— Он же маленький еще. — Да удаленький. — Парень хохотнул. — Да не бойтесь, барышня, я вам сейчас за другим столиком накрою. За этим уже пусть малыш трапезничает. А кровь и кишки я потом подотру. — Ну уж нет. — Меня замутило, я сдернула с плеча плащ и накрыла им сражающихся. — Если желаешь со мной жить, эти дикие привычки тебе придется оставить. Я, знаешь ли, девушка приличная, меня ливер на платье вряд ли украсит. Птица притихла, только косила безумным блестящим глазом, когда я выпутывала ее из складок. Веки у нее были розовые, тоже складчатые. Гавр рычал, но когти спрятал, сел чинно, стал вылизывать испачканный пивом и маслом бок. — Ты, — велела я чайке, — лети! Приказ мой она выполнила с немалым трудом, помятые крылья никак не хотели слушаться. Наконец поймав ветер, она поднялась в воздух, заложила вираж и полетела от берега. Не лишняя предосторожность. Раненую чайку свои же товарки клювами добьют, а так на каком-нибудь островке в одиночестве у нее неплохие шансы выжить. — А ты, — я повернулась к Гавру, — ты… — Ав-р-р, — спокойно сказал кот и подобрал розовым ртом кусочек рыбы. — Авр-р… Он с достоинством прожевал, глотнул, взял еще кусок. — Никогда такого не видел, — сказал парень, — чтобы сонные коты человеческую пищу принимали. — Отчего же сонные? — Я пересела за соседний столик, с удивлением замечая, как все окрестные чайки покидают палубу, разлетаясь в разные стороны. — Разве эта порода не камышовый кот называется? — Камышовый тот бурый, — с готовностью ответил Хайманц, — знамо дело, в камышах с такой мастью прятаться сподручнее. Да и помельче они обычно. Этот больше аршина в холке будет, когда в возраст войдет. — И много у вас на Руяне эдаких сонных котов водится? — Раньше водились. Последний, еще когда я мальцом был, у дуба обитал. — У какого дуба? — Да там, — махнул он рукой вглубь острова, — старое такое дерево у меловой горы. Да вы его сразу узнаете, в тот дуб когда-то молния ударила, да расколола, да старшие наши, не из управы, а которые мудрые, наказали цепями ствол опутать. Баяли, что на том дубу весь Руян держится. — А кот ходил по цепи направо да налево и сказки рассказывал? — Я приподняла скептично брови. — Нет, — покачал парень головой, — говорящий перед ним был, еще до моего рождения. — Ты мне, мил-человек, правду рассказываешь или байки для приезжих? Хайманц расхохотался: — Теперь-то брехать зачем? — Теперь? — Ну раз вы, барышня, живого сонного кота где-то достали, да он у вас с рук ест, значит, вы барышня непростая. Знаете, богиня раньше была, Дзевана прозываемая? Вот у нее-то в свите сонные коты и служили. — Нескладно получается. В старину у вас здесь Святовиту поклонялись. — Да мало ли кому тут раньше капища возводили, — махнул рукой парень. — Остров древний, когда-то волшебством по самую макушку полный. Ежели бы вас Святовит отметил, он бы вам коня послал. Лошадь мне в хозяйстве была решительно лишней. Мне и кот-то неизвестно для какой надобности. Гавр тем временем вылизал столешницу, не разбирая, где рыба, а где пивные лужицы, и, помурлыкивая, перепрыгнул ко мне на колени. — Что ж я заболтался, — встрепенулся Хайманц, — сейчас и вам рыбки свежезажаренной поднесу. — Кстати, — остановила я его движение, — а откуда ты так хорошо берендийский знаешь? — На материке учился. Да и, барышня, тут все языкам неплохо обучены, курорт все-таки, разный люд приезжает. А ежели кто делает вид, что вас не разумеет, так это чтоб с разговорами не приставали. Он развернулся, переждал поднимающихся по лесенке Маняшу с Мыкосом и что-то быстро протарахтел последнему, кивая на Гавра, лежащего на моих коленях. — Еле догнала. — Отдуваясь, Маняша, присела, отодвинула носком башмака посудный черепок, — еще и идти супостат не желал, денег посулить пришлось. — Не нужно мне платить. — Мыкос снял с макушки картуз и сел напротив, положив его на стол. — Спрашивайте, что хотели. За прошедшее с нашей последней встречи время в языках