* * * – Выходит, мы отправляемся завтра вечером, – сказала Таша, через окно гостиной глядя на Адамант. – И у нас ещё вдоволь времени для подготовки, – подтвердил развалившийся в кресле Найдж. Таша не стала говорить, что всё равно предпочла бы оттягивать момент визита в Рассвет как можно дольше. С другой стороны, отмеренные на Суд-Поиск дни не будут длиться вечно. Она смотрела на город, воздвигнутый Ликбером Великим в дар племяннику, когда того избрали королём; город, в котором при иных обстоятельствах Таша выросла бы и жила. Творение величайшего волшебника в истории было безупречно изящно: Адамант походил скорее на шедевр игрушечных дел мастеров, чем на настоящий город. Каждая башенка могла таить в верхней комнате спящую принцессу. Каждая улочка была достойна того, чтобы оказаться зарисованной на картине. Таша не раз видела столицу королевства на пиктурах, но реальность превосходила всё, что она видела и что представляла. – И по слову волшебника город возник средь законной земли королей… – стоя чуть позади, глядя на Адамант поверх её плеча, негромко пропел Алексас строчку из «Песни о Шести Деяниях Ликбера». – Здесь даже красивее, чем я думала, – обернувшись к нему, произнесла Таша тихо. – Это ведь подарок. – Алексас смотрел на утреннее солнце, не щурясь. – Подарки должны быть красивыми. – Если только они не такие, как эти. – Девушка с едва заметной брезгливостью кивнула на звериные головы, развешанные по стенам. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о том, что эйрдали и оборотни тоже могут украшать свою штаб-квартиру трофейными головами… вот только не звериными. – Отец Ларона был заядлым охотником. В доме ещё парочка таких комнат. Ларона эти экспозиции радуют не больше нашего, но память отца он чтит. – Найдж сидел, задрав голову к люку, за которым виднелось небо – пронзительно-голубое, яркое и холодное, какое можно увидеть только зимой. – Всё равно люблю эту гостиную. Позволяет в тепле смотреть на зимние звёзды. Зимние – они не такие, как летние… колючие и хрупкие, как ёлочные игрушки. – А летние? – А летние – как юные светлячки. – Да ты романтик, Найдж, – серьёзно произнёс Алексас. – Философ и поэт. – Из твоих уст звучит как обвинение во всех смертных грехах, – слабо улыбнулся колдун. Когда после завтрака Найдж встретил их и объявил, что идёт в Рассвет с ними, он ничем не выдал, что вчера узнал о смерти любимого ученика (ведь фактически – именно о ней). Голос его был прежним. В движениях не проявилась скованность. Он даже улыбался не реже прежнего… только улыбка эта, если присмотреться и знать, будто бы выцвела. Отвлекая колдуна от невесёлых мыслей, Таша успела спросить, насколько хорошо защищена штаб-квартира, и выслушать в ответ длинный список замысловатых названий чар и заклятий. Самым безобидным из них был «феномен разделённых пространств». Оказывается, все, кто не являлся членами Венца, попадали через входную дверь особняка в совершенно другое здание (если верить Найджу, в тамошней обстановке наличествовал хоть какой-то вкус). Каким образом в одном доме могли сосуществовать двухэтажная холостяцкая обитель Ларона и огромная трёхэтажная штаб-квартира с просторными залами, Таша решительно не понимала. Впрочем, и к лучшему: плохи те защитные чары, которые под силу постичь простому оборотню. Гаста со вчерашнего вечера она больше не видела. И не хотела, честно говоря. – Будь на то моя воля, никуда бы вас не пустил, – произнёс Найдж, когда они помолчали вдоволь. – Но раз уж вы собрались геройствовать, кто-то из Основателей обязан пойти с вами, и пусть лучше это буду я. Хотя Герланд и возражал против этого… После потери штаб-квартиры в Подгорном у него появился пунктик на тему возможной утраты ещё кого-то из Основателей. – Тот, кто вас раскрыл, – молвила