— Я точно прятал его в карман, — бормотал чародей, наблюдая, как я отпираю замок. — Добро пожаловать, драгоценнейшая Серафима Карповна, в мою холостяцкую обитель. Я захлопнула за нами дверь: — Трепещу в предвкушении… Я быстро осмотрелась. Стерильный порядок. Зорин, как видно, действительно готовился к отъезду. Постель заправлена девственно-чистым бельем, на туалетном столике ни расчески, ни несессера, и вообще никаких личных вещей на виду. Только у платяного шкафа стоит на полу дорожный чемодан с основательной системой застежек. — В предвкушении чего? — прервал затянувшееся молчание Иван Иванович. Многозначительность вопроса мне не понравилась. — Колдуй давай, — пошевелила я пальцами плененной руки. — Ты же не собираешься всю жизнь так провести? Он не собирался, пожал плечищами и кивнул в сторону кровати. Меня бросило в жар. — На тебя, Серафима, сейчас направлено с десяток разнообразных заклятий — от банального сглаза до вполне мощного плетения. В жизни не встречал еще человека, к которому бы так липло злое колдовство. То, что ты дожила до своего почтенного, — тут он подпустил сарказма в голос, — возраста — чудо, а скорее, мастерство твоих защитников. Тебя охраняла Маняша? Я прав? Что я могла ответить? Молча косилась на кровать и сглатывала горечь, наполняющую рот. — Но Мария Анисьевна не чародейка, в этом я уверился. По щекам потекли слезы. — Моя Маняша сто очков вперед любому чародею дать может! Только забрали ее у меня злые люди! Я тихонько завыла от горя и бессилия. — Ну-ну, — Иван Иванович приобнял меня за плечи по-отечески, — не плачь, милая. Ребячество с моей стороны допрос тебе учинять прежде помощи. Сначала мы все поганые чары изничтожим да заслоны супротив новых поставим, а уж после… С удивлением я поняла, что уже сижу на краешке кровати, и явственно ощутила давление, с которым меня пытаются уложить на постель. — В сон нужно тебя погрузить, — заявил Зорин деловито. — Нет. Я легла на спину как была в туфельках. — Иначе будет больно. — Пусть. — Я заискивающе посмотрела в склонившееся надо мной лицо. Глаза у Ивана Ивановича были холодные, не васильковые, как обычно, а цвета морозного зимнего неба. — Ты, Ванечка, видно, чародей не из самых одаренных, раз наживо меня пользовать не решаешься, — протянула глумливо. — Любая ведьма мне бы эти сглазы с арканами через уголек слила, и вся недолга. Насмешка сработала вернее заискиваний. — Вот она тебе и сливала, — только что не сплюнул Зорин. — Потому что ведьмы забирать горазды, что хорошее, что плохое, с равным рвением. Я собиралась пригрозить, что другую ведьму себе без труда отыщу, руянскую, да подумала, что, разозлившись, он, пожалуй, усыпит меня без согласия или — еще хуже — передумает чары ради меня тратить. А чары мне были нужны, я помнила еще, как это, остаться надолго без защиты, и знала, что для того, чтоб помочь Маняше, мне потребуются все мои силы. Так что просто приподняла брови, демонстрируя равнодушное недоверие. — Серафима, когда я начну, заснуть уже не получится. — Не томи, пугатель, берендийская баба любую боль снести может. Обещаю не вопить, чтоб… Зорин распрямился, отпустив мою руку. Внутренности скрутило и продолжило скручивать, я сдержала стон, любуясь разноцветными туманными спиралями то ли волшебства, то ли своих галлюцинаций. Может, сглупила? Может, стоило в сон погрузиться? В тот раз Маняшу повидать получилось. Вдруг она сызнова меня у самой грани яви поджидает? Я бы уж тогда расспросила ее поподробнее, почему не путь, но ключ в том человеке запрятан. Боль росла во мне, сотней тонких иголочек прорываясь сквозь кожу. Не путь, но ключ. Надо бы этот ключ отыскать. Иван вон свой на пороге нашел, но это потому, что в нем ни того, ни другого нет. Больно-то как, мамочки! Рожать, наверное, не в пример легче. Любая берендийская баба родить может. Я тоже смогу, когда время придет. Только бы ребеночек на Анатоля не походил ни единой черточкой. Лучше кого-то похожего на Ивана родить, беленького такого бутуза и чтоб голубоглазый, чтоб… — Все, душа моя, — хриплый мужской голос звучал устало, — закончил я тебя пользовать. Я сморгнула слезы, приподнялась, опершись руками о постель. Чародей тяжело присел рядом, сдергивая с шеи галстук. — Двадцать восемь дней тебя никакое злое