Транспорт «Иртыш» на погрузке Флот без базы — до сих пор неслыханное предприятие. Два дня тому назад пришел «Иртыш», наш угольный транспорт. Из Либавы вышел в двадцатых числах декабря; почты не привез. В Порт-Саиде денег для своей надобности не принял, из Либавы, как все россияне, вышел без копейки денег, но с кредитивом. В Джибути хотел ждать прихода 3-й эскадры. Ревизор (мичман Граф — В.Ш.) отправился в Порт-Саид за деньгами; в это время «Иртышу» было приказано немедленно уйти в Носси-Бэ, а ревизор с деньгами получил приказание поехать в Сайгон, где должен ожидать нас. Интересное путешествие solo с большим мешком золота». Такова, в общих чертах, история происхождения золота на борту транспорта «Иртыш». Но почему после прибытия мичмана Графа, доставленное им золото, не было распределено по кораблям эскадры, для чего, собственно говоря, оно и предназначалось? Ответа на этот вопрос у нас нет, да и вряд ли уже будет. Можно лишь предположить, что к моменту прибытия Графа, эскадра уже собиралась сниматься с якоря, чтобы идти на прорыв во Владивосток. В данной ситуации, ни командующему эскадрой, ни командирам кораблей было уже не до привезенного «расходного золота». На оставшемся отрезке пути никаких заходов в порты более не предусматривалось, а значит, и тратить деньги командам было просто некуда. Зато ожидалось генеральное сражение, к которому все и готовились. Думается, что вопрос о золоте вице-адмирал Рожественский просто отложил до момента прибытия во Владивосток. То, что он так и оставил золото на «Иртыше», можно объяснить тем, что командующий не мог знать, как сложится предстоящее сражение и где, поэтому, золото будет в большей безопасности. Поэтому, не замарачивая себе голову, он приказал оставить золото там, где оно было в настоящий момент. Кроме всего этого, думаю, что в тот момент Рожественский меньше всего думал о золоте для карманных расходов личного состава эскадры… На кону в те дни была судьба самой эскадры, а вместе с ней судьба всей войны и мирового престижа России! * * * В первые минуты Цусимского сражения артиллерийские наводчики «Иртыша» держали на прицеле один из японских крейсеров, но не стреляли. Капитан 2 ранга Ергомышев не без оснований полагал, что несколько мелкокалиберных пушек его транспорта ничего не изменять в начавшемся противоборстве броненосцев. Зато несколько даже случайных попаданий в набитый углем снарядами транспорт уничтожат его в несколько минут. Впрочем, японцам тоже было пока не до «Иртыша». Весь свой огонь они сосредоточили против наших броненосных сил. Стараясь не оказаться на линии огня, «Иртыш» сначала пристроился к броненосному крейсеру «Дмитрий Донской», затем к «Авроре», но это прикрытие не было надежным. Тогда Ергомышев решил выйти из района боя и самостоятельно проскользнуть пролив. Но «Иртышу» не повезло. Один из японских крейсеров, между делом, дал по нему вдогонку несколько залпов тихоходному транспорту. Этого для транспорта оказалось достаточно. «Иртыш» получил несколько пробоин. В трюм хлынула вода. Судно сильно накренилось. В машинном отделении лопнул паропровод, пока ликвидировали аварию, стала прибывать вода, запустили водоотливные насосы. Но Ергомышев не оставлял надежды на прорыв. Вскоре «Иртыш» повернул на ост. Ергомышев рассчитывал, что этот курс достаточно безопасен, что с наступлением вечерних сумерек судну удастся удалиться на несколько десятков миль от района боя. К утру следующего дня «Иртыш» почти потерял ход, водоотливные средства уже не справлялись с откачкой воды из трюмов. Попытка выправить крен тоже не удалась. Шансов дойти до Владивостока, таким образом, не было никаких. Было решено продолжать идти во Владивосток, но держаться недалеко от японского берега, чтобы в случае чего спасти команду. Спустя некоторое время на транспорте еще раз лопнул паропровод. Пришлось вывести из рабочего режима один из котлов. Получили серьезные ранения и ожоги вахтенные машинисты. Вода в кочегарке