного. Думаю, нет нужды убеждать вас в этом. В разговор вступил Томазелли: — Не надо забывать, что такие задержки уменьшают количество больных, которым мы можем помочь. Очередь на госпитализацию и без того велика.