Лишь немного. Она ждала, что руки эйрдаля будут холодными, но они были тёплыми; удивительно тёплыми для того, кто казался слепленным из колкого холодного снега, что за время их беседы заметался за окном. Губы, коснувшиеся её запястья, были ещё теплее. – Вы страшное существо, Ваше Величество, – проговорил эйрдаль, выпрямившись, и впервые на её глазах улыбнулся. Улыбкой, что кого угодно могла бы напугать до дрожи, но не Ташу – не сейчас. – В этом мы с вами схожи. * * * – Это глупо, – сидя в кресле, откинувшись на спинку, безапелляционно заявил Заклинатель. – Я бы сказала, безумно, – поправила Мечница. – Как бы мне ни хотелось окрасить происходящее в более радужные тона, но теперь затея и правда выглядит довольно сомнительным предприятием, – признал Иллюзионист. Странница лишь посмотрела на Арона, который сидел в кресле, потирая виски. – Это верная смерть, Арон, – сказала Мечница. – Он знает, кто мы. Где мы. Что мы делаем. Мы не знаем о нём ничего. – Он просто хочет заманить нас к Зельде, чтобы перебить всех разом, – убеждённо произнёс Заклинатель. – Ему наследники Ликбера уже шестьсот лет поперёк горла стоят. А судя по вашей сестричке, все Воины… – Лиар не безумен, – молвил Арон с нажимом и раздражением, скользнувшим в тоне едва заметными нотками. – Не настолько. Он не станет вас убивать. – Вот и рассказали бы о братце побольше, – посоветовал Иллюзионист. – А то мне порой кажется, что вы к нему прямо-таки любовные чувства испытываете. Знания о враге так ревностно не берегут. Амадэй посмотрел на него долгим взглядом – холодным, как замёрзшее озеро. – Я рассказываю вам не больше, чем вам стоит знать, – сказал амадэй, когда в гостиной, тёплый уют которой не особо соответствовал напряжённой беседе, воцарилось молчание. – Иное знание опасно. – Любой факт, сообщающий нечто достоверное о враге, можно обернуть в свою пользу. – Те факты, что я вам не сообщаю, пользы делу не принесут. Это я могу обещать. – Беспристрастная оценка ситуации никогда не входила в список ваших достоинств, – парировала Мечница. – О, так мои слова по сию пору заучивают наизусть? – усмехнулся Арон. – Лестно. – То, что некогда вы были избраны Кристалью, не даёт вам право указывать нам наше презренное смертное место. – Заклинатель уже шипел не хуже господина Оррака. – Не вы одни здесь способны принимать судьбоносные решения. – Я принимал судьбоносные решения на протяжении одиннадцати веков. Вы – значительно меньше. А опыт, согласитесь, вещь полезная. – Всё. Довольно. – Ладонь Заклинателя со звоном легла на стол. Фигуры, вздрогнув, попадали с клеток и раскатились по столу вокруг доски для аустэйна. – Мы возвращаемся в Школу. Ждём пробуждения Его Величества. Вашей дочери пусть помогает ваш братец. Как только она вернётся с вестями о слабых местах Рассвета, милости просим. Ответный взгляд, которым амадэй обвёл волшебников и волшебниц, заставил Мечницу плотнее сжать пальцы на рукояти меча – будто готовясь защищать братьев и сестру от того, что могло сейчас произойти. – Вот что я вам отвечу, господа. – Соединив ладони, Арон сплёл сухие пальцы, пока в комнате постепенно гас звук, с которым деревянные фигуры кружили по каменной столешнице. – Да, если вы отправитесь за Ташей, вам придётся иметь дело с Зельдой. И, возможно, с Лиаром. – Фигуры, дрогнув в последний раз, застыли на прохладном малахите. – Но если вы не отправитесь за Ташей, вам точно придётся иметь дело со мной. Тишина. – Есть вопросы? – удовлетворившись произведённым эффектом, молвил амадэй. И снова тишина. Арон улыбнулся. – Чудно. * * * – …колдуны, с которыми мы пили, те ещё… личности, – морщился Найдж, пока