— Да нет, я его ногой… Зорин чертыхнулся и приподнял мне бедра, отодвигая практически на луку седла. — Ты на мне ерзаешь, а я, Серафима, не железный. — Да? — Я заливисто расхохоталась. — А по ощущениям, довольно твердый. Иван пустил лошадь в галоп, пришлось захлебываться смехом и ветром, попадающим в приоткрытый улыбкой рот. — Идем твоего питомца осматривать, — велел Зорин, когда мы оставили нашего скакуна на попечение конюхов, и пошел к отелю, даже не предложив мне руку. — Я попросила Карла Генриховича к нему вызвать, — я догоняла чародея. — Господин Отто котиков тоже пользует. — Ну тогда я там без надобности. Мы раскланялись со знакомыми, встреченными по дороге. Зорин даже замедлил шаг и не отшатнулся, когда я взяла его под руку. Я выглядела в сей момент огородным пугалом, поэтому пообещала себе для следующей нашей с Иваном прогулки выбрать самое милое платьице. Такой видный мужчина и спутницу рядом достойную иметь заслуживает. У его нумера мы простились. Едкую заготовленную тираду я озвучивать не стала, видела, что чародей находится в состоянии до крайности нервическом, и даже знала, из-за чего. В апартаментах меня ждали обе Марты и Наталья Наумовна. Последняя прибывала в истерике. — Баюн ваш, барышня, ее цапнул, — прошептала Марта-толстушка. — Или она его, — в другое ухо нашептала худышка, — там бабушка надвое сказала. Натали сотрясала рыданиями козетку, на которой возлежала. — Холодную воду в тазу несите, — скомандовала я горничным, — ароматические соли, нашатырь. Господин Отто где? — Так он удалился уже. Госпожа Бобынина как раз на прощанье из своей спаленки изволила появиться. — Почивать барышня изволила почти до полудня. — Доктор как ее увидал, так и счел за лучшее… — Увидал и услыхал. — Чернавки подлые, — это уже Наталья Наумовна соло выступила. — Хамки, мужички! — А Гаврюшенька… — Исчадие тьмы! Зловонный демон! — Натали громко стонала. — А барышня Бобынина… — Всем замолчать, — веско произнесла я, негромко вроде сказала, а прочие притихли, даже Наталья Наумовна продолжала трястись без слов. Я натерла ей виски, приложила ко лбу смоченное полотенце, заставила выпить воды. — Ну же, Натали, будь умницей. Девушки мои приказы исполняли, никакого самоуправства не учинили. А то, что с Гавром у тебя мира нет, так вам и видеться с ним часто не придется. Я с управляющим поговорю, мы тебя в другие апартаменты переселим. — Невозможно, чтоб ты одна с этим котом проживала. — Я не одна буду. Ты же новостей еще не знаешь! Отыскалась Мария Анисьевна, с ней несчастный случай приключился, но через несколько дней она уже сможет службу подле меня нести. Тут я ситуацию слегка преувеличила, но очень уж хотелось кузину успокоить. Однако эффект получился противоположным. Натали всхлипнула, горько, уже не истерично: — Больше я тебе не нужна, никому я не нужна… Мне стало стыдно. Подлая ты девка, Серафима. Наталья Наумовна всего лишилась, и гризетки своей, и романтического интереса. С Лулу ты, положим, ни при чем, а вот Ивана Ивановича именно ты переманила. — Да как же я без тебя, Натали, — пошла я на попятный. — Без тебя мне никак нельзя. Мы же родственницы, сестричка, вместе должны держаться. Только и Гаврюшу я отлучить не могу, он животина бессловесная, я за него отвечаю. Вот и изыскиваю способы, чтоб и тебя не потерять, и его не обидеть. Хочешь, он из моей спальни появляться не будет? — Хочу, — кивнула кузина. — А еще хочу Маняшину комнатку за собою оставить. — Конечно, милая. Для няньки я велю у себя еще одну кровать поставить. Наталья Наумовна все еще кручинилась, поэтому я использовала тот способ ее успокоить, который ни разу не подводил: — Одевайся к обеду, у меня как раз премиленькое платьице для тебя