Глава 4 На следующий день я просыпаюсь рано. Я стою у окна нашей спальни и смотрю, как самолет рассекает темное небо. В глубине окна напротив я вижу женщину с осовелым взглядом, кормящую ребенка грудью. Все машины на нашей улице покрыты инеем. Вокруг тишина. Я спала плохо, адреналин со вчерашнего дня еще бурлил в крови, и я лежала в постели с закрытыми глазами, усилием воли заставляя сон прийти. Но я чувствую себя не разбитой, а обновленной. Как будто туман, окружающий меня, немного рассеялся. Том написал мне, как только я приехала домой: «Он самый лучший, я просто одержим им!» – с тремя смайликами-сердечками. Елена также прислала электронное письмо, сообщив, что они с Джеймсом договорились о следующем свидании. Удачные пары – вот что мне нужно. Необходимо создать как можно больше счастливых пар, думаю я, пока одеваюсь слоями: черная водолазка, следом серый джемпер и затем еще больший пушистый черный джемпер. Я сую ноги в угги, «башмаки муми-троллей», как называет их Гарри: он ненавидит шум, который я издаю, когда ношу их, – постоянное шарканье и шлепанье. Когда я выхожу на улицу, птицы только начинают щебетать. Я иду, опустив голову и подняв меховой капюшон, пока не добираюсь до Уэст-стрит, где немного более оживленно. Мимо с грохотом проезжают трамваи, а аптека только открывает свои двери: женщина в белой накидке с оранжевой полоской вокруг воротничка устало улыбается мне, пока поднимает ставни-роллеты. Я взбегаю в свой офис, перепрыгивая через две ступеньки за раз: маленькое помещение над кофейней «Коста», которое я арендовала полгода назад. Моя бежево-розовая, медно-золотистая гавань. Я провожу тут большинство дней с семи утра. Я завариваю себе крепкого чаю, украдкой бросаю туда один кусочек сахара, хотя здесь нет свидетелей, и начинаю распечатывать на принтере новые заявки, которые пришли за ночь: их почти сорок. Я печатаю на бумаге каждую анкету отдельно и аккуратно их подшиваю. Я люблю это делать, потому что так все кажется более реальным – напоминает, что я должна заботиться о чувствах клиентов, что они не просто изображения на экране моего компьютера. Сперва я начинала свое дело просто с подруг, и с подруг подруг, которые слышали, что у меня есть эта способность – определять, кто подходит и не подходит друг другу; и постепенно слухи обо мне стали распространяться. Я навсегда запомнила первый имейл, полученный от незнакомки. Я месяцами убеждала себя, что однажды у меня просто закончатся знакомые, и все, на этом делу конец; однако тут появилась Джен. У нее были густые вьющиеся волосы, почти как у меня, но шоколадно-коричневого оттенка, такие блестящие, словно их покрыли глазурью. Еще у нее были огромные зеленые глаза-омуты и широкая открытая улыбка. Интересно, известно ли ей, как много она для меня значит? Надеюсь, она по-прежнему счастлива со своим подобранным мной партнером – владельцем местного магазинчика товаров для вечеринок, с которым я познакомилась, когда покупала воздушные шары. Эйд скоро будет здесь. Уже почти десять утра, а она склонна появляться между этим временем и полуднем, как правило, с запахом перегара от белого вина и полная историй о прошедшем вечере. Наверно, мне следовало бы быть с ней построже – назвать четкое время начала и окончания рабочего дня и убедиться, что она поняла. Но, хоть я и ее начальница, мне нравится ее безалаберность – то, как она энергично влетает, словно вихрь, и тем самым вырывает меня из грез, в которых я застреваю. К моему удивлению, она прибывает ровно в десять, как и положено: одетая в кожаную юбку-карандаш и белую футболку с крупной кричащей надписью: «ВОТ ТАК ВЫГЛЯДИТ ФЕМИНИСТКА». Вместо обычных грязных «Конверсов» на ней пара остроконечных туфель. – Что, Эйд, вечерок задался? Хочешь кофе? – спрашиваю я, пробираясь к кофеварке. – Не, некогда, – отвечает