Кристиания, Ставангер, Берген, Тронхейм – все они были захвачены немцами в результате внезапного удара со стороны моря. Везде норвежские войска оказывали неприятелю в той или иной мере сопротивление, но к утру 19 марта все прибрежные города перешли под полный контроль немецких войск. Примерно на такой исход и были изначально нацелены творцы операции «Везерюбунг», но были и исключения. В Осло и Нарвике оккупантов ожидали неприятные сюрпризы. Меньше всего немецкие корабли ожидали встретить сопротивление в норвежской столице, но прикрывающие подход к Осло две береговые батареи сорвали все планы противника. Своим прицельным огнем с дистанции в пятьсот метров они нанесли серьезные повреждения тяжелому немецкому крейсеру «Блюхер», идущему в голове колонны. В результате попадания снарядов на крейсере вспыхнули пожары, возникли проблемы с управлением, и огромную махину понесло прямо на берег. Возможно, экипажу крейсера удалось бы справиться с возникшими на борту «Блюхера» проблемами, немецкие моряки всегда славились этим умением. Однако, на его беду, корабль шел точно на береговую торпедную установку, которая двумя удачными выстрелами навсегда вычеркнула «Блюхер» из списка кригсмарине. В возникшей ситуации оставшиеся немецкие корабли приняли решение воздержаться от высадки десанта в Осло и высадили десант в Сонбуктене. В дело вступили пикирующие бомбардировщики, которые обрушили град бомб на норвежскую столицу и в особенности на аэропорт. Туда сумела высадиться штурмовая десантная группа, уничтожившая как охрану аэродрома, так и расчеты зенитных орудий, прикрывавшие его. Только к двадцатому марта высадившиеся в аэропорту немецкие пехотинцы ворвались в Осло и привели норвежскую столицу к полной покорности. Вместе с Осло немцы попытались захватить в плен короля Хокона, который много значил для простых норвежцев. Для его захвата было создано специальное подразделение под командованием майора Лейбница, но им не повезло. Благодаря мужеству норвежских солдат, защищавших подступы к королевскому дворцу, монарх сумел выскользнуть у оккупантов прямо из-под носа. Посаженный в автобус, Хокон вместе с семьей был благополучно вывезен из столицы и после непродолжительного скитания по югу королевства переправлен в Лондон. Счастливое спасение короля от нацистского плена было воспринято норвежцами как божий промысел и придало им сил. Королевская эмблема стала символом Сопротивления, что появилось в стране с первого дня немецкого вторжения. Довольно своеобразно развивались дела немцев и в Нарвике. Высаженному с моря десанту не составило большого труда захватить порт и привести местный гарнизон к молчанию. Об этом незамедлительно ушло радиосообщение в Берлин, а дальше все пошло вкривь и вкось. К моменту высадки немцев англо-франко-польские войска находились на границе Норвегии и Швеции. Стокгольмское правительство сквозь пальцы смотрело на проход по своей территории войск иностранного государства, так как за них было сказано «большое слово». Когда командовавший союзными войсками бригадный генерал Пайпс узнал о захвате немцами Нарвика, он сильно испугался. И как всякий нормальный генерал приказал корпусу повернуть обратно, послав далеко и глубоко интересы красавицы Суоми. Перво-наперво нужно было восстановить связь с митрополией и только потом, возможно, продолжить поход к Петсамо. Захвативший Нарвик десант под руководством полковника Штернера известие о возвращении англичан и их союзников не застало врасплох. Такой вариант изначально не исключался, и, едва заняв порт, немцы стали возводить оборонительный рубеж на его восточной окраине. Заняв жесткую оборону, при поддержке корабельных орудий, отряд Штернера смог успешно отразить две атаки противника, но вскоре положение поменялось, причем поменялось не в пользу немцев. К Нарвику подошли британские корабли, имевшие численный перевес над эскадрой кригсмарине. Завязалось сражение, в котором линкор «Лютцов» и крейсера «Адмирал Хиппер» и «Эндем» получили серьезные повреждения и были вынуждены покинуть акваторию порта. В сложившейся обстановке, оказавшись между двух огней, Штернер был вынужден оставить Нарвик, отойдя к югу от города. Англичане