Таша невзначай, – вы так и не узнали, кто это был? – Думаю, он инсценировал собственную смерть и остался в штаб-квартире. – Найдж взъерошил короткие русые волосы, и без того далёкие от прилизанности. – Надеюсь, Шейлиреар не любит предателей, и наш остался там навсегда. Если уж Бэрри осталась… По тому, как колдун осёкся, и по его враз потускневшим глазам Таша поняла: он неосмотрительно набрёл на тему, развивать которую ему совсем не хотелось. И всё-таки уточнила: – Бэрри?.. – Дочь Герланда, – пояснил Алексас тихо. – У Герланда была дочь? Таша понимала, насколько глупо звучит её вопрос, но просто не в силах оказалась поверить собственным ушам. …кажется, в самом начале их знакомства братья Сэмперы и правда упоминали что-то о названой сестре, родной дочери их опекуна. Да только на тот момент Таша не знала, что их опекун – альв. И не имела счастья (или несчастья, как посмотреть) познакомиться с конкретным альвом, менее всего походившим на существо, которому могут быть знакомы радости отцовства. – Была. Полуальвийка. – То есть… Герланд… со смертной женщиной?.. Она снова перевела взгляд на Найджа, уставившегося на стену, точно считая нарисованные там еловые ветви. Колдун не ответил, – и Таша запоздало осознала, что эта тема причиняет ему боль, которую нельзя истолковать двояко. Однако вопрос уже прозвучал. – Он не любил говорить о её матери. И вообще о своей семейной истории. – Алексас отступил от окна, чтобы облокотиться на спинку ближайшего кресла. – Герланд явился ко двору покойного короля Ралендона, твоего деда, за несколько лет до восстания. С крохотной дочерью на руках. – Всегда подозревал, что это из-за её рождения Герланду пришлось покинуть родные леса, – пробормотал Найдж едва слышно. – Всё надеялся как-нибудь выяснить это у Бэрри, но она и сама не знала, наверное. – Герланд принёс твоему деду клятву верности, став его кеаром, – продолжил Алексас. – Тогда и познакомился с другими его верноподданными, а впоследствии вместе с ними бежал в Подгорное королевство… с теми, кто уцелел. И именно Герланд подал идею создать Венец. Большинство беглецов собиралось просто прятаться, но Герланд хотел сражаться и свергнуть узурпатора. – Не могу представить Герланда, влюблённого в смертную, – сказала Таша. – С его-то презрением к людям. – Представить любого другого альва в такой ситуации ещё труднее, – хмыкнул Алексас. – Альвы любят один раз за всю свою вечную жизнь. У них может быть лишь один избранник, предназначенный им самой судьбой. Когда они встречают своего единственного, между ними мгновенно создаётся нерушимая связь… как если бы две половины когда-то разъединённой души вновь стали единым целым. Но загвоздка в том, что человек просто не может стать ласталиэ альва – если верить самим альвам, конечно. – Ласталиэ?.. – Так альвы называют своих избранниц. При этом они утверждают, что их дети рождаются исключительно по любви. И что ребёнок альва может появиться только в союзе с ласталиэ. Но, учитывая всё вышесказанное, в чём-то они определённо лгут. – Столько уже погибло из-за этой мрази на троне, – вдруг произнёс Найдж негромко и ровно. Он снова смотрел на люк, и квадрат голубого неба отражался в его глазах. – Бэрри. Старшие Сэмперы. Мой наставник. Все, кого поглотил огонь в штаб-квартире. И Джеми… в конечном счёте. – Губы Найджа впервые с начала этой беседы тронула улыбка, но столь горькая, что Таша предпочла бы её не видеть. – Всегда думал, что он станет самым молодым магистром из всех, кого я знал. С таким-то потенциалом, жаждой знаний, страстью к самосовершенствованию… Когда Алексас поморщился, Таша сперва решила, что причина тому разговор, сделавшийся почти невыносимым, но её рыцарь лишь постучал пальцем по виску: – Герланд вызывает. Амулеты готовы. – Какие