она, вытаскивая свой ноутбук. – У меня есть план действий получше. Эйд – специалист по продвижению в соцсетях. Она работала с крупнейшими брендами страны: выполняла задачи для «Гугла», «Снапчата» и «Пепси», а потом, около года назад, собрала вещички и переехала в наш город Шеффилд для своих дальнейших авантюр. Как сказала мне Эйд при первой встрече, она выбрала Шеффилд, потому что очень любит фильм «Мужской стриптиз», действие которого здесь и происходит. Когда я впоследствии пыталась узнать подробности о ее внезапном переезде, она лишь покачала головой. «Слишком много всего навалилось», – вот и все, что она сказала. По тому, как она избегала моего взгляда и сжимала ладони в кулаки, я поняла, что это как-то связано с расставанием. И не стала ее пытать. Если захочет, сама расскажет, когда будет готова. Я наняла ее два месяца назад, поставив для нее маленький письменный стол напротив моего. Она сидит там, печатает на ноутбуке и время от времени показывает мне какой-нибудь мем или смешную статью из Интернета, от которых я ржу как сумасшедшая. Эйд постукивает длинным, свеженаманикюренным фиолетовым ногтем по экрану. Я никогда не понимала, как она может печатать с такими штуками на пальцах. – Что это? На экране открыт мой «Инстаграм» с фотографией безалкогольного коктейля, которую я подписала: «Разве алкоголь важен для веселья?», сопроводив всем полагающимся набором «трезвых» хештегов. – Трезвость сейчас в моде! Все так делают… – отвечаю я, возвращаясь за свой стол. Фотография девушки на верхней анкете в стопке: ее нос-кнопка и темно-зеленые глаза будто взывают ко мне. Я хочу взять анкету и спокойно прочитать, но Эйд все еще говорит, так что я снова перевожу на нее взгляд и пытаюсь слушать. – Но ты же не трезвенница, – замечает она, указывая на розовый мини-холодильник в углу. – Что у тебя там? – Вино, – отвечаю я покорно. Еще там диетическая кола, салат «Цезарь», вероятно, уже «задумавшийся», и по каким-то непонятным даже для меня причинам – тюбик томатной пасты. Но я понимаю, к чему она клонит. Затем она начинает разглагольствовать о силе «неподдельности» и «привлечении лояльных подписчиков», декламируя слова и фразы, которыми пестрит Интернет, но на которые я никогда не обращала особого внимания. Я поглаживаю стопку бумаг перед собой; в анкете «носа-кнопки» говорится, что она хочет брать уроки бокса. Джорди, вспоминаю я: кажется, он занимается с детьми боксом каждую неделю? Если я смогу отыскать его анкету в этом нижнем ящике, то… – Ты меня не слушаешь! – заявляет Эйд, угрожающе наставив на меня ноготь. – Слушаю! – протестую я, быстро отдергивая руку от ящика и кладя обе ладони на стол, как ребенок, выворачивающий карманы, чтобы показать: в них нет никаких запретных сладостей. Она ухмыляется: – Ну тогда ладно… о чем я только что говорила? Я смотрю на «нос-кнопку», его обладательница лишь мило улыбается мне. Она не может подсказать ответа. – Хештеги, – говорю я уверенным тоном. Это неправильный ответ. Но он, по крайней мере, заставит Эйд улыбнуться. – Нет, бестолочь. Я говорила, что тебе надо выкладывать больше ваших совместных с Гарри фото. Такие снимки – всегда самое лучшее. Признаться, те истории, которые ты рассказывала о вас, вызывают у меня желание сбежать и выйти замуж за дантиста. – Не стоит, он все равно не станет лечить тебя бесплатно, – говорю я, внезапно жалея, что Эйд не щенок, которому можно просто бросить красный мячик, чтобы она побежала за ним и отвлеклась. «Иди, Эйд, поиграй», – сказала бы я и не мучилась бы сейчас, чувствуя себя так, словно меня пронзают булавками и иголками. – Я не люблю выкладывать его фотографии, – продолжаю я, выдвигая свой стул, чтобы включить чайник. Огонек на нем загорается синим, и я смотрю на него, отвернувшись от Эйд. – Но раньше ты так делала, – не унимается она. – Взгляни на эту. Она такая милая. Не в силах воспротивиться, я поворачиваюсь и иду к ее столу. На ее экране – наша фотография, сделанная на Хеллоуин. Мы покрыты фальшивой кровью и сжимаем в руках пластиковые кинжалы. Я соорудила нам костюмы, скрепив степлером развернутые коробки из-под хлопьев, и когда влезла в свой с криком: «Мы – серийные убийцы!»