– Хочу и перебива-ах… ю! – Кто-то зевает, я смотрю? – Арон касается носа Лив, словно нажав на кнопку, и та немедленно корчит обиженную рожицу. – Так вот… Там сироты жили не в кельях, а в домах, которые выстроили на территории монастыря специально для них. Для нас. В комнатах нас селили по двое, и по прибытии я стал соседом мальчика на три года старше. Всего на три года, но он был куда взрослее и меня, и своих сверстников. Его семью убила нечисть, когда ему было шесть, и он рос при монастыре на территории нынешней Равнинной. В обитель Кристали его привезли за полтора года до меня, в сравнении со мной он был старожилом… и, как шутили другие ребята, немедля стал моей наседкой. Он подолгу разговаривал со мной, играл, тормошил, веселил, выводя из уныния, в котором я пребывал. Он дал мне то, чего тогда не могла дать Кристаль: на мои слёзы и вопросы «почему» он сказал, что даже посланница Пресветлой не всесильна. Что она всё же человек, и об этом нельзя забывать. Когда я дорос до того, чтобы беседовать с Кристалью на равных, я принял другое объяснение, но тогда это оказалось тем, что я хотел услышать. И однажды, в очередной мой приступ уныния… я по натуре вообще меланхолик… этот мальчик предложил мне ритуал кровного родства. Таша понимающе кивает: ритуал знаком ей по книгам. Сейчас эту традицию оставили в прошлом, но тысячу лет назад ей придавали большое значение; она шла со времён первых людей, прибывших в Аллигран из-за моря. Два человека резали себе ладони, брались за руки, чтобы кровь их смешалась, и таким образом символически породнялись. С помощью этого нехитрого действа и дети, и взрослые становились полноправными членами чужих кланов и семей. На миг Таша удивляется, почему Лив, которая всего этого знать не может, не задаёт вопросов. Смотрит на сестру, – и закрытые глаза девочки вкупе с мерным сопением развеивают её удивление. – Он предложил мне стать братьями, – продолжает Арон, – а я понял, что для меня он и без того давно уже – старший брат, защитник и друг. С остальными ребятами мы в конце концов тоже подружились, став одной большой семьёй. Я заново обрёл всё, что потерял… Но человека ближе и роднее, чем новообретённый брат, у меня не было и быть не могло. – И его звали Лиар, – произносит Таша негромко. Мгновение Арон молчит. – Да. Его звали Лиар, – говорит он. – Смотрю, наша стрекоза всё-таки уснула. Продолжим историю в следующий раз. – А как вы с ним… – В следующий раз, – непреклонно повторяет Арон. Встаёт, бережно подхватывая спящую Лив на руки. – Не забудь выпить настой. Идём, Джеми. Досадливо кивнув, девушка следит, как мужчина и мальчик выходят на лестницу. Когда дверь за ними закрывается, делает пару глотков, возвращает кружку на тумбочку – и, не гася прикроватный светильник, ложится. Дождь вкрадчиво шепчет что-то за тёмным окном, пока Таша смотрит в потолок, думая, как странно и круто поворачивается порой жизнь. …Арон. Лиар. Названые братья. Лучшие друзья. Непримиримые враги… * * * Портьеры раздвинулись, шурша по карнизу деревянными колечками и выдёргивая Ташу из сна. Даже сквозь закрытые веки она почувствовала, как в лицо ударил солнечный луч, а открыв глаза, увидела у окна Алексаса, набрасывающего на плечи плащ. – Доброе утро, – сказал он, застёгивая серебряную пряжку. Прежде чем двинуться к выходу, указал на стол, где вился ароматный дымок над подносом с завтраком. – Еда ждёт. Я скоро вернусь. – Куда ты? – спросила девушка, борясь с зевотой. – Проверить, как там твой друг. Защиту никто не трогал, однако он вышел из дома. Если всё хорошо, я скоро вернусь. – А если нехорошо?.. – Всё равно вернусь. И, может, ещё скорее. Таша, не настроенная иронизировать, устало махнула рукой: – Иди уже. Мельком улыбнувшись, Алексас с поклоном закрыл за собой дверь. Он действительно вернулся скоро: Таша едва успела умыться и позавтракать. – Всё в порядке, но я наложил заклятие оповещения, – доложил юноша. – Как только рядом с Гастом окажется нечисть, я об этом узнаю. – А если они наймут человека? – нахмурилась Таша, застилая постель. – Это всё усложнит, – легко ответил Алексас, доставая из кармана что-то, подозрительно напоминавшее небольшой кинжал в чёрных кожаных ножнах. – Надеюсь, не наймут. Кусая губы, Таша выпрямилась. Кивнула на кинжал: – Откуда это у тебя? – Заглянул в местную оружейную лавку. – Обнажив тонкий узкий клинок, Алексас протянул его девушке рукоятью вперёд. – Увидел и не удержался. Таша взяла в пальцы клинок дивной красоты: без перекладины, с эфесом в виде извилистого огненного языка, отделанного рубинами и красной эмалью. Скорее стилас, чем кинжал, и скорее женский, чем мужской. Впрочем, её рыцарь всегда был щёголем. – От такой покупки трудно удержаться, – признала она, возвращая оружие новому владельцу. – Это цвергово серебро, – пояснил Алексас, вместо ножен пряча стилас в голенище