поднялась к топкам… Это был конец. Ергомышев приказал направить судно к японскому берегу. Через пару часов транспорт «Иртыш» встал на якорь в полутора милях от рыбацкого селения Гоцу. Судовой лекарь Иосиф Делялич-де-Лаваль, вернувшись из плена раньше своих соплавателей, в медицинском отчете так описал гибель «Иртыша»: «…15 мая утром стало очевидным, что транспорт «Иртыш» продержится на воде недолго. И поэтому решено было в 9 час. утра повернуть к ближайшему берегу и высадить на него весь состав транспорта. Около часа пополудни, приблизившись к берегу Японии (западный берег остр. Ниипона), бросили якорь и спустили почти целые шлюпки. Спущенный же паровой катер скоро затонул, наполнившись водой через пробоины. Пополудни началась погрузка раненых на баркас, которая продолжалась более двух часов. Вечером того же дня весь состав транспорта высадился на западный берег Ниипона. Транспорт «Иртыш», как говорили, утонул в ночь с 15 на 16 мая, приблизительное место гибели находится на 35°2 северной широты и 132°8 восточной долготы от Гринвича». Из воспоминаний К. Графа: «Бедный, бедный «Иртыш», недолго ты послужил в русском флоте, недолго на твоей корме развевался Андреевский флаг (…) Пока плыли, никто не спускал глаз с «Иртыша», ожидая его «последнего вздоха», но он пока продолжал печально стоять, уткнувшись носом в воду. Лишь Андреевский флаг слабо колыхался на корме». Обратим внимание, что команда покидала судно организованно, без всякой паники. Противник в тот момент транспорту ни коим образом не угрожал. В данных условиях командир транспорта должен был бы обязательно сохранить свой самый главный юридический документ, по которому будут судить обо всех его действиях во время плавания и, особенно, во время сражения. Спасение вахтенного журнала во все времена и на всех флотах мира есть дело первостепенное. Но судьба вахтенного журнала транспорта «Иртыш», тем не менее, не известна. По крайней мере, в объяснительных записках уцелевших членов команды транспорта о нем нет никаких упоминаний. Скорее всего, он погиб вместе с судном. Впрочем, нельзя исключить, что журнал был поднят японцами, прочитан, после чего японские водолазы уже и начали целенаправленные работы в каюте командира «Иртыша», где вскрыли сейф и достали лежавшее там золото. Однако и здесь не все так просто. Думается, что перед тем как покинуть борт своего судна, скорее всего Ергомышев уничтожил вахтенный журнал. Почему он должен был так поступить? Высаживаясь на японский берег, командир «Иртыша» не мог не понимать, что вскоре команда будет пленена противником. Разумеется, сохрани он вахтенный журнал, японцы сразу же изъяли бы его и прочитали все, что касается не только всех обстоятельств перехода эскадры, но и все относительно оставшегося на борту затонувшего транспорта груза: угля, снарядов и серной кислоты. Все это представляло для японцев немалый интерес. Понятно, что, высаживаясь на японский берег, Ергомышев не мог взять с собой и самого золота, которое, таким образом, неминуемо оказалось бы рано или поздно в руках японцев. Разумеется, что в вахтенном журнале было зафиксировано и прибытие на судно мичмана Графа с казенным золотом. Кроме этого должен был существовать и особый акт, которым мичман Граф передавал доставленное золото на хранение командиру корабля. Не зная итогов сражения и того, что за этим последует, Ергомышев, как офицер, просто не мог передать в руки противника столь важные документы. Если бы он так поступил, то вполне мог пойти под суд за измену присяге. Поэтому, все бумаги, где речь шла о находившемся на борту «Иртыша» золоте, были уничтожены. А кроме этого, офицеры судна, по-видимому, также договорились между собой не разглашать тайну золота. * * * В военно-морском архиве в Токио имеется папка по интернированию команды транспорта «Иртыш». Писателю-историку Виталию Гузанову удалось в свое время подержать ее в руках. Вот что они пишет об этой папке: «На ней почему-то сохранился гриф «Совершенно секретно». Видимо, на этом основании не все сотрудники имели возможность раскрыть папку и заглянуть в нее. А с другой стороны кого особенно интересовал какой-то там транспорт-углевоз? Ведь это не броненосец и не крейсер, в конце концов. С волнением листаю пожелтевшие страницы. Вначале мое внимание привлекает запись на японском языке. В подстрочном переводе она гласит: «Мичман Граф потребовал через французского консула (по договоренности между Россией и Францией он защищал права русских военнопленных — В.