шумно отпраздновали победу, но по своей сути она была больше похожа на победу легендарного царя Пирра. Британский флот также понес потери от огня немецких комендоров. Число кораблей, пришедших на защиту Нарвика, заметно сократилось, а занявший порт корпус Пайпса оказался в сложном положении. Отброшенный от порта десант Штернера полностью отрезал столицу полярной Норвегии от остальной страны, перекрыв все пути сообщения с юга. Попытка выбить его с занятых позиций завершилась неудачей. Даже имея численный перевес и поддержку флота, англичане и поляки не смогли полностью разгромить немцев. Началась позиционная война, которая была больше выгодна немцам, чем англичанам. Сразу после захвата Осло Гитлер отдал приказ о скорейшей переброске частей вермахта на север Норвегии, для «полной ликвидации проблемы Нарвика». Немецкое командование стало активно перебрасывать войска по воздуху, морем, железнодорожным транспортом. Медленно, но верно из Тронхейма к Нарвику шли немецкие соединения, чтобы дать сатисфакцию зарвавшимся англичанам. После «освобождения» Нарвика в британском кабинете министров шли бурные дебаты о дальнейших действиях империи. О скорой помощи финнам и совместном походе на Мурманск министры Чемберлена и он сам забыли надолго, если не навсегда. Весь вопрос заключался в том, что делать с Нарвиком. Вначале восторжествовало мнение, что его следует превратить во второй Гибралтар, но доклад генерала Айронсайда холодным душем привел в чувства разгоряченные головы министров. – Да, мы можем превратить Нарвик в Гибралтар и постоянно угрожать Германии перерезать ее экспорт шведской железной руды. Для нашего флота и армии короны это будет дорогое удовольствие, но мы можем это сделать. Однако неутешительные вести поступают к нам от наших французских коллег. Их разведка получила план летнего немецкого наступления на Францию, и открывшиеся намерения немцев заставляют нас о многом призадуматься. Возможно, что это только хитрая мистификация со стороны немцев, но возможно и то, что нам удалось заглянуть в святую святых Цоссена. В сложившихся условиях мы не можем приковать все свои силы к Нарвику, стратегическое значение которого несравнимо со значением Гибралтара. – Вы предлагаете просто так взять и отдать Нарвик немцам обратно?! – посыпались гневные упреки на генерала со стороны министров. – Я прекрасно понимаю ваш праведный гнев и негодование, господа министры. В душе я полностью согласен с вами, однако высокий пост, который я занимаю, обязывает меня не поддаваться чувствам и сохранять рассудок холодным, – призвал министров Айронсайд, но безрезультатно. – И что приказывает вам сделать ваш холодный рассудок, генерал? Сдать без боя врагу город, за который уже щедро заплачено кровью наших солдат и наших союзников? Но это позор! – Не надо учить меня морали! – вспыхнул военный. – Я прекрасно знаю ее законы и смею заверить вас, не собираюсь их преступать. Все мои рекомендации относительно судьбы Нарвика основаны исключительно на интересах государства. – Мы сами государство и сами определяем его интересы, о которых вы так печетесь, – язвительно напоминали начштабу министры, но у того были свои убойные аргументы. – Вы хотите защищать Нарвик до последней капли крови? Прекрасно, защищайте, но только потом не жалуйтесь и не вините армию в том, что не хватает денег, выделенных на оборону страны. Прикажите, и я охотно исполню вашу волю, ответственность за которую ляжет полностью на вас. Конец дебатам положило известие, пришедшее в Лондон из несостоявшегося «северного Гибралтара». Вместе с кораблями гросс-адмирал Редер перебросил на север страны подводные лодки, одной из которых посчастливилось отличиться. Жертвой ее атаки стал британский авианосец «Глориес», что в сопровождении двух эсминцев двигался из Британии в Нарвик. Выпущенные торпеды повредили рули и винты корабля, из-за чего он потерял ход и стал легкой добычей линкоров «Шарнхорст» и «Гнейзенау», ведущих патрулирование акватории Северного моря. К огромному сожалению, из-за полученных повреждений «Глориес» не смог поднять в воздух находившиеся на его борту торпедоносцы-бомбардировщики «Суордфиш» и отогнать непрошеных гостей. Уже