Ожидание решения затянулось до полутора недель, чем не преминул воспользоваться полковник Талвела. Сначала он по максиму использовал свой численный перевес в разгроме соседа, а затем обрушился и на полк Попцова. Произошло это в первых числах января, когда после новогоднего снегопада ударили сильные морозы. Сама природа выступала на стороне финнов, чьи лыжные соединения без особого труда просочились сквозь лесные чащобы и попытались отрезать полк от остальных подразделений дивизии. Постоянные наскоки финских лыжников, а также трудные природные условия, создавали серьезные трудности для того, чтобы быстро вернуть контроль над единственной дорогой и разорвать вражеское кольцо вокруг полка. Многие, как по ту сторону кольца, так и по другую, искренне считали его прорыв делом скорого времени. Однако дни проходили один за другим, а ничего не происходило. С каждым днем финны все крепче сжимали тиски блокады вокруг позиций полка, силы которого неудержимо таяли. Причин, приведших к подобному положению, было несколько. Во-первых, у дивизии элементарно не было сил для прорыва вражеской блокады. Растратив все свои резервы во время наступления, она еще могла сдерживать удары наседающего противника, но вот организовать, пусть даже локальное контрнаступление, ей было не по силам. Естественно, можно было попытаться прорвать окружение врага совместно, встречным ударом полка Попцова и полка подполковника Неваляшкина. Штабисты дивизии давали высокие шансы такому прорыву, но этот вариант подразумевал оставление прежних позиций, что совершенно не устраивало комкора Штерна. Отсылая в Москву рапорты об успешном восстановлении дисциплины в 8-й армии, Григорий Михайлович не допускал и мысли об отводе, пусть даже ради спасения окруженных войск. – Как расценит товарищ Сталин и нарком Ворошилов подобное известие? Однозначно отрицательно, и будут абсолютно правы. Нельзя писать о стабилизации положения на фронте и одновременно отводить войска из-за угрозы окружения. Настоящие советские красноармейцы и командиры, в отличие от трусов и паникеров, смогут с честью преодолеть оказавшиеся на их пути трудности. Передайте им приказ держаться и ждать помощи, – приказал Штерн комдиву Беляеву. Напуганный судьбой полковника Туровцева, тот боялся спорить с посланцем Москвы, смиренно выполняя его волю. Подобная пассивность обернулась большим горем. Пользуясь отсутствием активности со стороны противника, финны приступили к дроблению попавшего в окружение полка и вскоре добились серьезных успехов, отрезав батальоны Зорькина и Кривцова от остальных сил полка. Эта новая блокада сразу сказалась на моральном состоянии солдат окруженных противником батальонов. – Наверно, где-то в русском штабе сидит наш шпион, который тайно помогает нам, удерживая противника от активных действий, – шутил полковник Талвела, обращаясь к майору Аскелилле. – Будьте внимательны. Ваша главная задача не дать русским прорвать кольцо окружения, и тогда голод и холод сделают за нас всю работу. Нам не придется тратить на них пули и снаряды и подвергать риску смерти жизни наших солдат. Расчет финского полковника был абсолютно верным. Когда по прошествию времени финны атаковали с двух сторон позиции батальона капитана Зорькина, они смогли легко сломить сопротивление третий день ничего не евших солдат. Всего в этом бою финны захватили в плен чуть больше ста человек. По приказу майора Аскелиллы, их построили в колонну и погнали в многокилометровый переход, ставший для многих из них последним. Всего к конечному пункту прибыло сорок восемь человек, остальные пленные остались лежать на обочинах дороги. Ничуть не лучше оказалась судьба раненых и больных, находившихся на батальонном медицинском пункте капитана Зорькина. Все они были убиты финнами, не желавшими обременять себя заботами о раненых солдатах противника. В целях экономии патронов защитники Суоми расправлялись с беззащитными людьми штыками, прикладами своих винтовок и ножами. Медсестер, пытавшихся защищать своих раненых и больных, финны подвергли изощренным надругательствам. Сорвав