— Согревай постель. Раз ты у нас кот сонный, будешь меня нынче ко сну сопровождать. Пока я возилась с Гавром, кузина успела заглянуть к себе, умыться, поправить прическу и надеть шляпку для прогулок. — Надо разыскать Ивана, — твердо сказала Натали, беря меня под руку. — Барышни не могут посещать присутствие без сопровождения. — Друг друга барышни сопроводить не могут? — переспросила я, понимая, что малой кровью не отделаюсь. Сейчас придется искать Зорина, лепетать ему про заколки с колечками, выносить его презрительные взгляды. Конечно же он подумает, что идея от меня исходит, он подумает, что я за ним бегаю! Точно подумает, я бы на его месте решила ровно так. Меня бросило в жар и озноб одновременно. Воспоминания о позорном моем поцелуе болезненно отозвались в сердце. — Лариса Павловна нас сопроводит. Возражений я не слушала, подозвала дежурного портье. Тот сообщил, что госпожа Шароклякина отправилась в библиотеку, а то, что отправилась она туда отнюдь не в одиночестве, сообщить не удосужился. Поэтому первым, кого я там увидала, был свидетель моего давешнего позора. Я шла, будто босиком по раскаленным углям. Главное, не разреветься, главное, не искать его взгляда, главное… — Лариса Павловна, — звонким голосом позвала я, сбрасывая оцепенение, — голубушка… И, не снижая темпа, принялась тормошить матрону. Если напор мой будет достаточно силен, мы успеем покинуть библиотеку, избежав беседы с чародеем. Не удалось. Низкий зоринский бас вызвал дрожь по позвоночнику. — Это было бы чудесно! — воскликнула Натали на его предложение. Я возразила, уже понимая, что страдания мои растягиваются по времени. Но, к счастью, госпожа Шароклякина потрусила бодрой рысцой, и кузина с Иваном Ивановичем несколько отстали. — А Гаврюшенька-то за нами поспевает? — обернулась Лариса Павловна. — Я его в апартаментах заперла, у них с дражайшей кузиной взаимная непереносимость. — Неужели? Я готова была поклясться, что котик был с вами в библиотеке. Я пожала плечами, мало ли что кому могло показаться. Шароклякина тему не продолжала, были у нее разговоры поинтереснее: — А вы что же, Серафимочка, отступаете, не желаете за счастье свое женское побороться? И хватает же дыхания старой карге на ходу неприятные вопросы задавать. — Простите? — Наталья Наумовна столь решительно штурмует Ивана Ивановича, что вам пора вмешаться. — Крепость сия расположена вне пределов моих интересов. — Отчего же? — пыхтела Шароклякина. — Красавец, дворянин, чародей. Он мог бы стать вам прекрасным… — Зятем, — перебила я матрону. — Наталья Наумовна составит счастье красавцу, дворянину и чародею, по взаимному, разумеется, желанию. На брусчатку перед нами упала горсть камешков. Я удивленно проследила, откуда их бросили. За балюстрадой стоял молодой человек, солнце светило ему в спину, так что рассмотреть я могла лишь силуэт. — Кажется, он пытается привлечь ваше внимание, Серафимочка. — Еще бы посвистел, чтоб наверняка привлечь, — пробормотала я раздраженно. — Подождете меня? Информаторы, коими я разжилась последнее время, были столь многочисленно-разнообразны, что это мог оказаться один из них. Ну и беседа с Ларисой Павловной приняла довольно неприятный характер, я обрадовалась поводу ее прервать. Выясню, кому я понадобилась, а пока занята, господин Зорин с кузиной нас нагонят, и Шароклякиной придется обсуждать буйство руянских стихий, а не мои сердечные дела. — Что за конспирация? — спросила я ротмистра Сухова, приблизившись и узнав. — Серафима Карповна, — он сдернул картуз, сделал прерванную на полпути попытку поцеловать мою руку и увлек прочь от лестницы, — здесь нас никто с набережной не заметит. — Мы прячемся? — Кругом шпионы! — ротмистр сделал большие глаза. Я вздохнула и подавила желание попрыгать, очень уж приятно пружинили под ногами дощатые