после второго залпа линкоров один из немецких снарядов, угодивший в борт британского корабля, создал у него крен. От этого несколько готовых к взлету самолетов упали в воду. Сопровождавшие авианосец эсминцы храбро бросились на защиту своего товарища, но все их усилия пропали даром. Часть выпущенных ими торпед не дошли до вражеских кораблей и затонули, а от других моряки противника сумели уклониться. При этом немцы вели энергичный обстрел британских кораблей силами малой артиллерии, и их действия оказались более удачными, в отличие от действий англичан. Один из эсминцев, попав под накрытие, потерял ход и затонул. Второй успел поставить дымовую завесу и пробиться в эфир к авианосцу «Арк Роял» с просьбой о скорейшей помощи. Британские моряки очень надеялись на спасение, но их ожидания не оправдались. Вцепившись в добычу мертвой хваткой, немецкие линкоры, несмотря на дымовую завесу, сумели потопить авианосец и его прикрытие в течение получаса. Когда британские корабли пришли к месту трагедии, спасать было некого. Вместе с командами эсминцев в холодных водах Северного моря погибло свыше полутора тысяч человек. Гибель «Глориес» оказалась шоком для британского адмиралтейства, которое буквально тряслось над каждым авианосцем. – Хоть мы и великая морская держава, но строительство таких судов слишком дорого обходится британской казне. Мы не можем нести такие потери ради удержания Нарвика, – решительно заявил адмирал Дадли, и на этот раз кабинет министров с ним согласился. Для истинных островитян потеря корабля по своей ценности всегда была выше, чем уничтожение сухопутного соединения. Решение об оставлении Нарвика было принято единогласно, и началась эвакуация британских войск. К десятому апреля англичане полностью очистили норвежскую территорию. «Северный вариант» наступления на Советский Союз великих европейских держав ушел в небытие, причинив невыносимую душевную боль премьеру Чемберлену. Однако полученное поражение от Сталина не остановило могучего британского старика. Его пульс продолжал злобно биться, а душа пылала страстным желанием отыграться. Генерал Айронсайд приступил к обсуждению с французской стороной реализации «южного варианта». Его исполнение по настоянию Чемберлена было назначено на середину мая. Именно тогда британско-французская авиация должна была полностью уничтожить нефтяные прииски Баку и Грозного, а также превратить в пепел порт Батуми. Британский лев готовился к грозному и сокрушительному прыжку, который должен был стать расплатой с русским медведем за весь нанесенный им ущерб бессмертным интересам Великой Британии. Однако судьба сулила ему иное. Глава XVI Речь победителя Всегда приятно подводить победные итоги. В отличие от подведения итогов неудач, за одержанную победу всячески поощряют, отмечают и позволяют сделать, в зависимости от степени заслуг, шаг по карьерной лестнице. Мир с Финляндией был подписан, и все спорные вопросы с северным соседом были разрешены в пользу Советского Союза. Это уже потом, по прошествию десятилетий, убеленные благородными сединами и увенчанные розовыми лысинами деятели от истории будут с пеной у рта доказывать, что не было никакого трехмесячного карельского блицкрига, принесшего Советскому Союзу трудную, но заслуженную победу. Что маленькая, но гордая и свободолюбивая Финляндия не проиграла в схватке со страшным коммунистическим монстром. Отчаянно сопротивляясь, она так обескровила своего противника, что то ли у него не хватило сил взять Хельсинки и присоединить Финляндию к СССР, как это было сделано с Западной Украиной и Белоруссией, то ли он банально испугался. И в качестве самого убедительнейшего доказательства своих домыслов эти ученые мужи будут приводить пример «красного» финского правительства, провозглашенного в начале войны в Ленинграде. Раз страшный и ужасный Сталин не посадил его в финской столице и не передал ему власть над страной, следовательно, он не смог реализовать свой главный замысел – поработить красавицу Суоми, и значит, он не победитель. Подобное фарисейство наверняка сильно рассмешило бы Вячеслава Михайловича Молотова, проводившего мирные переговоры с финнами. Имея у порога своей столицы победоносные