Тем не менее приглашение со стороны одного из самых твердолобых членов совета директоров стало для О’Доннелла полной неожиданностью. Естественно, О’Доннелл несколько раз встречался с Суэйном, но не был знаком с ним близко. — На самом деле это, конечно, мое предложение, — продолжил Браун. — Мне хочется, чтобы ты сам поговорил с ним о клинике в самой общей форме. Постарайся убедить его в правильности своих идей. Честно говоря, иногда он создает проблемы на заседаниях совета директоров, ты и сам это хорошо знаешь. — Сделаю что смогу. Теперь, когда стало ясно, что стоит на кону, О’Доннелл понял, что ему придется ввязаться в политику совета директоров. До сих пор ему удавалось от них дистанцироваться, сохраняя какую-то независимость. Но он не мог сказать «нет» председателю совета директоров. Браун взял портфель и собрался уходить. О’Доннелл и Томазелли поднялись, чтобы проводить его. — Гостей будет очень немного, — сказал Браун. — Не больше полудюжины. Мы могли бы захватить тебя в городе. Перед выездом я тебе позвоню. О’Доннелл выдавил благодарность, и Браун, вежливо кивнув, вышел за дверь. Едва она закрылась, как в кабинет вошла секретарь Томазелли Кэти Коэн. — Прошу прощения, что помешала, — извинилась она. — Что случилось, Кэти? — спросил Томазелли. — Один человек очень хочет поговорить с вами по телефону, — сказала секретарь, — некий мистер Брайан. — Я сейчас занят с доктором О’Доннеллом. Скажи Брайану, что я перезвоню ему позже. — Томазелли не скрывал удивления. Обычно Кэти знала, что говорить звонившим в таких случаях. Ее не надо было учить элементарным вещам. — Я так ему и сказала, мистер Томазелли, — неуверенно произнесла Кэти. — Но он очень настойчив. Говорит, что он муж одной нашей пациентки. Я решила, что вас надо поставить в известность. — Может быть, тебе стоит с ним поговорить, Гарри, — вмешался О’Доннелл. — Сними с Кэти эту тяжесть, я могу подождать. — Хорошо. — Администратор подошел к одному из двух своих телефонов. — Четвертая линия, — сообщила Кэти, дождалась соединения и вышла в холл. — Администратор слушает, — приветливо сказал в трубку Гарри Томазелли. Но потом он нахмурился, слушая, что ему говорили с противоположного конца провода. Мощная мембрана трубки вибрировала так энергично, что О’Доннелл разбирал некоторые слова: «Постыдная ситуация… непосильное бремя для семьи… будет разбирательство». Томазелли прикрыл ладонью микрофон трубки и сказал О’Доннеллу: — Он и в самом деле кипит. Речь идет о его жене. Я не вполне понимаю… Некоторое время он продолжал слушать, потом заговорил: — Мистер Брайан, давайте начнем сначала. Попробуйте рассказать мне, что, собственно, случилось. — С этими словами Томазелли придвинул к себе блокнот и взял карандаш. — Да, сэр. — Последовала пауза. — Теперь скажите мне, пожалуйста, когда ваша жена поступила в клинику? — Телефон снова завибрировал, а администратор принялся записывать. — Кто ее лечащий врач? — Администратор еще раз что-то черкнул в блокноте. — Когда ее выписали? — Еще одна пауза. — Хорошо, я понял вас. В ответной реплике О’Доннелл расслышал слова: «Я не могу ничего добиться», — а потом снова заговорил Томазелли: — Нет, мистер Брайан, я не помню этого случая, но я все узнаю, обещаю вам. — Выслушав говорившего, он продолжил: — Да, сэр, я понимаю, что означает для вашей семьи больничный счет. Но вы тоже должны понять, что клиника не извлекает из этого никакого дохода. О’Доннелл все еще слышал голос в трубке, но теперь мужчина говорил тише, поддавшись умиротворяющим талантам Томазелли. Воспользовавшись первой же паузой, администратор сказал: — Сэр, только лечащий врач определяет, сколько времени больной должен находиться в клинике. Думаю, вам следует еще раз поговорить с лечащим врачом вашей жены, а я тем временем выясню у нашего казначея, что можно сделать с вашим счетом. Мы проверим его пункт за пунктом. — И добавил: — Спасибо, мистер Брайан, до свидания. Томазелли повесил трубку, вырвал из блокнота страницу и положил ее на поднос с надписью «Распоряжения». — Что случилось? — спросил О’Доннелл, не особенно, впрочем, тревожась. В больших лечебных учреждениях претензии по поводу