[2], Гарри скатился с дивана от смеха. – Это была веселая ночь, – киваю я. – Мы любим Хеллоуин. Я всегда покупаю сладости для мальчишек, ходящих по домам с воплями «Сладость или гадость!», и строго инструктирую Гарри не сжирать их по крайней мере до 3 ноября, когда он радостно набрасывается на оставшиеся пакетики, потому что я всегда покупаю их слишком много. Я придумываю что-то новенькое каждый год – как нам одеться и как заставить себя выйти на улицу, даже если этот день выпадает на понедельник. Я впитала эту любовь к традициям от мамы, которая всегда старалась обеспечить мне «нормальное детство», так как мы жили вдвоем: папа ушел, когда мне было пять. Верити приходила на Хеллоуин, и мы наперегонки ловили ртом плавающие яблоки в мойке для посуды, а в Ночь костров[3] ели печеную картошку в мундире с соусом чили, прежде чем отправиться на местную футбольную площадку смотреть, как небо взрывается фейерверками. Я бросаю взгляд на календарь, висящий на стене. На картинке – неоново-пурпурный с розовым фейерверк, вспыхивающий над городом: «Ноябрь». Я не могу точно вспомнить, когда сезон начал сменяться, когда листья на деревьях стали оранжевыми. – А как вы одевались на Хеллоуин в этом году? Возможно, нам еще не поздно опубликовать снимки, – спрашивает Эйд, выводя меня из оцепенения. Я стараюсь вспомнить тот день. – Эээ, хмм… – Я возвращаюсь мыслями к календарной картинке месячной давности. – Тыквами. Но думаю, что теперь уже все равно слишком поздно, и я, гм, выглядела толстой на всех фото. Она смеется переливчатым смехом. Как будто звенит маленький колокольчик. – Ты была одета в тыкву, разве не этого ты хотела добиться? – Да, но я думала, что получится мило… только не получилось. Верити так хохотала, когда меня увидела. Эйд качает головой и начинает что-то печатать, а я подхожу к тускло-розовым креслам. Они расположены у окна, выходящего на шумную улицу внизу, где компании студентов в ярких вязаных шапочках бродят по тротуару, сжимая в руках стаканчики с кофе. Я ковыряю свой облупившийся лак на ногте, подцепляю его с краю и удовлетворенно снимаю целиком одной блестящей темно-бордовой полоской. – Забавно, – говорит Эйд, продолжая печатать. – Я видела Верити спустя какое-то время после Хеллоуина. Она сказала, что этот прошел тихо. Внезапно мне в ухо кто-то словно закачивает туман, и этот туман заполняет мой мозг, спускаясь дальше, вниз, к рукам и ногам. Я ничего не чувствую, не слышу привычных звуков – болтовни с улицы и гудков автомобильных клаксонов. Кресло, в котором я сижу, мягкое на ощупь, но кажется холодным. Я оборачиваюсь к Эйд, ее пальцы печатают что-то будто в замедленной съемке. Все, о чем я могу думать, это: Верити, Верити. Зачем она виделась с Верити? Я делаю глубокий вдох. Я хочу контролировать тон своего голоса и не позволять этому чувству внутри вырваться наружу. Я сглатываю, и кажется, что сейчас меня стошнит. – Когда, на прошлой неделе? Зачем ты встречалась с Верити? Это провал. Я каркаю, как ворона. Эйд прекращает печатать, ее руки зависают в воздухе. Она берет свой телефон, тычет в него пальцем, смотрит на экран. – Да без всякой причины, – бормочет она. – Она пригласила меня выпить, вот и все. В этом вся Верити. Она дружит с людьми заблудшими и неприкаянными, о которых беспокоится. Мы договариваемся встретиться, чтобы выпить, а Верити притаскивает с собой пустоглазую модель с накачанными губами, которая будет сидеть