амулеты? – Немного терпения, моя королева. Я как раз отправляюсь за ними. Пока Алексас пружинистым шагом покидал гостиную, Таша думала о том, что зов Герланда – идеальный повод уйти от разговора, который всё же стал невыносимым не только для неё. И что даже если мифические амулеты ещё не готовы, её рыцарь скорее подождёт настоящего зова где-нибудь в одиночестве, чем покажет ей свою боль. …хотелось бы ей, чтобы не только он держал её, пока она плачет, но и наоборот. – Береги его, – произнёс Найдж внезапно, вместе с ней глядя в закрывшуюся дверь. Таша повернулась к нему, сбитая с толку как словами, так и тоном, которым они были высказаны: – Что… – Ты знаешь, что такое любить младшего брата. Сестру – в твоём случае. Что значит быть готовым ради него на всё. Так ты любишь свою Лив. Так Алексас любил Джеми. – Найдж посмотрел на неё, и этот взгляд тоже был из тех, что Таша предпочла бы не видеть никогда. – Представь себе, что Алексас должен чувствовать, потеряв его. Ей не надо было представлять. Ей достаточно было вспомнить. – Я… знаю. – Теперь представь, что Алексас должен чувствовать, понимая, что сам убил его. Она рефлекторно отступила назад – двумя маленькими шагами, точно они могли помочь ей убежать от жестокой истины. – Это не… – Знаешь, как заканчивается Двоедушие? Они борются друг с другом какое-то время. Души, сознания. Но борьба неосознанная: ты не можешь принимать решений, не можешь уступить другому. Выигрывает тот, кто сильнее. Беспристрастный, абсолютный результат. Сильный поглощает слабого. Ничего личного. Таше вспомнилась разбитая чашка на полу. – Алексас… – Он выиграл. Он был сильнее. И этим убил брата, за которого, не задумываясь, отдал бы жизнь. Если б Алексас мог выбирать, он ушёл бы сам, но выбора ему не дали. И до конца жизни он будет винить себя в том, что живёт… живёт в теле брата, когда-то своей жертвой подарившего ему шанс. …почему Джеми, думала Таша тем вечером, вернувшись после покушения в Арпагенскую гостиницу; тело-то ведь его… – Он стал гораздо взрослее, я вижу. И циничнее. И жёстче. И он обрёл Дар. – Найдж говорил так монотонно, так нарочито бесстрастно, как если бы метроном вдруг обзавёлся голосом. – И человеческая жизнь никогда не являлась для него барьером, через который нельзя переступать. Многие внутренние преграды, сдерживавшие Джеми, у него отсутствуют. Так было даже тогда, когда Джеми был жив. А теперь… Герланд предал его, предал их обоих, и Алексас узнал об этом. Он потерял брата. Потерял названую сестру. Потерял названого отца. Теперь у него осталось последнее, что он любит. Последнее, что держит его на краю бездны. Последнее, что не даёт ему сделать шаг и упасть. Ему нужна ты, иначе… – Свежие артефакты, – доложил Алексас, почти ворвавшись в комнату, сжимая в пальцах что-то, очень похожее на янтарные бусы. Словно сквозь туман Таша наблюдала, как он протягивает Найджу перстень – всё из того же янтаря. Отстранённо осознав, что украшение кажется ей смутно знакомым, заметила в прозрачной толще каменной смолы крохотный серебряный ключик. Слова колдуна назойливым эхом крутились в голове, перезваниваясь в болезненной пустоте, давившей на виски. Они пытались сплестись в осознание, пытались пробиться в сердце ощущением безнадёжности и безвозвратности – и натыкались на спасительную мысль, которую Таша снова вызвала из глубин памяти, выставив перед собственным страхом, как щит. …Джеми. Не. Мёртв. Не мёртв. Его можно вернуть. И он вернётся. – Наша с Найджем защита против эйрдалей, – пояснил Алексас, поворачиваясь к девушке и накручивая на руку бусы, в которых Таша запоздало опознала янтарные четки. – Амулет от Советника Ларон зачарует так же – прямо на тебе. Снять твой ошейник, как ты понимаешь, будет проблематично, хотя он попытается.