полки Красной армии, они готовы были на многое ради того, чтобы те не сделали свой последний марш-бросок и как можно скорее покинули пределы финского государства. Отправляя делегацию для переговоров в Москву, президент Каллио испытывал вселенскую грусть и при этом сохранял в своей измученной душе тайную надежду, что великие европейские державы помогут ему не исполнять статьи договора. Твердая вера в то, что переговоры – это только вынужденное унижение ради недопущения врага в столицу, и природная упертость придавали начавшимся переговорам некоторую пикантность. С первых часов переговоров финны хотели показать злым «московитам», что смиряясь с их силой, они не намерены покоряться им. Сдержанно улыбаясь сидевшим напротив них победителям, они всем своим поведением хотели показать им, что не собираются посыпать голову пеплом и горько каяться за свои деяния и прежнюю несговорчивость. За это право финская делегация была готова биться как можно дольше, но глава советской стороны нарком Молотов смотрел на дело совсем с другой стороны. К тайному разочарованию финнов, он не стал требовать от них отставки президента Каллио, выдачи маршала Маннергейма или хотя бы на худой конец расстрела авторов песенки «Нет, Молотов» и многочисленных карикатур на него. Будучи настоящим государственным деятелем, Вячеслав Михайлович ставил на первое место интересы своей страны, и потому все разговоры касались исключительно территориальных уступок. Предательски пошмыгивая носом и тайком утирая ладонью скупые слезы, финские представители согласились отдать Стране Советов в аренду мыс Гангут и отодвинуть финскую границу на линию, предложенную советской стороной до начала конфликта. Подобная податливость вызвала только сочувствующую улыбку у главы советской делегации. Действуя в лучших традициях просвещенного Запада, считавшего своей собственностью территорию, ту территорию, на которую ступала нога белого человека, Советский Союз потребовал те земли, на которых шли сражения с финнами. В их перечень вошел весь Карельский перешеек с «царским подарком» городом Выборгом. Вся Западная Карелия, часть приграничных земель северной Финляндии и незамерзающий порт в Баренцевом море – Петсамо. Последние два требования были особенно обидны для финнов, так как по их пониманию на этих направлениях они одержали победу. Взяли в плен советских солдат, танки, орудия и не допустили глубокого проникновения врага на свою территорию. Где справедливость? Если вам так нужен кусок приграничной земли в районе Кандалакши, то заплатите нам за него. Русский царь Петр заплатил шведам за Ингерманландию и прочие прибалтийские земли при подписании Ништадтского мирного договора. Платите и вы. Эти слова говорились финскими представителями с самым серьезным видом, и Вячеслав Михайлович не преминул вернуть на землю хельсинкских мечтателей. – Хорошо, если царь Петр скажет нам заплатить, мы заплатим. Напишите ему письмо, – любезно предложил нарком, пододвинув лист бумаги к сидевшему напротив него генералу Вито Макарайнену. Гордому финну стоило нечеловеческих трудов выдавить из себя некое подобие улыбки и не запустить в русского наркома чернильным прибором. От столь неконструктивного поведения Вячеслава Михайловича вся финская делегация обиделась. Будь это в октябре прошлого года, финны бы по команде Макарайнена гордо встали и ушли, громко хлопнув дверью. Однако на дворе стоял победный март сорокового, и подобный демарш ох как дорого обошелся бы красавице Суоми. Поэтому финны были вынуждены остаться, но в отместку за неспортивное поведение Молотова они в один голос заговорили о неприемлемости территориальных требований со стороны СССР. И вот тут-то сыграло свою роль «финское альтернативное правительство». Вынутое из тени на свет божий подобно кролику из шляпы фокусника, оно обрело плоть и кровь, чем привело в шок и трепет финскую делегацию. – Если представители финского правительства считают требования Советского Союза завышенными, то другое финское правительство полностью с ними согласно. Более того, оно готово выплатить советской стороне контрибуцию за проигранную вами войну, объявить Аландские острова демилитаризованной