имеется. Марта, Марта, помогите барышне Бобыниной облачиться в то, на что она укажет. Горничные с кузиной скрылись в гардеробной, я пошла к себе. Гавр лежал на подушке, был он в бинтах, сквозь которые проступали пятнышки какой-то оранжевой субстанции. — Как ты, разбойник? Васильковый глаз посмотрел на меня с недовольством: «Чего разбудила?» Я почесала котика за ушком, он замурчал и сызнова заснул. У кровати стояла полупустая плошка с молоком и еще одна, с обглоданным рыбьим хвостом. Аппетит у нас преотменный. На прикроватном столике обнаружилась записка от доктора, где он сообщал, что питомец мой страдает неким лишаем, которого Карл Генрихович доселе в практике не встречал, но наложил страдальцу мазь, от которой тому всенепременно полегчает. Доктор собирался нанести нам повторный визит завтра после обеда. «Касаемо вашей, любезнейшая Серафима Карповна, просьбы… — писал далее почтенный эскулап. — Завтра же я буду иметь удовольствие сопроводить вас к одной из упоминаемых мною в последней нашей беседе персон, вторая, к сожалению, к разговору абсолютно непригодна…» Мне пришлось дважды перечесть щедро украшенные завитушками строки, чтоб понять, что он имеет в виду. Ведьмы! Я просила Карла Генриховича свести меня с ведьмами, выжившими после прошлого пробуждения Крампуса. Только вот теперь мне эта встреча вроде без надобности. Маняша ведь нашлась. Я сложила записку. Неудобно отказываться. Старец прилагал усилия, узкими тропками хромал, чтоб мне разговор устроить, а мне без надобности? Нет уж, схожу, авось не убудет. Ивана еще можно пригласить для компании. Доктору скажу, что Зорин — свой человек, таиться от него более не будем. Платьице надену палевое, шляпку на тон темнее и новые перчатки, невесомые, кружевные, сквозь которые кожа ощутит любое прикосновение руки спутника. В дверь постучали, я выглянула, чтоб Гавра не тревожить. — Барышня Бобынина изволили к обеду в одиночестве спуститься, — сообщила Марта-толстушка, — идёмте, Серафима Карповна, мы и вас обиходим. — А что, гонг к обеду уже был? Я не слышала. Дверь в спальню я прикрыла, можно было не шептаться. Марта пожала сдобными плечиками: — Так Наталья Наумовна так верещать изволили, что любой гонг прослушать можно. Марта-худышка в гардеробной уже расправляла на манекене синее простое платье. — Без украшений, — сказала она, — очень девичье. Я покачала головой, отвергая ее выбор. — Оно-то простое, но с секретом. Там, девицы мои любезные, такой узкий крой, что мало что на долю мужского воображения останется. Никак нельзя в этом наряде обедать. Я прошлась вдоль гардеробной: — Вот это, бледно-зеленое. Цвет мне не особо шел, но и не дурнил. — По сравнению с кузиной будете бедной родственницей смотреться, — предупредила Марта. Я рассеянно ответила: — Ну и пусть. Пока меня одевали, я послушала свежие новости и сплетни. И в тех и в других главенствовал господин Фальк. Он выследил и убил Крампуса, он нашел абызовскую няньку, он обесчестил профессорскую вдову. — Чего? — На этом моменте я натурально открыла рот в удивлении. Оказалось, что в последнем пункте утверждение строится на принципе презумпции, то есть считается истинным, пока не доказано обратное. На Руяне Йосиф Хаанович имел репутацию сердцееда и ловеласа, ходока, как мне было сообщено. — Гуляли по аллеям, — загибала пальцы Марта-худышка, пока другая возилась со шнуровкой у меня на спине, — после гуляли в темных местечках, там, где скамейки стоят, а фонарей нет, а когда госпожа Шароклякина в отель вернулась, была раскрасневшись. — Самого влюбленного виду была, — донеслось у меня из-за спины. — Готово. Я покрутилась перед зеркалом, присела на пуфик, закалывая волосы. — Абсолютно нелепая сплетня.