Г.) выплатить русским офицерам жалование в сумме 252 фунтов, так как они имеют право на это, однако японское флотское командование не признало требование законным, а поэтому отказало». С требованием Гаральда Графа как таковым можно, разумеется, согласиться и не согласиться. Конечно, положение русских моряков было, мягко говоря, весьма стесненным. Они, как пишет в воспоминаниях Граф, при оставлении корабля «взяли самое ничтожное количество вещей, преимущественно мелочи, дорогие сердцу… боялись перегрузить шлюпки…» Это означает, что у них не было ни сменного белья, ни лишнего мундира, ни запасной пары обуви и, конечно, денег. Не могли они унести с собой и судовую казну. Но и платить пленным денежное содержание никто не будет. А вот если при их пленении было взято значительное количество золота, то, по давним и еще сохранявшимся в начале века традициям, небольшая его часть могла бы быть выдана на нужды пленных офицеров. Однако у коменданта лагеря (по-японски он назывался приютом — В.Г.), вероятно, были на этот счет строгие инструкции. А деньги-то эти, как оказалось, находились-таки у японцев. Цитирую их документ (ведомость) из упомянутой папки: «Изъято из казны военного транспорта «Иртыш»: золотых монет в 1 фунт — 2141 штука, золотых монет в 1/2 фунта — 54 штуки». Далее идет длинный перечень (на двух страницах): серебряные монеты по 5, 2 и 1 франку, серебряные русские рубли, полтинники, двугривенные и бумажные ассигнации, английские серебряные монеты в 1 и 2 шиллинга, в 6 пенсов… В общем, если подбить итог, то в корабельной казне «Иртыша» находилось только золотых монет на сумму около 2.200 фунтов стерлингов. А заканчивалась эта ведомость такими словами: «28-го мая 1905 г. получил у офицера (какого не говорится) деньги с русского транспорта «Иртыш», который затонул в море у города Хамада. Эти деньги были приняты в ящике, который был обернут в белый платок, и переданы японскому интенданту со вспомогательного крейсера «Садо-мару». 1905. Июнь. 4 Военная база — порт Сасебо. Командир «Садо-мару» (подпись) Кокити Ито, Интендант (подпись) Масабуми Сибаяма. Порт Сасебо». Таким образом, мы имеем все основания утверждать, что Ергомышев в данном случае поступил достаточно грамотно. Примерно четвертую часть от имевшихся на борту «Иртыша» денег он взял с собой, для обеспечения нужд команды. Отметим, что команда «Иртыша», как команда транспорта, а не боевого корабля, то есть не принимавшего участия в бою, подлежала не плену, а интернированию. Это предполагало, более мягкие условия содержания и в том числе и сохранение некоторого количества средств на содержание команды. Что касается остальной части золота, то, вполне возможно, именно ее впоследствии и подняли с «Иртыша» японские водолазы. Отметим, что мы не знаем точно, когда именно это произошло. Возможно, что уже в 20-х годах ХХ века, когда Граф опубликовал свои мемуары и японцам стал известен факт наличия на борту затонувшего транспорта значительного количества золотых монет. Как бы то ни было, из всех «золотых историй», связанных со 2-й Тихоокеанской эскадрой, только золото транспорта «Иртыш» имело под собой реальную основу. И хотя объем этого золота, не идет ни в какое сравнение с тем, о чем писалось в прессе, золотой след в Цусиме все же присутствовал. Некто «Варягин» Недавно в печати появилось сообщение еще об одном подводном кладе в дальневосточных водах. И хотя он не имеет прямого отношения к истории 2й Тихоокеанской эскадры, однако, остановиться на нем все же стоит. 