и таращиться в свой бокал вина, но не прикоснется к нему. «Она отказалась от еды на съемках, – шепчет мне Верити, – и я беспокоюсь о ней. Я должна была ее пригласить». Эйд – новичок в Шеффилде. У нее здесь не так уж много друзей. Верити, должно быть, просто решила проявить о ней заботу. Я пытаюсь рассуждать сама с собой, мыслить практически, но тот притупляющий чувства туман развеялся, и теперь я вся на нервах – ломаю голову, что именно Верити могла ей сказать, что они обсуждали. – И о чем вы говорили? Эйд все еще смотрит в свой телефон, и ее большой палец быстро мелькает, будто она прокручивает картинки. – Да ни о чем. – Она слегка встряхивает головой, едва заметно. – Мы вспоминали некоторых прежних знакомых из Лондона, и все. – Кого? – Никого особо важного. – При этих словах ее голос немного срывается. Эйд снимает с запястья связку тонких браслетов и со стуком кладет их на стол. И вдруг становится похожей на сдувшийся воздушный шарик. – Эйд, ты в порядке? Ты что такая странная? Она резко вскидывает голову. И возвращается прежняя Эйд, снова наполненная воздухом. – Это не я странная, а ты. – Она снижает голос до шепота, который я едва могу расслышать. – Верити сказала, что ты такой бываешь. – Такой – это какой, Эйд? – И затем я вздыхаю. Мне не нравится настроение, повисшее в воздухе, – оно напоминает сердито потрескивающее радио без сигнала. Ценность Эйд – в легкости, она как бездумная поп-песня. Нельзя позволить ей превратиться в очередную мутную, запутанную проблему в моей жизни. – Давай сменим тему, – предлагаю я. – Оставь «Инстаграм» в покое на сегодня. – Хорошо, – кивает она. – Но когда-нибудь мы должны им заняться, это так же важно, как и все остальное. – Эйд переключается на следующую вкладку в браузере. – Ах, да! Я считаю, что тебе надо заполучить в клиенты кого-то из знаменитостей. Кого-то, кто может рассказать о тебе в интервью. Это помогло бы твоему бизнесу попасть в газеты. Мы начинаем болтать о том, кто из звезд одинок, а кто нет, и мне удается отвлечь Эйд, несколькими замечаниями переведя разговор на то, кто кому изменяет. Затем наступает пауза. И я решаю воспользоваться моментом. – Мне сегодня все равно еще надо перебрать кучу анкет, Эйд, не желаешь уйти домой пораньше? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал легко. Я задерживаю дыхание. Но она тянется к ноутбуку: – Ты шутишь, да? Мы же еще не решили, к кому из знаменитостей подкатить и какие фотографии Гарри опубликовать. – Маленькое «но», – замечаю я. – Если мы вообще решим публиковать фотографии Гарри. Эйд удивленно на меня таращится. Цок-цок – каблуками к окну. – Я думаю, нам стоит сделать фотосессию, – говорит она. – Может, в том скейт-парке, дальше по дороге? Это было бы очень круто. Атмосфера Настоящей Романтики с большой буквы. Будет здорово использовать некоторые из снимков для актуальных объявлений и рекламных постеров. – Нет! – Это слово вылетает само. Я машинально зажимаю ладонью рот. Но Эйд, похоже, ничего не заметила. Она выспрашивает, может ли Верити по-дружески сделать мне укладку, есть ли у нее знакомый визажист, а я просто сижу, пытаясь собраться с мыслями. Мой счастливый колокольчик лежит на столе – маленькая медная вещица, кажущаяся такой хрупкой. «Динь-динь-динь!» – его звон останавливает стремительный бег мыслей Эйд. – Мне только что пришла в голову идея! – говорю я. – Морвена Стар! Она бы идеально подошла в качестве клиентки. Я имею в виду, она живет здесь, в Шеффилде. Я выпаливаю это, пытаясь перевести Эйд на другие рельсы. Однако сейчас она неуправляема. – Ага, ага, – произносит она, взмахивая рукой. – Ты начинай заниматься этим, а я позабочусь обо всем остальном. Нужно переделать дизайн твоего сайта, я знаю одного парня-специалиста. И просто дай мне пароли, а я возьму на себя «Инстаграм».