хитрец преуспел. Я только диву давалась, как нас, пришлых, здесь обманывают. — Что у тебя околоточный надзиратель вызнать хотел? Этого вопроса парень не ожидал. — Так место только. Он собирается эту пещеру стеной заложить, чтоб отдыхающих не распугивать. — А оно распугать может? Он кивнул. Предосторожность околоточного мне была понятна. Они все здесь с нас кормятся, большая часть местных при отелях да ресторациях или каменные поделки на каждом углу продают. Меньше народу приедет, меньше прибыль. Так что у любого островитянина интерес сохранить доброе имя Руяна прежде прочих стоит. — И чем же эта пещера так плоха? — Крампус в ней шалит. Еще один древний бог? Не многовато ли их для одного дня? Я кивнула, побуждая собеседника продолжать. — Старшие его боялись, не почитали, а… опасались как бы. Говорили, что он до девок охоч, но не до всех, а только до тех, кого богиня отметила. — Дзевана? Тут нам пришлось прерваться, потому что младший Хайманц заскрипел лестницей, принявшись затем расставлять на столе тарелки. Перед Мыкосом также очутилась и рыба, и пиво в кружке. — Тебя звать-то как? — спросила я парня. — Костас, — ответил тот и пододвинул к столу табурет, присаживаясь с нами. — Слышу, тут про Крампуса разговор зашел? — Барышня его пещеру отыскала. — Мыкос отхлебнул пиво и прищурил в удовольствии светлые глаза. — Ей еще там баба какая-то привиделась, так она нас заставила ту бабу спасать. Хайманц невежливо заржал. — Позвольте узнать, господа, — проговорила я, — о причине этого невероятного веселья. — Если вы, барышня, желаете эту женщину наяву повидать, вам не здесь искать надобно. — А где? — Да где угодно. Она сейчас хоть на другом конце империи в глубочайшем сне пребывает. — Тут Костас запнулся, помолчал и продолжил другим тоном: — Простите великодушно, не подумав сболтнул. Где угодно в пределах острова, ибо через морскую воду Крампус бы жертву не удержал. Маняша все время молчала, но ни словечка не упускала из беседы. Она у меня умница, когда до дела доходит. За разговором мы отобедали, парни принесли себе еще пива, а я не забывала поглядывать на набережную да на почтовое крыльцо. Господин Фальк там время от времени мелькал, деловитый да быстрый, отдавал распоряжения каменщикам, что толкали перед собою пустые пока тачки, отправил куда-то облаченного в мундир служивого. Затем служивый вернулся, да не один, а в сопровождении… — Маняша, — попросила я няньку, — глянь-ка, не Болван ли Иванович Зорин на рандеву к околоточному призван? — Любопытненько, — кивнула та. — А не желаешь ли, Мария Анисьевна, после плотного обеда моцион в ту сторону совершить? — Не откажусь. Мыкос от денег отказался, Костас тоже попытался, но ему-то мы почти насильно пару ассигнаций всунули. — Твои родители не обязаны нас бесплатно кормить, — заявила я строго. Когда мы удалялись от катера, я заметила, что чайки стали опять слетаться на верхнюю палубу. — Беда с тобою, Серафима, — сокрушалась нянька, крепко придерживая меня под локоть. — Нормальные люди лишь одно дело за раз делать приучены, и только ты в разные стороны мечешься. «А надо бы вечерком еще в библиотеку наведаться, — думала я про себя, никак на упреки не отзываясь. — Подшивку модных журнальчиков пролистать да разыскать там какую-нибудь изящную штучку, в коей упитанных котиков при себе носить можно». — Вот и сейчас следовало бы в гардеробной наряды для следующей встречи с князем перебирать, а не… — Кстати, о нарядах, — оживилась я. — Помнишь, чем бабы загорские младенчиков к себе подвязывают? — Платом. — В голосе Маняши слышалось напряжение. — А тебе на что? — Не мне. — Я торжественно предала ей на руки Гавра. — Поворозочки какие себе придумай, или плат новый нарядный прикупи у местных мастериц. Нянька покорно приняла подношение, лишь зевнувшее розовой пастью. — Чего еще барышня прикажет? Чепчик там какой младенчику спроворить или пинеточки числом четыре по количеству ножек? Я посмотрела на Гавра.