7 октября 1906 года в Уссурийском заливе потерпел крушение и погиб пароход «Варягин». Это был небольшой (всего 950 тонн водоизмещением) грузопассажирский пароход, совершавший рейсы вдоль побережья русского Приморья. Командовал пароходом капитан Иван Овчинников. В тот день «Варягин» совершал обычный каботажный рейс из Владивостока в бухту Гонькоудзы (ныне бухта Суходол). Около 10 часов утра судно внезапно сотряс мощный взрыв, и «Варягин» мгновенно ушел на глубину около 25 метров. Никто из находившихся на борту ничего не успел понять, а уже тем более спустить на воду шлюпки для спасения. Катастрофа оборвала жизни около 250 человек. Спасти удалось, по разным данным, от 40 до 50 человек. До сих пор причина гибели парохода остается тайной. Никакого расследования катастрофы не проводилось, а потому, практически не осталось и документов, относящихся к гибели «Варягина». Отметим, что трагедия «Варягин» по количеству жертв не имела себе равных в российских дальневосточных водах. Возможно, что на пароходе произошел взрыв парового котла. Возможно, что причиной гибели парохода стал подрыв «Варягина» на морской мине, и, скорее всего, на российской. Дело в том, оборонительные минные заграждения выставлялись нашими кораблями с началом русско-японской войны 19041905 годов вдоль дальневосточного побережья. Кстати сказать, пятью месяцами раньше, 18 мая 1906 года, в районе острова Аскольд подорвался на мине и затонул грузовой пароход «Князь Горчаков», шедший из Одессы во Владивосток. Правда, в отличие от «Варягина», на «Горчакове» обошлось без жертв. Пароход тонул достаточно медленно, команда успела спустить шлюпки и высадилась на остров Попова. Спустя годы после трагедии «Варягина» в прессе появилась информация, что на борту парохода находился кроме прочего груз золота в виде монет на 60 тысяч рублей. Дальневосточные журналисты утверждают, что в нынешних ценах стоимость этой груды золота составляет несколько миллиардов рублей. При этом считается, что золотой груз «Варягина» до сих пор никто так и не поднял. Во всяком случае, ни в архивных документах, ни в прессе об этом нет ни строчки. К сожалению, более никакой информации о пароходе «Варягин», а тем боле о его грузе нет. Разумеется, есть определенные сомнения, что на борту столь небольшого пароходика в обычном каботажном плавании могла оказаться столь большая, по тем временам, сумма денег и почему она оказалась именно в виде золотых империалов, а хотя бы частично не в виде ассигнаций? Странно и то, что при весьма большом развитии дайвинга на Дальнем Востоке никто никогда не проявил до последнего времени никакого интереса к «Варягину». Возможно, последнее было связано с тем, что неизвестны точные координаты гибели парохода, и может быть, что он затонул на весьма большой глубине, делающий всякую попытку осмотреть его не только весьма дорогой, но и предельно опасной. Возможно, что поиском «Варягина» рано или все же займутся энтузиасты подводного кладоискательства. Именно тогда и станет окончательно ясно, насколько реальная история о, якобы, находящемся на затонувшем в Уссурийском заливе пароходике золотого клада. Тихоокеанская одиссея золота Колчака Наверное, ни об одном из золотых кладов Россией, нет столько легенд и мифов, сколько о золоте адмирала Колчака. Его и сегодня ищут по всей Сибири и Дальнему Востоку. Однако только ли там следует искать следы золотого запаса России? Теперь мы знаем, что значительная часть золотого запаса вывозилась в трюмах боевых кораблей и торговых судов. Секретные эшелоны адмирала Историю злоключений золотого запаса России следует начать с 1914 года. Именно тогда в начале Первой мировой войны в Лондоне был создан специальный золотой запас для предоставления кредитов союзникам, воевавшим с кайзеровской Германией. Помимо России свое золото в английских банках разместила и Франция. Вклад России в общее дело Антанты составил 