колдовство не достанет. — Двадцать восемь? — тоненько переспросила я. — Это лунный месяц. — Иван опустил лицо в ладони, уперев локти в колени. — Что ты там про ключи бормотала? — Тебе послышалось. — Я только надеялась, что про прочее я не вслух размышляла, о детях, к примеру. — И не мечтай, Фимка. — Один голубой глаз подмигнул мне из-за разведенных пальцев. — Не путь, но ключ. Может наоборот? — Почему наоборот? — Я обрадовалась, что разговор темы чадолюбия не касается. — Потому что в князе твоем «не ключ, но путь». Это одна из формул сводов аффирмации: «И словесами сими связан не ключ, но путь от владетеля к подвластному…» Подумав и так, и эдак, я решила, что, пожалуй, чародей прав, я могла и перепутать. Однако тема князя и аффирмаций тоже не была мне приятна. Поэтому, изобразив радостное воодушевление, я сказала: — От всего сердца благодарю вас, Иван Иванович, за ваше непревзойденное колдовство. Так великолепно я не чувствовала себя, наверное, никогда в жизни. — Пустое, Серафима Карповна. — Зорин распрямился, развернулся вполоборота ко мне. — Оказывать помощь подданным берендийской короны — мой долг, как чародея, так и чиновника. Однако, как человек простой, я хотел бы рассчитывать на толику благодарности с вашей стороны. Во-первых… — Окстись, милый, — перебила я его, — торговаться надо до, а не после. Но я, как женщина справедливая, готова овеществить свою благодарность. — Во-первых, я хочу иметь право называть тебя Фимой, — Иван принялся загибать пальцы, — разумеется, не при посторонних. — Это не вещественно. — Я поморщилась, затем, не сдержавшись, прыснула. — Согласна. Есть еще во-вторых? Иван Иванович кивнул и сдвинув меня, лег рядом на подушку, уставившись в потолок. — Расскажи мне про Марию Анисьевну. Все. Без утайки. Я поерзала, устраиваясь удобнее на узкой кровати. — Ты и так почти все понял. Когда выяснилось, что любое колдовство цепляется к его кровиночке, что репей к шелудивой дворняге, батюшка принялся изыскивать способы меня от напасти избавить. Мы же богатые, Абызовы, просто до неприличия богатые, на нас из-за этого слишком много глаз всегда смотрит. Карп Силыч не может другим ни одной своей слабости явить, а наследница, за которой нанятые чародеи денно и нощно бдят, это слабость. — Понятно, — протянул Зорин. — Конкуренты могут попытаться чародея перекупить, чтоб через тебя на батюшку воздействовать. — А ведьмы — совсем другое дело, их волшбу никто со стороны ни понять, ни ощутить не может. — Разумный человек твой батюшка, — после паузы сказал Иван. — Иначе бы он не стал тем, кем стал. — Слова лились просто. — Безродный подкидыш незнамо какого роду-племени. Его под входом в шатер загорских абызов кто-то оставил, оттого и фамилию он такую себе сочинил. Абызы — это что-то вроде шаманов, да ты, наверное, и сам знаешь. Только к чародейству у папеньки склонности не обнаружилось. Ну разве что малахит к нему сам в руки шел да деньги липли. Но… Подожди, я что-то совсем мыслью по древу растеклась. Папенька нашел мне ведьму. Да не простую, а золотую — сильную и верную. — Где у нее метка? — На спине, где кошачье местечко. Ты почему спросил? — Я похолодела, рывком поднялась, нависла над Иваном, заглядывая ему в лицо. — Тело уже нашли? Он смотрел на мой рот, потом, будто с усилием, перевел взгляд и улыбнулся: — Разыщу я твою Маняшу, живую и невредимую. Когда, говоришь, она пропала? — С ночи еще, потому что, когда я проснулась, няньки рядом не было. Ложиться обратно на подушку я не стала, сползла с кровати и придвинула стул от туалетного столика. — Она обычно меня ко сну снаряжает, и… — Я развела руками. — Получается, что я теперь без нее хуже, чем голая, будто вовсе без кожи. — Кавалер какой-нибудь? — У Маняши? — Она красавица. Мне стало чуточку обидно: — Ну вот, как найдешь ее, ухаживай. Благословлю. — Всенепременно. — Кроме поклонников, идей у тебя нет? — Голос нервически возвысился. — Маловато будет. На службе-то тебя как, ценят, при невеликих-то талантах? — Конкуренты господина Абызова. — Зорин, видимо, выставил защитный щит от моих шпилек, потому что излучал каменное спокойствие. — Некто, о твоих проблемах осведомленный, лишил тебя защитницы, чтоб воспользоваться. — А Крампус? — Это третий вариант. Я вот все думаю про эти «три по три».