мостки. — Княгиня Кошкина, бабушка Анатоля, — горячо продолжал гусар, — контролирует каждый его шаг. Анатоль не желает подвергать вас опасности, прелестная Серафима! — Карповна! — поправила я с нажимом. — Простите, Серафима Карповна. — Ротмистр извлек из кармана чудовищных холщовых штанов сложенную записку. — Роза для розы. Князь приглашает вас нынче на прогулку под звездами. Записку я взяла. — Какой ответ я должен передать его сиятельству? — Никакого. — Я изобразила оскорбленную добродетель. — И пусть отсутствие ответа напомнит его сиятельству о приличиях, коими обязан руководствоваться дворянин. Спиной я чувствовала чей-то тяжелый взгляд, хотя нет, не чей-то. Я была уверена, что у лестницы стоит господин столичный чародей. Ротмистр бросил взор поверх моего плеча, поскучнел, поклонился, прощаясь. Я замерла, еще минуточка требовалась, чтоб привести в порядок лицо и дыхание. Упругое движение досок. — Господин Зорин, — успела я надеть равнодушную улыбку, — по служебной надобности рыщете? — По личной, — довольно двусмысленно изрек он. — Хотелось с вами наедине побеседовать. Поглумиться решили, господин хороший? Остатки гордости моей девичьей растоптать? — Беседуйте. — Я незаметно спрятала за манжету записку от князя. — Позвольте узнать, кто тот молодой человек, с которым вы только что распрощались? — Не позволю. Мне показалось или в тоне чародея прозвучали собственнические нотки? Неужели, он считает, что теперь, после моей компрометации, может диктовать свою волю? — Если вы желали обсудить наш послеобеденный поцелуй, любезный Иван Иванович, давайте закончим побыстрее. Хороший тон. Деловой. Я показала, что нисколько не тревожусь. Зорин что-то ответил, я не расслышала, потому что одновременно с этим он взял мою руку, скользнул пальцами по запястью, обнаженными пальцами по обнаженному запястью. Горячо! Записка от князя теперь была у чародея. — Отдайте! — жалко вскрикнула я. — Ротмистр Сухов, кажется? Почтальон любви? Опять послышались те самые нотки, даже с неким оттенком ревности. Вот и правильно, и ревнуй, ирод. Пусть тебе каждая моя слезинка отольется! Я выкрикнула нечто грозное, особо не задумываясь. Он. Меня. Ревнует. Но торжество продлилось недолго, Зорин равнодушно сунул мне в руки розу, извинился. Я извинения вернула, для вселенской симметрии и чтоб не молчать. Не тяни время, Серафима. Ежу понятно, что ничем тебе приятным сия «личная» беседа не закончится. — Когда у вас свидание с князем? Он держал мои плечи осторожно, будто я была фарфоровой куклой и он опасался меня поломать. Мне стало томно. Князь! Думай о князе. Когда там его сиятельство меня лицезреть желал? Звезды, кажется, упоминались. — После заката. — И я, скрывая свою томность от собеседника, принялась тарахтеть: — Как все успеть, ума не приложу, было бы в сутках часов сорок, вот тогда ладно бы было… Я все говорила, почти бегом устремившись к лестнице. Что-то я еще должна была ему сказать. Не князю, Ивану. Что-то важное и неотвратимое, о чем давеча решила. Натали, моя кроткая кузина, влюблена в этого ирода. А что, если он и с нею, так же как со мной, поступит? Если отвергнет? Я-то ладно, барышня крепкая, а она… — Иван Иванович, не обижайте Натали, пожалуйста. Подлый девичий ход. Будто свой позор на сестрицу перевожу. — И в мыслях не было. Я продолжала подличать, фальшиво хлопотать за Наташку, будто от моих жалких слов действительно хоть что-то зависело. Глаза чародея не отрываясь смотрели на мой рот, а затем он… Этот поцелуй нисколько не походил на утренний, вот нисколечко. Он был горячим и влажным, и требовательным. А еще это был иудин поцелуй, потому что я предавала чувства своей кузины. Подлая, подлая Серафима. Однако, когда мне показалось, что Иван отстраняется, я всхлипнула и требовательно обхватила руками его шею.