Таша куталась в одеяло, тщетно пытаясь согреться. – Один ставил противозаконные магические опыты на людях. Его исключили из Гильдии, он и оскорбился. Другой прикончил кого-то в магическом поединке… говорит, случайно, но кто его знает. Страже не было дела, случайно или нет. Зато они рассказали много чего интересного. Про кормление, например. По возвращении из библиотеки Таша обнаружила их с Алексасом в комнате. Трезвыми как стёклышко, вопреки ожиданиям. Как пошутил Найдж: «Кристаль некогда обращала воду в медовуху, а нам сегодня пришлось поступать обратным способом». Оба нервно ждали её, и рассказ о беседе с Андукаром выслушали с огромным интересом и облегчением. После чего решили в свою очередь поведать, что им удалось вызнать у местных обитателей. – Кормление?.. – Должны же эйрдали в замке чем-то питаться. Вот те люди, которые тут прислуживают, и расплачиваются. – Колдун криво улыбнулся. – Много сил за раз им пить не разрешают… расходного материала пока не так много, людям нужно успевать восстанавливаться. Но иным и того хватает, чтобы умереть. Ташу пробил озноб. И не только от холода. И не только от услышанного. …естественно, Андукару она не верила ни на йоту. Однако, лгал он или нет, это было не важно. Даже если он расскажет всё Зельде, на их план это не влияло: главное, немедленно убивать её Рассвету расхотелось. В качестве заложницы Тариша Бьорк будет в разы ценнее, чем в качестве мёртвого тела. А уж если они вдруг действительно обрели союзника… Но самым жутким было то, что, когда Таша говорила про их племя, она притворялась лишь отчасти. Злость, вскипавшая в крови при воспоминании о людской толпе, осудившей их с братьями Сэмперами на смерть, была неподдельной. Как и злость на пвилльцев, убивших семью Тальрин. И на то, что ей, Тальрин и многим другим приходится отрекаться от важной, неотъемлемой части себя, чтобы нормальные люди не травили их, как зверей. Зарекаться быть собой, добровольно отказываться от крыльев, всю жизнь лгать себе, что тебе и без них хорошо, – или всю жизнь лгать другим, скрывая истину, прячась в тени. Всё равно что попросить людей по своей воле зашить себе глаза из уважения к слепцам, которые никогда не смогут увидеть солнце. Хотелось бы ей послушать, что ответил бы ей любой нормальный человек на подобное предложение, и спросить его, почему тогда он требует от неё того же. Перевоплощение в девушку в чёрном, которую она когда-то видела в стеклянном лесу, далось ей пугающе легко. …твоё прошлое и будущее… – Зато живут эти ребята в куда более приличных условиях, чем мы. Видимо, Зельда просто решила застудить конкурентов, чтобы в случае чего не оказали достойного сопротивления. – Сидя на краю кровати, Найдж мрачно оглядел холодную комнату. – А завтра у них охота. Обряд инициации. Сначала охота, потом – клятва верности Зельде. Только тогда ты становишься полноправным членом Рассвета. Какое-то время Таша думала, зачем Зельде вынуждать подручных прикончить какого-нибудь бедного оленя, прежде чем принять их в свои ряды. А потом вдруг поняла – и, запустив пальцы в волосы, вонзила ногти в кожу. – Только не говори, что… – Они охотятся на слуг. На предателей. На тех, кто по каким-то причинам стал бесполезен. – Найдж смотрел на резное изголовье постели; тени на его лице прорезались чётче, как будто колдун успел осунуться за пару секунд. – Некоторые бегут сюда с семьями. С обычными людьми. Так же как Тальрин – с внучкой. Пока ты верно служишь Рассвету, им ничего не грозит, но стоит оступиться… или если ты вдруг погибнешь… Резон заботиться об их благополучии у Рассвета резко пропадает. Сперва этих людей переводят в