Потом снова заговорил О’Доннелл: — Конечно, вместо того чтобы созывать вас, я мог бы настоять на собрании медицинского совета. — Он сделал паузу. — И я на это пойду, если возникнет такая необходимость, но, думаю, вы не хуже меня знаете, что из этого получится. Джо сам является членом медицинского совета, у него большая поддержка со стороны старой гвардии совета, и обсуждение этого вопроса выльется в ругань и склоку. Допустим, мы победим — докажем, что Пирсон не в состоянии возглавлять отделение. И что? Чего мы этим добьемся? Тем самым, как правильно сказал Харви, мы подорвем авторитет не только патологической анатомии, но и всей клиники. О’Доннелл умолчал о том, что возможный конфликт неминуемо приведет и к политическим осложнениям. — Я не говорю, что я с вами согласен, но в чем заключаются ваши предложения? — спросил Дорнбергер. Он подкрепил вопрос клубом синеватого дыма. Руфус сморщил нос: — Надо быстрее заканчивать, а то здесь скоро будет нечем дышать. Откуда вы привозите этот верблюжий навоз, Чарли? Все улыбнулись, и О’Доннелл решил, что пора ставить точку. — Я предлагаю вам, Чарли, поговорить с Джо Пирсоном от нашего имени. — О нет! О’Доннелл предвидел такую реакцию и попытался как можно убедительнее уговорить гинеколога. — Чарли, мы все знаем, что вы близкий друг Джо. Я не просто так пригласил вас сюда. Вы один можете убедить его в необходимости изменений. — Другими словами, вы хотите, чтобы я стал вашим палачом и занес над ним ваш топор? — сухо спросил он. — Чарли, поверьте мне, речь идет не о топоре. Дорнбергер заколебался. Он видел, что все смотрят на него, напряженно ожидая ответа. Как поступить: внять убеждениям О’Доннелла или нет? Его разрывали два чувства — озабоченность судьбой клиники и дружеское отношение к доктору Пирсону. Положение дел в отделении патологической анатомии, собственно, не было для него новостью. Он и сам подозревал, что там не все в порядке. Тем не менее случаи с Руфусом и Рейбенсом поразили его. Кроме того, он понимал, что главный хирург, к которому он относится с большим уважением, не стал бы созывать это совещание без особых причин. В то же время Дорнбергер хотел всеми силами помочь Джо Пирсону, и его до глубины души возмущала волна неприязни, обрушившаяся на старого друга. Правда, О’Доннелл, кажется, искренне говорит о том, что у него нет намерения избавиться от Пирсона, да и остальные тоже этого не хотят. Дорнбергер окинул взглядом присутствующих. — Это единодушное решение? — спросил он. — Я очень люблю Джо, — задумчиво произнесла Люси Грейнджер. — Думаю, как и все мы. Но я полагаю, что изменения в работе отделения патологической анатомии давно назрели. До сих пор Люси молчала. Она больше думала о вчерашней встрече с О’Доннеллом. Вчерашний визит Кента взволновал ее. Такого смятения она не испытывала много лет. Уж не влюблена ли она в него? Все совещание она убеждала себя, хотя и не очень уверенно, что такие слова хороши для молодых и горячих, а в ее возрасте надо больше думать головой и не поддаваться эмоциям. В результате она нашла в себе силы отделить личное от профессионального и включилась в решение обсуждаемых проблем. Медицина учит этому искусству — отвлекаться от личного ради решения неотложных задач. О’Доннелл посмотрел на Руфуса: — Билл? Хирург кивнул: — Хорошо. Если Чарли поговорит с Пирсоном, то я согласен. Следующим был Чендлер. Он обратился к Дорнбергеру: — Чарли, мое мнение таково, что это самый лучший способ разрешить ситуацию. Ты окажешь нам и всей клинике неоценимую услугу. — Хорошо, — ответил Дорнбергер. — Посмотрим, что я смогу сделать. На какое-то время наступила тишина, и О’Доннелл ощутил невероятное облегчение. Коллеги наконец поняли и оценили проблемы и начали что-то предпринимать. Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Но иногда, подумал он, все усилия идут насмарку, если не во всем следовать принятому протоколу; если попытка окажется неудачной, придется прибегнуть к более жестким мерам. В промышленности, когда человек не справляется со своими обязанностями, его увольняют или назначают ему помощника. Издается приказ — и помощник выходит на работу. В медицине все не так просто. Авторитет руководства здесь очерчен не так четко, и назначенный заведующий отделением скоро становится полновластным хозяином своей епархии. Еще важнее то, что медицинский руководитель всегда сомневается, стоит ли принимать жесткие меры, ибо понимает, что имеет дело не просто с работой. Приходится как бы оспаривать способности человека, который, как и ты, зависит от своей профессиональной репутации. Это очень деликатный вопрос. Одно-единственное решение может непоправимо испортить будущее товарища по профессии, попросту лишить его средств к существованию. Именно поэтому такие дела решаются осторожно и по возможности скрытно от чужих глаз. — Насколько я понимаю, нам придется искать второго патологоанатома, — негромко сказал Томазелли. — Да, думаю, что нам пора приниматься за поиски, — ответил О’Доннелл администратору и посмотрел на остальных: — Полагаю, что у всех нас есть связи и надо ими воспользоваться. Если вы знаете подходящего человека — хорошего специалиста, недавно закончившего резидентуру, — пожалуйста, сообщите. — Патологоанатомы теперь стали очень разборчивыми, — заметил Руфус. — Да, найти нужного специалиста будет нелегко, — согласился О’Доннелл. — Тем более надо быть повежливее с Джо. Томазелли выдвинул ящик стола и достал оттуда папку. — Может быть, это вас заинтересует, — сказал он. — Что там у вас? — спросил Чендлер. — Недавно я получил открытый список патологоанатомов, — ответил Томазелли. — Честно говоря, я чувствовал, к чему все клонится, и запросил этот список. Пару недель назад я получил ответ с именем одного патологоанатома. — Можно посмотреть? — спросил О’Доннелл и потянулся за листом, извлеченным Томазелли из папки. Он знал, что по запросам лечебных учреждений периодически поступают так называемые открытые списки с информацией о патологоанатомах, готовых приступить к работе. Имена этих патологоанатомов печатались в таких списках с их разрешения. Существовал также закрытый список, но он циркулировал только в пределах профессионального круга патологоанатомов. В закрытом списке в основном фигурировали имена специалистов, недовольных своим нынешним местом работы и тайно искавших новое место. В таких случаях лечебные учреждения сообщали администрации общества патологоанатомов о своих нуждах, она доводила предложения до заинтересованных коллег, а те уже сами обращались в клиники. Но несмотря на существование всех этих механизмов, О’Доннелл знал, что наилучшие результаты дают личные рекомендации и связи. Он взглянул на лист, переданный ему администратором. Это было резюме доктора Дэвида Коулмена, тридцати одного года. У О’Доннелла непроизвольно поднялись брови, когда он ознакомился с резюме Коулмена. С отличием окончил Нью-Йоркский университет. Интернатуру проходил в клинике Бельвью. Два года служил в армии — патологоанатомом. После службы в течение пяти лет проходил резидентуру по патологической анатомии в трех хороших лечебных учреждениях. Это был человек, получивший блестящее образование и разностороннюю подготовку. О’Доннелл передал резюме Руфусу. — Очень сомневаюсь, что он обратит на нас внимание, — сказал главный хирург администратору. — При его квалификации мы просто не сможем платить ему достойную зарплату. Из прежних разговоров с администратором он знал, что зарплата патологоанатома будет не больше десяти тысяч долларов в год. Руфус поднял глаза: — Согласен. Этот человек может устроиться в любой большой клинике крупного города. — Он передал резюме Харви Чендлеру. — Ну, дело в том… — начал было Томазелли и сделал паузу. Было видно, что он испытывает несвойственную ему нерешительность и тщательно подбирает слова для какого-то сообщения. — Что такое, Гарри? — с любопытством поинтересовался О’Доннелл. — Дело в том, что доктор Коулмен заинтересован именно в нашей клинике. — Томазелли