498 тонн золота. Большая часть его — 440 тонн была отдана взаймы лондонскому спецфонду, а другая — 58 тонн — продана для получения «живых денег». Уже первая транспортировка в октябре 1914 года из Архангельска в Ливерпуль едва не привела к катастрофе — потере "золотого консамента" ценой в 8 миллионов фунтов стерлингов на дне Северного моря: немецкая разведка каким-то образом пронюхала о морском "золотом пароходе" (британский транспорт "Мантуа") и германские субмарины поставили на пути его следования у побережья Шотландии минное заграждение. Транспорт чудом избежал гибели, а вот сопровождавшие "Мантуа" крейсер "Дрэйк" и еще один, высланный навстречу, британский корабль, на германских минах подорвались, хотя и остались на плаву. В 1942 году при сходных обстоятельствах английскому крейсеру «Эдинбург» повезло значительно меньше. Англия и Россия, однако, не стали вторично испытывать судьбу, и с декабря 1915 по февраль 1917 года начали осуществлять "золотую операцию" только через Владивосток: "консаменты" железной дорогой шли на Дальний Восток, а оттуда на зафрахтованных японских военных судах плыли в Ванкувер (Канада) или Сан-Франциско (США). Далее золото следовало через всю Северную Америку по железной дороге на восточное побережье и снова океаном — в Ливерпуль или Лондон. В 1915 году во время общего отступления русской армии, Николай II, на всякий случай, распорядился перевезти сокровища государства из Петрограда в глубь России — в Казань. Затем были две революции и Гражданская война. С самого ее начала Казань оказалась в самом эпицентре сражений. Чтобы не рисковать золотом, новое руководство страны решил вывезти золотой запас в более безопасное место. Однако удалось отправить только первую партию — сто ящиков, то есть около пяти тонн. Вскоре Казань была захвачена отрядом полковника Каппеля, и все драгоценности попали в руки белогвардейцев. Что касается адмирал А.В. Колчака, то он в это время еще находился в Японии и ничего не знал о своей будущей роли Верховного правителя. Именно с этого момента и началась знаменитая эпопея золотого запаса России. Захватив золото, белые, разумеется, сделали все, чтобы сохранить его в своих руках. Сначала из Казани эшелон с золотом отбыл в Самару, затем в Уфу и, наконец, был отправлен в Омск. Сегодня нет точных данных, сколько в точности было золота в этом эшелоне. Принято считать, что в Казани изначально находилось 1280 тонн драгоценных металлов: 640 тонн золота, 480 тонн серебра и 160 тонн платины. Произведенный 10 мая 1919 года подсчет в Омске определил количество золота в 504 тонны. Впрочем, есть и другая информация. Совет министров колчаковского правительства распорядился произвести переучет ценностей. После процедуры, продолжавшейся больше месяца, министерство финансов в Омске опубликовало в своем официальном издании "Вестник финансов" данные о доставленном из Казани в Омск золоте: — в российской монете — на 523 458 484 рублей 42 копеек., — в иностранной монете — на 38 065 322 рублей 57 копеек, — в слитках — на 90 012 027 рублей 65 копеек. Всего на сумму 651 535 834 рублей 64 копеек. Расхождение между сведениями министерства финансов в Омске и данными отделения Госбанка в Казани (645 410 610 рублей 79 копеек.) составляет чуть больше 6 миллионов рублей золотом. Похоже, что это те самые 100 ящиков с золотом, которые удалось вывезти большевикам за день до ухода из Казани. Следовательно, есть основание предположить, что итоговые данные, обнародованные омским правительством, были выведены не из реального пересчета, а на основе имевшихся документов — одного месяца для такой кропотливой работы при технических возможностях того времени явно недостаточно. Учтенное в Омске золото составляли слитки, монеты, самородное золото, серебристое золото, золотистое серебро, платина и золотые изделия. Кроме российской золотой монеты здесь были еще и деньги 14 стран мира (особенно много золотых германских рейхсмарок — больше чем на 11 миллионов рублей). После перехода в наступление Красной армии, золото было погружено в эшелоны, которые начали перемещаться с отступающими частями Белой армии на восток. В конце концов, концевой эшелон оказался в Иркутске. Тем временем в городе началось восстание. Власть в Иркутске, а также все золото перешли в руки местного ревкома и ГубЧК. В вагонах эшелона на тот момент было уже только 317 тонн золота. Больше половины золотого запаса империи отсутствовало. Разумеется, сразу же возник законный вопрос: куда все это делось? Известно, что, ведя тяжелую войну, адмирал Колчак был вынужден расплачиваться за поставки оружия и военных припасов с американцами, французами, англичанами и японцами. История пока молчит о размерах этих оплат. Но, судя по всему, они были не малыми. Кроме этого, определенное количество золота было элементарно разворовано во время бесконечных переездов. Старшее поколение еще помнит лихой отечественный вестерн «Золотой эшелон», где храбрые красные партизаны отбивают у белогвардейцев казенное золото, эффектно побивая врагов золотыми слитками. Фильм, для своего времени был и вправду хорош. Кроме того, по сюжету выходило, что партизаны не только перебили всех врагов, но и вернули все золото народу. Думается, что и сам фильм был создан именно с целью приостановить многолетние слухи о припрятанном по всей Сибири «золоте Колчака». Однако фильм, остался фильмом, а больше на тему исчезнувшего золота говорить было не рекомендовано. Разумеется, что в свое время было поведено тщательное расследование всех коллизий, связанных с золотым эшелоном. Иначе просто не могли и быть! Но итоги тех давних расследований до сего дня никому не известны. В этом, впрочем, нет ничего удивительного. Золото не любит шума. Осенью 1991 года, когда рухнул СССР, и исчезла цензура, все российские газеты разом запестрели заголовкам: «Тайна «золота Колчака», «Судьба похищенного золота», «Японцы тоже интересуются золотом Колчака» и т. п. Чего там только не было! Если одни газеты, к примеру, сразу же возвели адмирала Колчака в ранг главного спасителя российского золота, то другие, как «Комсомольская правда», писали наоборот: «Адмирала Колчака как изменника, вора и расхитителя расстреляли!». Домыслов и дутых сенсаций хватало с избытком, но сколько-нибудь проверенной и подтвержденной документами информации не было, как и раньше. Но насколько Омское правительство Колчака успело опустошить имперскую казну? Следствие показало, что Колчак лично никогда не обращался к японцам за помощью. Да и сами его отношения с подданными микадо были достаточно натянутыми. На допросе адмирал показал заместителю председателя Иркутского Губ ЧК. Попову следующее: «…Во Владивостоке были огромные ресурсы и средства, которые бы освободили нас от постоянного обращения за помощью к иностранцам». Кроме этого, когда к адмиралу прибыл японский генерал Накашима и сообщил, что «…Известный груз артиллерии, снарядов и оружия посылается из Японии в мое (т. е. Колчака. — В.Ш.) распоряжение». При этом Колчаку, стало ясно, что все это — дело рук японской миссии, так как при генерале Семенове был военный консультант подполковник Куроки. По утверждению Колчака ни деньги, ни оружие, о которых говорил японский генерал, к нему так и не попали. Накашима через Куроки передал эту «помощь» Семенову. Колчак, якобы, сказал Накашиме: «Мне непонятны мотивы, по которым вы это делали, но факт остается фактом». Отвечая следователю Попову, адмирал отметил: «Это привело меня к совершенному разрыву с японской миссией. Я никаких дальнейших шагов не предпринимал, и, в конце концов, они задержали мне доставку оружия… Эта беседа была последней, содержание которой я не скрывал». Даже, будучи арестованным, Колчак не скрывал своего возмущения поведением союзников-японцев: «Для первоклассной державы (Японии. — В.Ш.) — говорить о каких-то компенсациях за четыре старые гаубицы и десять тысяч винтовок мне представляется совершенно абсурдным…».