обслуживания и счетов были не редкостью. — Он утверждает, что его жену держат в клинике слишком долго без всякой необходимости. Ему придется влезть в долги, чтобы оплатить счет. — Откуда он знает, что его жену держат у нас слишком долго? — резко спросил О’Доннелл. — Говорит, что наводил справки, — задумчиво ответил Томазелли. — Может быть, в этом и есть какая-то необходимость, но она действительно провела в клинике три недели. — И что? — Я бы не стал придавать этому значение, но в последнее время число таких жалоб значительно возросло. Не всегда люди ведут себя так агрессивно, но суть у всех этих жалоб одна. В мозгу О’Доннелла что-то промелькнуло, и это было словосочетание: «Патологическая анатомия». — Кто был лечащим врачом? — спросил он вслух. Томазелли взглянул в записи: — Эрни Рейбенс. — Давайте позвоним ему и попробуем сейчас же все выяснить. Томазелли нажал кнопку селектора: — Кэти, попробуй соединить меня с доктором Рейбенсом. Они ждали молча. Из холла доносился тихий голос, вызывавший по селекторной связи доктора Рейбенса. Спустя секунду телефон зажужжал. Томазелли поднял трубку и передал ее О’Доннеллу. — Эрни? Это Кент О’Доннелл. — Чем могу быть полезен? — С другого конца провода послышался тонкий, отчетливый голос Рейбенса, одного из старших хирургов. — У тебя есть больная, — он заглянул в листок, который пододвинул ему администратор, — миссис Брайан? — Да, есть. Что случилось? Вам пожаловался ее муж? — Так ты все знаешь? — Конечно, я все знаю, — раздраженно ответил Рейбенс. — Лично я думаю, что у него есть все основания жаловаться. — Так в чем дело, Эрни? — Дело в том, что при поступлении я поставил миссис Брайан диагноз — рак молочной железы. Я удалил опухоль, но она оказалась доброкачественной. — Так зачем же ты продержал ее три недели? — спросил О’Доннелл, подумав о том, что в разговорах с Рейбенсом всегда приходится играть в игру «вопрос-ответ». Информацию из этого врача буквально выуживаешь. — Спроси об этом Джо Пирсона! — ответил Рейбенс. — Будь проще, когда говоришь со мной, Эрни, — попросил О’Доннелл. — Это же твоя больная. В трубке наступило молчание. Потом тонкий голос раздельно произнес: — Ладно. Я сказал, что опухоль доброкачественная, но прошло две с половиной недели, прежде чем я об этом узнал. Ровно столько времени потребовалось Джо Пирсону для того, чтобы сунуть стекло под свой микроскоп. — Ты напоминал ему об этом? — И не один раз! Я звонил ему раз пять. Он бы тянул еще больше, если бы я его не дергал. — И именно поэтому миссис Брайан так долго была в клинике? — Естественно. — В голосе на противоположном конце провода послышались язвительные нотки. — Или ты предлагаешь выписать ее без патологоанатомического заключения? У Рейбенса основательные причины для недовольства, подумал О’Доннелл. Врач оказался в весьма затруднительном положении. Если бы он выписал больную, то не исключено, что ему пришлось бы потом звонить ей и вызывать для следующей операции, как это случилось с Руфусом. С другой стороны, каждый лишний день пребывания в клинике означал дополнительное финансовое бремя для семьи больной. — Я ничего не предлагаю, Эрни, — уклончиво ответил О’Доннелл, — просто интересуюсь. Рейбенс думал о том же. — Тогда тебе лучше поговорить не со мной, — сказал он. — И к тому же я не единственный, с кем такое произошло. Ты же знаешь про Билла Руфуса. — Да, знаю. Честно говоря, я думал, что положение с тех пор немного улучшилось. — Может быть. Только я почему-то этого не заметил. Что прикажете делать со счетом Брайана? — Сомневаюсь, что мы сможем что-то сделать. Его жена действительно провела в клинике три недели. Ты же знаешь, что мы и так ограничены в средствах. Интересно, подумал О’Доннелл, как бы отреагировал Рейбенс, если бы ему предложили отдать в строительный фонд клиники свои личные шесть тысяч долларов? — Дело достаточно тухлое, — объяснил Рейбенс. — Муж больной — приличный, но небогатый человек. Кажется, он плотник, выполняет частные заказы. У него нет страховки. Наши счета заставят его надолго влезть в долги. О’Доннелл молчал, размышляя о том, что же делать дальше. В трубке снова раздался фальцет Рейбенса: