— Какая есть, — Марта-толстушка подавала мне шпильки. — Могу другую рассказать, не про его благородие. К примеру, малышка Сабина, которая в княжеском доме посуду моет, рассказала сегодня, что гризетка барышни Бобыниной теперь там же служит. — Где? — Моя рука замерла у затылка, так и не воткнув шпильку. — На вилле? — Ну да. Сабина видела, как она вчера пришла, будто знала, куда идет, будто не раз уже бывала. — Любопытно. — Я заколола последний локон. — Спасибо, девушки. Возьмите. В ящичках туалетного столика было довольно денежек, поэтому я протянула горничным по ассигнации. К удивлению моему, обе они отказались: — Не стоит нас, барышня, за каждый чих одаривать. — Разбалуете. — А гостей привечать и без того наша работа. — Хорошо. — Я вернула бумажки в ящик. — Тогда я вас при отъезде отблагодарю. Меня заверили, что и при отъезде необязательно, тоном намекая, что так-то будет лучше, а потом поторопили на обед, оставшись прибираться и ухаживать за страдающим Гавром. Настроение мое было преотличным. Маняша нашлась, а уж с нею мы разберемся и с лоскутниками, и с прочими сонными тварями. Ивановой защиты хватит еще на двадцать семь дней, в моем положении это почти вечность. И, наконец, Иван. Мужчина, от которого кровь моя бежит по жилам огненными ручейками, в чьих глазах я читаю отражение собственных желаний. Тут времени меньше. Как только его начальник прикажет, Зорин покинет и Руян, и меня. Но лишь в том случае, если ему не прикажут арестовать и конвоировать в Мокошь-град барышню Абызову, а тогда у меня будет еще пара дней с ним. Ну разве не прекрасно? Напевая, я спустилась по лестнице, поприветствовала Ларису Павловну, спросила ее с преувеличенным воодушевлением: — Господину Фальку удалось вытеснить из ваших мыслей романтических книжных героев? — Проказница. — Госпожа Шароклякина улыбнулась и многозначительно постучала веером о раскрытую ладонь. — Отвечу без жеманства. Сей господин довольно компактен, так что прочим героям в моих мыслях достаточно лишь подвинуться. Я прыснула и покраснела. Я покраснела, а вовсе не Лариса Павловна! Старая школа, чего уж там, мне учиться и учиться. Шароклякина спросила о Гавре, я принялась описывать его страдания. — Вот так так! — перебила меня возгласом собеседница, придержав за локоть на пороге обеденной залы. Натали в премиленьком палевом платье, том самом, которое я хотела надеть завтра, сидела за столиком на двоих у окошка. Компанию ей составлял Иван Иванович Зорин. Ручка кузины лежала на его запястье. И даже через залу я рассмотрела новые кружевные перчатки. — Коротковат нарядец, — решила матрона, отводя от лица лорнет, коим вооружилась, — будто с чужого плеча. — Ах, оставьте, — жалобно прошептала я, кивая кузине. Мы с Ларисой Павловной прошли к своим местам и поприветствовали семейство Сиваковых. Аппетита не было, я терзала распластанный на фарфоре тарелки бифштекс да орнаментально украшала его горошинками гарнира. И нисколько тебе, Серафима, кручиниться не стоит. Все же наилучшим образом складывается. Да, ты испытала ревность, но зато тебя покинуло чувство вины. Это ли не повод к радости? Натали счастлива своим кавалером, а ты должна быть ее счастьем довольна. Кажется, то, что к тебе, испытывает господин Зорин, относится к виду так называемой плотской любви, то бишь страсти. А любовь в более общем понимании есть единение душ. И если Иван нашел сие единение с госпожой Бобыниной, ты, Серафима, со своими порывами соваться не смей. К неклюдам в табор отправляйся да монистами там дребезжи, ежели страстей хочется. Госпожа Шароклякина увлеченно беседовала с Сиваковым, они обсуждали эволюцию современного общества почему-то на примере выведения новых статей арлейских рысаков. Госпожа Сивакова супруга одернула, упрекнув в излишней физиологичности темы, вредной для ушей юных барышень. А я вспоминала другую лошадку. — Что-то вы, Симочка, совсем загрустили, — заметила Лариса Павловна. — Мигрень. Прилечь, наверное, придется. Шароклякина подозвала официанта: — Распорядись, человече, горничным, чтоб шляпку и плащ для барышни Абызовой вниз снесли. — Но, Лариса Павловна! — Не спорьте, Серафима. Моцион — лучший способ с мигренями бороться, уж будьте уверены. — Она посмотрела куда-то вбок. — К тому же в этом заезде я поставила бы не на эту лошадь. Вы сами, Серафимочка, в Ареле бывали? — Не приходилось. — А я, представьте, знакома с тамошним конезаводчиком… Далее госпожа Шароклякина оседлала лошадиную тему и с нее до конца обеда не спрыгивала. Натали нагнала нас в фойе: — Фимочка, Иван Иванович поведал мне о чудесном спасении Маняши. Чародей в подтверждение кивнул. — Ты же не будешь возражать, если мы с Иваном навестим страдалицу? — Умильностью кузининого тона можно было хинин подслащивать. Я как раз завязывала ленты поданной шляпки, поэтому удачно скрыла от присутствующих выражение лица: — Не буду, Наташенька, ежели ты в визите свой самаритянский долг видишь. А уж Мария Анисьевна как тебе обрадуется! Даже представить страшно. Зорин хмыкнул, я перехватила в зеркале его веселый взгляд. — К прискорбию своему, Наталья Наумовна, временем сегодня не располагаю, — пробасил он. — Служебная надобность? — Вот именно. Я рассмотрела свое отражение, осталась довольна, кивнула кузине и ухватила под руку Ларису Павловну: — Желаете на лошадок полюбоваться? В здешней конюшне, кажется, и несколько арельских скакунов имеется. Матрона не возражала. Прогулочным шагом мы спустились к набережной, остановились почитать свежие афиши на тумбе летнего театра. — И-го-го, — пробормотала Шароклякина, глядя мне через плечо. — Простите? Я обернулась. Ну чего они за мной ходят? Других сторон света нет, что ли? Натали держалась за Зорина с видом собственницы. А действительно, коротковато ей платьице, даже костлявые щиколотки видны. Ни разу не манифик. — Примете в компанию? — спросил Зорин у Шароклякиной. — А как же дела служебные? — хихикнула матрона. Они болтали друг с другом с невероятной легкостью, будто старинные приятели, я даже ощутила неловкость. — Ах, Фимочка, — Натали оставила Ивана и теперь сжимала мой локоть, — ты же не жалеешь, что одарила меня этим платьем? Я так счастлива, дорогая! Прекрасная погода, чудесный воздух, приятные люди вокруг! Зорин с Шароклякиной следовали за нами. Кузина оглянулась на них и понизила голос: — Иван не хотел на прогулку идти, но я настояла. Служба службой, но и о здоровье забывать не следует. Я подумала, что сегодня же попрошу своих Март нашить к низу палевой юбки еще один волан до пристойной длины, и пусть в груди обузят, а то у Натали за пазухой ветер гуляет. — За обедом, — щебетала кузина, — мы немножко французским занимались. Иван такой забавный! — Кто с кем занимался? — не поняла я. — Ах, это ты его высокородию урок дала. — С чудовищным акцентом Ивана нам придется поработать, по возвращении в Мокошь-град заниматься станем не менее двух раз в неделю. Значит, вот с кем господин столичный чародей отбытие планирует. Надеюсь, моя застывшая улыбка не была в тот момент жалкой. Разговор наш прервался довольно эффектным образом. Вороной скакун промчался, выбивая подковами искры, встал на дыбы, развернулся, и с него молодцевато спрыгнул князь Кошкин в гусарском мундире. — Серафима Карповна! — возопил он, грассируя. — Чаровница! Не приму отказа! Он рухнул на колено, протянул мне букет алых роз, свободную руку прижав к сердцу. Гуляющая публика, моментально превратившаяся в зевак, зааплодировала. — Ваше сиятельство, — пролепетала я, букет, впрочем, приняв. — Добрый день. Какими судьбами? — Умоляю о тет-а-тете! Он продолжал говорить с восклицательными знаками, попросту орать. Ротмистр Сухов, теперь уж без нелепого маскарада, подъехал рысью, без эффектов, спешился в сторонке, придержал под уздцы вороного. — Какая ты счастливица, — умилилась кузина и тоже присела перед князем. — Сер-ра-фи-ма! — Анатоль на Натали внимания не обратил. — Пройдемте для разговора. Я посмотрела почему-то на Зорина, тот, как и все прочие, безмолвствовал. Ну и страдай, болван, дальше французский учи.