с них одежду, они сначала изнасиловали их, а затем избили, отрезали им груди и, исколов штыками, бросили умирать на морозе. Лишь малая часть батальона капитана Зорькина сумела по льду пробиться на позиции батальона капитана Кривцова. В этот день он также подвергся атаке неприятеля, но сумел выстоять благодаря своему бывшему комбату Лунике. Будучи рачительным командиром, он создал дополнительный запас продовольствия и провианта. Этот прощальный подарок комбата помог его солдатам преподнести неприятный сюрприз полковнику Талвеле, посчитавшему, что дело уже в шляпе. Как бы яростно ни атаковали финские солдаты позиции батальона, везде они натыкались на яростное сопротивление красноармейцев и были вынуждены отступить. За свои неудачные действия майор Аскелилла был подвергнут унизительной критике со стороны командования, но не было радости и в стане победителя. После того как враг был отбит и наступила пора подводить итоги, между Ильей Роговым и капитаном Кривцовым состоялся разговор относительно дальнейших действий. Рогов был единственным командиром рот и взводов, кто смог прийти в блиндаж комбата. Остальные командиры были либо ранены, либо убиты. Отношения Рогова с новым комбатом не сложились с первого дня, как тот принял батальон. В отличие от вдумчивого и рассудительного Луники, Кривцов считал, что командир должен проявлять к своим подчиненным принципиальность и требовательность. Только боевые действия сглаживали острые углы между комбатом и его подчиненными, теперь наступило время поговорить по душам. – Послушай, Кривцов, еще одна такая атака и всему батальону конец. Боеприпасы на исходе, продуктов нет. Сегодня мои бойцы съели последние сухари, и завтра придется перейти на подножный корм. Пока люди еще могут держать оружие, пока они могут сражаться, надо прорываться к Попцову, – выложил Рогов горькую правду комбату, но тот не захотел его слышать. – Опасные разговорчики ведете, капитан Рогов! У меня есть приказ комполка держать оборону и ждать прихода помощи, и пока я не получу другого приказа, батальон не сдвинется с места и точка! Кривцов был на голову ниже Ильи и от того испытывал определенное раздражение во время разговора с ним. Пытаясь придать себе большей уверенности, он положил обе руки на поясной ремень, считая, что такая поза должна устрашить собеседника, но Рогов просто не обратил внимания на это. – И ради выполнения приказа, который давно уже не соответствует сложившейся обстановке, ты намерен сидеть и ждать, когда финны разобьют нас, как разбили батальон капитана Зорькина? Чьи солдаты от голода оружие в руках держать не могли. Пойми ты, прорвемся к Попцову, сохраним людей, останемся силой, а иначе они нас поодиночке передавят, – убеждал Илья собеседника. – Куда прорываться?! Через финский заслон с пулеметами, не имея огневой поддержки. И сколько ты при этом народу положишь? – Никто не говорит, что нужно пробиваться через заслон с пулеметами. Мои охотники Бармин и Сухов уверяют, что финнов можно по темноте обойти, было бы желание. – Так вот такого желания у меня нет и никогда не будет! Ты меня понял? – напыжился Кривцов и для острастки положил руку на кобуру. – Значит, это твое последнее слово? – Да, последнее, и давай больше не будем говорить на эту тему. Мне еще надо побывать в ротах, поговорить с людьми, оценить обстановку. – Значит, будем сидеть и ждать? – продолжал задавать вопросы Илья, ладонь которого незаметно опустилась в карман полушубка. – Да, будем сидеть и ждать, пока командование не отдаст новый приказ. У тебя все? Если все, тогда ты свободен… – Кривцов сделал неопределенный жест рукой. – Нет, капитан, это ты свободен… – усмехнулся ему в ответ Илья. Сказано это было без всякого зла, с усталой усмешкой, приведшей Кривцова в полное замешательство. – Не понял, – он удивленно вскинул глаза на Рогова и в этот момент получил сильный удар в лицо. Прежние навыки дворовых драк не подвели Илью. Получив свинчаткой по лбу, несговорчивый Кривцов отлетел к стене и упал на пол, а из рассеченной брови обильно хлынула кровь. – Я