– Как только суд закончится, надо будет погулять по Адаманту. И в Школу зайдём. Мастера наверняка разрешат вам зайти, они ведь хорошие на самом деле… хоть и не хотели меня с собой брать. – Лив никак не могла успокоиться. – Ой, забыла совсем! Верми мне обещал, что он постарается что-нибудь придумать, чтобы у Алексаса появилось своё тело! И маму Мастера наверняка смогут вылечить! Давай попросим их поскорее? – Девочка подняла на сестру исполненный надежды взгляд. – У нас теперь Кес есть, мы быстро до мамы долетим, где бы она ни была… Таша сделала ещё шаг, сойдя с последней ступеньки, – и остановилась. – Лив… …конечно, для подобного разговора это было не лучшее время и не лучшее место. Но Таша так устала от лжи – своей собственной в том числе, – что хотела покончить с ней раз и навсегда. По крайней мере, там, где это возможно. Она лгала сестре всю её жизнь. Хватит. – Лив… мы не сможем вылечить маму. Джеми смотрел на неё с затаённым ужасом, но Таша, присев на корточки, перехватила руки сестры, сжала маленькие ладошки в своих. Лив имеет право знать правду; имеет право жить без того, чтобы её кутали в паутину прекрасной лжи. Так, как кутали Ташу. – Не сможем? – спросила Лив непонимающе. – Мама… …скажи ей, шепнул голос девушки в чёрном. Скажи жестокую правду, которую она должна знать. – Она… …скажи… – …мертва. – Таша смолкла, смиряясь со звучанием собственного голоса. – Маму убил… – Врёшь! Лив отшатнулась, пытаясь вырвать руки из девичьих пальцев. – Я не хотела тебе говорить. Да только однажды ты бы всё равно поняла, и всё было бы только хуже. – Таша потянулась обнять сестру, но Лив увернулась. – Она… она сейчас на небесах с папой. – Только не с твоим, с горечью добавила девушка про себя. Но этого я всё же пока не могу тебе рассказать. – Я верю, она счастлива там, и… – Но если ты не врёшь мне сейчас, ты… ты врала мне с лета? – Сестра смотрела на неё широко открытыми вишнёвыми глазами – и Таша остро, болезненно понимала, как похожи они на глаза Ленмариэль Бьорк. – Всё это время врала, а ты… – девочка перевела взгляд на Джеми, на веснушчатом лице которого расцветал стыд, – ты знал?.. Когда Лив отступила на шаг, Таша сама разжала пальцы. Ужас, написанный на детском лице, ясно подсказал ей: сейчас сестру лучше не удерживать. – Я думала, хоть вы… никогда не станете… Девочка всхлипнула – и побежала прочь по белому коридору. – Лив! – Таша кинулась следом, но сестра обернулась, и выражение тёмных глаз заставило девушку замереть. – Ненавижу тебя! Вас обоих ненавижу! – В крике звенела яростная, неподдельная злоба. – Не хочу вас видеть! Вы… вы… Захлебнувшись воздухом, Лив побежала дальше. Таша следила, как сестра скрывается за углом, свернув в одну из дворцовых зал, дававшую начало бесконечной анфиладе. – Она не всерьёз, – сказал Джеми негромко, взяв Ташу за руку. – Сейчас лучше её не трогать, но она поймёт… потом. Ты же хотела как лучше. – Да. – Чувствуя бесконечную усталость, девушка шагнула туда, где в конце длинного коридора ждал их зал суда. – Хотела. Как они дошли до этого? Когда успели погрязнуть во лжи настолько глубоко, что ложь стала частью их самих? Потому сейчас так больно её разрывать – ведь тем самым ты собственной рукой режешь по живому свою веру, свои надежды. Острым молотком разбиваешь картину мира, так спокойно существующую в твоей голове. …ей хотелось бы, чтобы мир был простым. Однозначным. Делящимся на белое и чёрное, хорошее и плохое, правых и неправых. Не бьющимся на оттенки серости, не вынуждающим каждодневно делать выбор между большим и меньшим злом, не стирающим в пыль границы между благом и злом. Не оставляющим сомнений в своей правоте. Не заставляющим жертвовать одним ради другого. Когда-то её мир и был таким… Пока ей не показали, что существует другой. Мир, в котором она живёт на самом деле. – Никогда не лги мне, хорошо? – Таша стиснула ладонь единственного человека, который остался подле неё: отчаянно надеясь, что он будет подле неё всегда. – Никогда. Ни в чём. – Как и ты мне, – серьёзно ответил Джеми. …сможет ли однажды она сказать ему, что произошло в эти выпавшие из его жизни дни? Что было между ней и тем, кого она воспринимала как Алексаса – с частичкой его, Джеми, в глубине их слившейся души? Что в иные ужасные, отвратительные, непозволительные мгновения Таша чувствовала облегчение от осознания, что с ними нет вездесущего третьего?.. – Клянусь. …сможет. Не прямо сейчас, но сможет. Она ведь так устала лгать… – Клянусь, – эхом откликнулся Джеми. Таша крепче сжала его пальцы – хотя крепче, казалось, уже