разряд слуг. Держат под эйрдалевыми чарами, чтобы не возмущались и не сопротивлялись. А рано или поздно отправляют на охоту. Выпускают в лес и говорят бежать. …охота на людей. Живых людей. Немыслимо. С одной стороны – душещипательные истории вроде судеб Тальрин, Лайи и даже проклятой Кэйрмиль, думать о которой с прежней ненавистью Таше стало куда сложнее. С другой – это. – Не переживай. В первый месяц участвовать никого не заставляют, – сказал Алексас, явно заметив, что бледность Ташиных щёк сделалась совсем уж нездоровой. Бесцеремонно оторванным куском ветхого балдахина он протирал стилас из цвергова серебра, которым обзавёлся в Броселиане и который взял с собой в Рассвет. Едва ли клинок действительно нуждался в чистке, но Алексас явно находил в этом хоть какое-то успокоение… да и уход за подобным оружием, бесценным, когда вокруг сплошь нечисть, не мог быть лишним. – Дают время освоиться. – Спасибо. Рада, что мне завтра не придётся лично загонять и убивать невинных людей. Только сидеть здесь, пока их будут загонять и убивать другие. – Резким движением девушка откинулась на подушку. – Мне нужно поспать. Этот день становится слишком долгим. Она долго лежала неподвижно, глядя в балдахин, серевший пылью над её головой. Слушала, как уходит Найдж и Алексас, вернув стилас в ножны, а те – в сапог, подбрасывает дрова в камин. Слушала, как трещат занимающиеся поленья и шуршит простыня, когда Алексас лёг под соседнее одеяло. – Помнишь, – сказала она некоторое время спустя, – как Арон говорил нам, что всё в этой жизни делается ради любви? – Продолжению предшествовал смешок, горький, как полынь. – Из-за предательства любимого Зельда хочет уничтожить мир. Из любви к родителям Андукар жаждет убить её. Из любви к ближним мы спасаем королевство. А я оказалась во всём этом потому, что шестьсот лет назад двое амадэев не поделили любимую женщину. Смешно, правда? Чувство, которое воспевают поэты, чувство, которое должно быть живительным и прекрасным… Повернувшись на бок, подперев рукой темноволосую голову, Алексас вгляделся в её лицо. – Ты веришь в то, что рассказал тебе Арон? В историю с любимой женщиной? В то, как умерла Лори? Повернув голову в ответ, Таша непонимающе уставилась на него: – С чего я не должна этому верить? – Лиар был заботливым, любящим братом. Судя по всему, что рассказывал Арон, – заметил Алексас отстранённо. – Неужели он мог обеспечить дорогому младшенькому вечность мучений лишь за то, что сердцу не прикажешь? – После всего, что Лиар сделал со мной, ты действительно считаешь, что он был любящим братом? – Кажется, из них двоих Лиар был мудрее и терпеливее. Арон чаще позволял себе оступаться. Так почему… – Лиар – убийца. Палач. Эгоист. Жестокая бессердечная тварь. И ты пытаешься его оправдать? Это Таша почти прорычала. – Я никогда не буду его оправдывать, – помолчав, тихо откликнулся Алексас. – Я лишь пытаюсь сказать, что в этой истории всё может быть не так, как ты думаешь. Всё не так, Таша, сказал ей Арон вечность назад, когда она обвиняла его во лжи. Всё не так, как ты думаешь… – Он обещал больше никогда мне не лгать. – Таша отвернулась, накрываясь одеялом почти с головой. – Я обещала ему верить. Некоторое время она ещё чувствовала затылком взгляд Алексаса. Затем ощутила движение, которым он в свою очередь отвернулся к стене. Ох, скорее бы закончился этот невыносимый, бесконечный день, скорее бы… И с чего она злится? Потому что слова отдались резонансом в мыслях куда сильнее, чем хотелось бы?.. …уже засыпая, Таша поняла, что забыла снова набросить на зеркало плащ, в котором она грелась после их с Алексасом снежных дурачеств.