снова сделал паузу. — Мне сказали, что он слышал о наших нововведениях и планах на будущее. О’Доннелл первым нарушил внезапно воцарившуюся тишину: — Откуда ты это знаешь? — Знаю, потому что веду с ним переписку. — Это как-то не совсем обычно, Гарри. Ты не находишь? — язвительно поинтересовался Руфус. — Возможно, я немного забежал вперед, но после того, как я получил это, — он указал рукой на резюме, переданное теперь Люси, — я написал доктору Коулмену. Естественно, я не стал предлагать ему что-либо определенное. Это был просто зондаж, выяснение позиций. — Он обернулся к О’Доннеллу: — Это началось после нашего с тобой разговора пару недель назад. Ты, наверное, помнишь его, Кент. — Да, помню. — О’Доннелл предпочел бы, чтобы Томазелли заранее сообщил ему о своей переписке. Правда, как администратор Гарри имеет полное право переписываться, с кем ему угодно. Ведь именно он руководит клиникой. Да и переписка, без сомнения, была сугубо конфиденциальной. Возможно, Томазелли сделал удачный ход. — Так ты говоришь, он заинтересовался? — обратился О’Доннелл к администратору. — Да, он хочет приехать и посмотреть клинику. Я как раз собирался сказать тебе об этом, но ты назначил совещание — очень кстати. Теперь резюме разглядывал Дорнбергер. Он ткнул в него пальцем и спросил: — И что теперь прикажете мне с этим делать? О’Доннелл, ища поддержки, посмотрел на остальных: — Думаю, что вы должны взять его с собой, Чарли, и показать Джо Пирсону. Глава 7 В боковой комнате, примыкающей к прозекторской, резидент Роджер Макнил ждал заведующего отделением. Все было готово для проведения обзора макроскопических препаратов. Не хватало только присутствия доктора Джозефа Пирсона. В клинике Трех Графств, также как и во многих других лечебных учреждениях, обзор макроскопических препаратов был следующей стадией исследования после вскрытия. Полчаса назад служитель морга Джордж Ринни принес органы, извлеченные на прошлой неделе в трех вскрытиях. Органы двух трупов аккуратно лежали в белых эмалированных лотках, а рядом стояли три стеклянных кувшина, в каждом из которых находился мозг. В центре помещения стоял каменный прозекторский стол со стоком, а над столом висел шланг для смыва. Сейчас кран был открыт, и вода текла на уложенные в третий лоток органы, смывая с них формалин и резкий запах. Макнил осмотрелся, проверяя, все ли на месте. Пирсон всегда выходил из себя, если чего-то не оказывалось под рукой. Про себя Макнил отметил, что комната, в которой они проводят исследование, своей мрачностью вполне соответствует своему назначению. Да еще повсюду органы. Не хватало лишь какой-то мелочи, чтобы комната стала похожей на бойню. Макнилу приходилось бывать в других клиниках, где в таких помещениях все сверкало нержавеющей сталью и современным оборудованием, но эти новшества пока не коснулись клиники Трех Графств. Послышались знакомые шаркающие шаги, и вошел Пирсон, волоча за собой неизбежное облако сигарного дыма. — Мы не можем терять времени. — Пирсон редко утруждал себя приветствиями. — Прошло уже полторы недели после разговора с О’Доннеллом, а мы по-прежнему отстаем. — Сигара прыгала у Пирсона во рту вверх и вниз. — Когда мы закончим с этим, я займусь хирургическими хвостами. Итак, что у нас с первым случаем? Говоря все это, Пирсон надел черный резиновый фартук и резиновые перчатки. Потом он подошел к столу и сел. Макнил сел напротив и начал читать протокол вскрытия: — «Женщина пятидесяти пяти лет. Клинический диагноз: основное заболевание — рак молочной железы». — Дайте посмотреть. — Джо Пирсон протянул руку к папке. Иногда он терпеливо ждал, когда резидент зачитает ему особенности случая, но иногда читал протоколы сам. В этом, как и во всем другом, Пирсон был непредсказуем. — Гм… — промычал он и выключил воду. Сунув руку в лоток, порылся в нем, извлек сердце, раскрыл его обеими руками. — Это вы его вскрыли? Резидент отрицательно покачал головой. — Я тоже так думаю. — Пирсон снова воззрился на сердце. — Седдонс?