невозможно, – и рука об руку они сделали шаг в глубь коридора, к открытым дверям вдалеке и приглушённому гулу: голоса сотен придворных, ждавших начала суда. – Морли-малэн?.. Негромкий голос прозвучал со стороны оставленной позади лестницы – и, обернувшись, Таша с Джеми замерли. По белой галерее, вздымавшей тонкие колонны к потолку, вместе с Первым Советником и парой кеаров к ним шёл король. – Морли-малэн, – приблизившись, Советник склонил голову, глядя на Ташу из-за дымчатых очков. – Добро пожаловать в Альденвейтс, – молвил Шейлиреар Первый. Он избегал позолоты, украшений, помпезности, предпочитая простые элегантные наряды однородно чёрного цвета. Сейчас, когда Таша видела его вблизи впервые после той ярмарки в Нордвуде, она понимала, что запомнила его удивительно хорошо. Голос. Улыбку. Лицо, казавшееся знакомым не только потому, что она видела его на портретах и однажды в детстве – вживую. – Ваше Величество… Она присела в церемонном поклоне, но Шейлиреар перехватил её руки, вынуждая выпрямиться. – Не стоит, Морли-малэн. Не после того, как вы спасли моё королевство. – Улыбка смягчила чёткие живые черты его лица, делая его куда человечнее, чем на официальных портретах. – Это мне должно выражать почтение, и одними поклонами, боюсь, будет не обойтись… Впрочем, моё почтение подождёт до окончания суда. – Он сделал приглашающий жест. Светлые глаза под смоляными кудрями весело блеснули. – Прошу. …помнит ли он потерявшуюся девочку, которую когда-то угостил яблоком в карамели? Знает ли, что Тариша Морли – не только Морли?.. Таша потянула за собой Джеми, не потрудившегося даже выдавить из себя поклон, сверлившего короля взглядом, в котором не особо старательно пряталась ненависть. Ненависть к тому, кто летом явился в штаб-квартиру Венца, в их дом, и оставил одни головёшки от всех, кого в ней нашёл, кроме нескольких чудом уцелевших. Хорошо бы Шейлиреар и присутствующие списали всё на оторопь от неожиданной встречи с королём. Видимо, Арон и в голову монарха влез, раз тот ничем не выказывает, что узнал мальчишку-заговорщика… Ох, кажется, её рыцарям в ближайшее время придётся нелегко… Ничего, как-нибудь разберутся. Разбирались и с задачками посложнее. Пройдя мимо стражей, бесстрастными статуями застывших у высоких белых дверей, Таша переступила порог и окунулась в восторженный гул встречавшей их сиятельной толпы. Пришла пора вершить справедливость. * * * Лив долго бежала по дворцовым анфиладам, глотая злые слёзы, сама не зная, куда бежит: мимо картин, портретов, гобеленов и зеркал на дворцовых стенах, мимо изумлённых слуг и придворных, растерянно отступавших в стороны. Бежала, пока не врезалась в кого-то с разбегу, пребольно ударившись лбом – и упала на белый мрамор, схватившись за голову. – Кого я вижу! – Подхватив девочку под мышки, Иллюзионист поставил её на ноги. Присев на корточки, дунул на пострадавший лоб: боль мгновенно утихла. – И куда ты так… погоди, ты что, плачешь? – Они все мне врали! – крик вырвался сам собой. – Таша, Джеми, Арон, все… а мама… мама-а-а… Слова превратились в тонкий всхлип, – и Лив зарыдала в голос. Иллюзионист молча подхватил её на руки. Понёс куда-то, пока Лив всё плакала, и слёзы выжигали в её душе что-то, что – откуда-то она знала – уже никогда не вернётся. Кожа ощутила холод, колючие снежинки на щеках, но ей было всё равно. Она открыла глаза, когда перед Иллюзионистом уже распахивалась калитка Школы. И когда мимо кривых зелёных сосенок они стали подниматься на Драконью скалу, к раннему зимнему закату и стремительно темнеющему небу, не стала спрашивать, зачем её несут к тому, с кем она теперь делила одну жизнь на двоих. Какая разница, в конце концов, где плакать. Дракон хотя бы точно не станет лезть с глупыми советами и утешениями. Кес ждал их на вершине, встревоженный и подобравшийся, точно готовый к охоте кот. – Что стрряслось? – Тебе расскажут. – Иллюзионист поставил девочку на каменистую площадку перед драконьей пещерой. – Прости. Мне пора. Хочу хотя бы на конец слушания попасть, а то выпытывай потом, как всё прошло… – коснувшись её плеча, он улыбнулся ей ободряюще и тепло, будто старший брат. Нормальный, искренний старший брат, а не те, кого Лив оставила в Альденвейтсе. – Я вернусь к тебе потом. Он не стал тратить время на пешую дорогу до дворца. Просто шагнул со скалы и исчез. А Лив села рядом с чешуйчатым драконьим боком и, хлюпая носом, вытерла рукавом свитера безнадёжно мокрые щёки и губы. Она не чувствовала больше ни боли, ни ярости. Одну лишь крайнюю, бесконечную, незнакомую до этого дня усталость.