зоной, полностью распустить армию и флот, чтобы гарантировать соседним странам свой нейтральный статус, – Молотов сделал паузу, а потом добавил: – Если вы не хотите говорить с нами, мы будем говорить с другими представителями финского народа. Шантаж был откровенно грубым, несмотря на то, что нарком постарался придать ему дипломатичный вид. Однако, как ни странно, он оказался весьма действенным. Напуганные финны попросили разрешения проконсультироваться с президентом и утром следующего дня объявили о согласии Финляндии на все территориальные требования, предъявленные ей наркомом. Столь быстрое согласие сильно обрадовало наркома, да и все советское правительство в целом вместе с товарищем Сталиным. Сведения, приходящие в Москву из хорошо информированных британских источников, рисовали советскому вождю откровенно неприглядную картину. Лондонский лев был готов к прыжку, и мирный договор Москве был нужен в неменьшей степени, чем он был нужен Хельсинки. С подачи Сталина Молотов блестяще разыграл комбинацию с другим финским правительством и добился максимального результата в переговорах с таким сложным партнером, как финны. Советский Союз получил с разгромленного врага территории в том размере, которые удовлетворяли все стратегические нужды государства и при этом не давал Финляндии статус бедной и несчастной страны, дочиста ограбленной «этими русскими». Выставленные территориальные претензии, отказ от контрибуции и полной демилитаризации страны не позволили французскому премьеру Даладье полностью подставить свое плечо британскому партнеру в реализации «северного варианта». В глазах французских парламентариев Россия по праву взяла себе приграничные земли соседа, не ущемив его права на исконно финские территории. Европейские страны сплошь и рядом проводили такую практику, и это считалось в Париже нормальным положением вещей. Вот если бы Сталин занял Хельсинки или потребовал полного присоединения Финляндии к России, тогда другое дело. Тогда объединенная Европа должна была бы показать дикому медведю его настоящее место, а так косолапый слегка объел край чужого пирога, не покусившись на целое. Схожее мнение было и у германского фюрера, который по воле случая стал временным партнером Москвы. Гитлер считал, что Сталин проявил излишнюю скромность в отношении финнов. Сам вождь немецкой нации в сложившихся обстоятельствах действовал бы совершенно иначе. Впрочем, был еще один важный момент, заставлявший господина рейхсканцлера быть вежливым в отношении своего восточного соседа. Вермахт собирался смыть со страны позор Версаля, и чтобы сделать это в максимально благоприятной обстановке, немцам требовалось спокойствие на границе с СССР. О намерении островитян реализовать, пусть даже в урезанном виде, «южный вариант» разведка также исправно докладывала вождю, и он предпринял ряд контрмер. Одной из них было большое командное совещание, посвященное итогам финской войны. Проводя его в преддверии первомайского парада, Сталин намеревался завершить временной раздел между Красной армией образца 1937 года и новой армией образца 1939 года. Он хотел, чтобы, основываясь на опыте завершившейся войны, военные раз и навсегда уяснили для себя, что в грядущей войне нужно будет воевать по-новому. Что опыт Гражданской войны, как бы он ни был бы близок для большинства командиров, уже малопригоден для решения военных задач в нынешних условиях. Среди тех командиров, кто был приглашен на совещание в Кремль, оказался и комдив Рокоссовский. Он уже оправился от той страшной аварии, что произошла с ним в конце февраля под Выборгом. Следуя вслед за наступающими войсками, «эмка», в которой сидел комдив, столкнулась с едущим за снарядами грузовиком. Сидевший за рулем грузовика молодой безусый парнишка не справился с управлением на скользкой зимней дороге. В результате лобового столкновения сильно пострадал водитель и сидевший на переднем сиденье Рокоссовский. Весь бледный и трясущийся от страха, шофер подошел к вылезшему из автомобиля комдиву и попросил расстрелять его. – Я виноват, товарищ комдив, расстреляйте меня немедленно. Я готов принять заслуженную кару, – лопотал боец, чем вызвал сильное раздражение у комдива.