сапога. – Когда имеешь дело против эйрдалей, оно не бывает лишним. – Соглашусь. – Вернувшись мыслями к тому, о чём она думала в его отсутствие, Таша рывком открыла дверцы одёжного шкафа. – Пройдёшься со мной до рынка? Мне нужны ножницы. Сменная одежда. И… краска для волос. Алексас вопросительно вскинул бровь, наблюдая, как она достаёт куртку. – Сейчас всё королевство знает, как выглядит Ищущая семейства Норманов. Это создаст проблемы, которых я хотела бы избежать. – Таша решительно вдела ладони в замшевые рукава, подбитые мехом изнутри. – Мне нужно замаскироваться. У меня есть идея, как именно. …нельзя сказать, что идея эта её радовала. Но она как-то сама пришла в голову, и поскольку идей лучше у Таши не было, пришлось мириться с этой. В конце концов, Мару сильно изменила мужская одежда и стрижка. И, глядя на свою зазеркальную тень, Таша никогда не сказала бы, что это – Тариша Фаргори-Морли-Бьорк. – Ты когда-нибудь красил волосы? – добавила она с неловким смешком, избегая смотреть Алексасу в глаза. Сейчас ей не хотелось смотреть в глаза кому бы то ни было. – Мне пригодились бы советы, как выбрать краситель. – Помогу, чем смогу, – мягко откликнулся тот, подходя ближе. Таша потянулась за шарфом, который вчера забросила на верхнюю полку, но чужие руки опередили её. – Они быстро отрастут заново, – сказал Алексас, оборачивая шарф вокруг её шеи. Аккуратно расправил концы с бахромой у неё на груди. – Ещё гуще, чем были. Таша сглотнула, осознав: вся её показная решимость не скрыла того, что она чувствует на самом деле. …она носила длинные волосы, сколько себя помнила. Мама никогда их не стригла, только подравнивала: говорила, стричь всё равно бесполезно. И расставаться с этими волосами не хотелось – как будто вместе с ними Таша отрежет последнее, что связывало её с прошлым. С детством. Но ей приходилось идти на куда большие жертвы, чем стрижка волос, и ещё придётся. – Спасибо, – хрипло вымолвила она. – Это утешает. Улыбнувшись, Алексас стянул с вешалки её плащ: – А пока сойдёт и глубокий капюшон. * * * – Вроде бы только встала, а уже снова темно, – буркнула Таша, когда парой часов позже вышла из ванной комнаты, на ходу ожесточённо вытирая голову полотенцем. – Нынче темнеет рано, да и разбудил я тебя поздно. – Алексас сосредоточенно разводил склянку с красителем в тазу с водой, выпрошенном у служанки, водружённом на обеденный стол. По соседству лежали гребень и ножницы, которые они приобрели в лавке с красноречивым названием «Кокетка». – Садись на стул. – Я собиралась… – Я сам тебя постригу. Таша растерянно застыла на миг. Поняв, что так действительно будет немножко легче, благодарно кивнула. – Полагаю, про опыт стрижки тебя спрашивать не нужно. – Прежде чем сесть, она повесила на спинку стула полотенце для головы и плотнее закуталась в другое, заменившее ей халат: мытьё головы она решила совместить с мытьём тела. – Иначе прекрасные лэн не бегали бы за тобой стадами. – Полагаю, я и без стрижки нашёл бы, чем заинтересовать прекрасных лэн, но ты права. – Сняв полотенце со спинки, Алексас накинул его на Ташины плечи. Потянулся за гребнем. – Постарайся не двигаться. В последний раз коснувшись золотистых прядей, от воды завившихся колечками – длинных, тяжёлых, красивых, – Таша обречённо сложила руки на коленях и закрыла глаза. Странно, но было что-то успокаивающее в том, как Алексас расчёсывал её мокрые кудри и щёлкал ножницами. Как с шёлковым шелестом падали на пол отрезанные волосы. Как с каждым движением его рук голова становилась капельку легче. – Всё хорошо, моя королева. – Щёлк. – К слову, за парик из таких волос многие прекрасные лэн перетравили бы друг друга. – Щёлк. – Сказал бы «передрались», но это не в правилах прекрасных лэн. – Щёлк-щёлк. – Может, наведаемся с остриженными волосами к парикмастеру? Заодно и подзаработаем… Его голос тоже успокаивал: искрящийся, ироничный, заботливый. Голос, который помогал Таше чувствовать себя не так плохо и в худшие моменты её жизни. Голос, который сейчас помог ей относительно спокойно дождаться, пока Алексас отложит ножницы и, обмахнув её плечи, подвинет таз к краю стола. Потом – задерживать дыхание и раз за разом погружать голову в мутную воду, пока ей милостиво не протянули полотенце. Вернув Алексасу кусок махровой ткани, насквозь промокший (не испачканный, и то хорошо: красители заговаривали только на волосы), Таша смотрела, как юноша отступает в сторону, чтобы снова стащить с зеркала плед. …её волосы стали чёрными – с характерным блеском шёлка или воронова пера. До бровей влажными кольцами вилась чёлка; оставшиеся кудряшки едва прикрывали уши. Короткие пряди подчёркивали скулы и раскосый разрез кошачьих глаз, оголённая шея казалась длиннее и тоньше. На контрасте с волосами светлая кожа выглядела ещё светлее; брови и ресницы тоже сделались тёмными, оттеняя серебро радужек.