тебе, чистоплюю драному, угробить батальон не позволю! Это для тебя они подчиненные, а для меня боевые товарищи, и просто так смотреть, как они перемрут от холода и голода, я не стану! – выпалил Илья, наклонившись над поджавшим от испуга ноги капитаном. – По причине полученного в схватке с финнами ранения ты выбываешь с должности комбата. Сейчас вызову к тебе доктора, он наложит тебе повязку, а я, согласно уставу, став временно исполняющим должность комбата, буду готовить прорыв. И не дай тебе бог попытаться мне помешать. Пристрелю. Можешь не сомневаться. Ясно?! – Для большей аргументации своих слов Рогов потряс перед лицом испуганного капитана наганом, и это произвело на него должное впечатление. Испугавшись, что Илья чего доброго действительно пустит в ход оружие, Кривцов посчитал за лучшее не спорить с ним и подчиниться, но только на время. – Ты за это ответишь! – зло предупредил теперь уже бывший комбат, отчаянно пытаясь остановить бегущую из раны кровь. От полученного удара у него сильно кружилась голова, и он с большим трудом сначала приподнялся на локтях, а затем сел, опершись спиной о стену. – Не волнуйся, отвечу, но потом. А пока лечись… – презрительно бросил Кривцову Илья. Решение нового комбата прорываться на соединение с полком все встретили с радостью. Полные энтузиазма от одержанной над врагом победы и верой в собственные силы, люди были готовы вступить в смертельную схватку с врагом. Готовясь к прорыву, капитан Рогов сделал главную ставку на солдат, бывших в прошлом промысловиками-охотниками. В отличие от остальных, для них лес был не хаотическое нагромождение деревьев, в котором можно было легко заблудиться, а родным домом. Движение по лесным дебрям было для них привычной задачей, даже в ночное время. Именно они встали во главе небольшого отряда, который повел за собой батальон в обход финских позиций. Взяв с собой только самое необходимое, взводы один за другим растворялись в темной чащобе леса. Каждому красноармейцу было горько и обидно оставлять свои окопы и траншеи, за которые всего несколько часов назад они бились с врагом не на жизнь, а на смерть. Будь у них провиант и боеприпасы, они бы никогда не отступили, но все запасы подошли к концу, и трагическая судьба соседей им была прекрасно известна. Решение Роговым прорываться на соединение с основными силами полка застало финнов врасплох. Полностью уверенный в том, что русские никогда не оставят свои окопы, за которые они так упорно сражались, майор Аскелилла допустил непростительный промах. Зализывая раны после неудачной атаки, он не приказал вести наблюдение за противника, и отход батальона остался незамеченным его подчиненными. В аналогичном ключе рассуждал и лейтенант Харман, чьи солдаты блокировали дорогу, устроив на ней прочный лесной завал под прикрытием нескольких пулеметов. Привыкнув к тому, что противник наступает только по дороге, он ограничился тем, что выставил на второстепенных направлениях лишь одиночные посты. За все время боевых действий у финнов возникло твердое убеждение, что русские боятся их лесов, и в определенном моменте они были правы: для жителей южной России и Украины карельские леса были действительно гибельным местом, но для сибиряков и уроженцев Севера они таковыми не являлись. Опыт прежней жизни позволил Бармину и Сухову незаметно подобраться к мерзнувшим на морозе финским дозорным, а затем в два ножа бесшумно снять их. Когда прибывшая смена обнаружила окоченевшие трупы дозорных и выстрелами подняла тревогу, было уже поздно. Основные силы батальона уже ушли далеко вперед, и поднятая им вслед финнами хаотическая стрельба не причинила никакого урона. Напуганные бойцы страны Суоми неистово палили в окружавшую их темноту как в копеечку, но от других активных действий воздержались. Надевать лыжи и идти в тревожную неизвестность для преследования противника никто не решился. Стоит ли говорить, сколько радости было у бойцов Ильи Рогова после благополучного соединения с главными силами полка, но самого командира ждало жестокое разочарование. И дело было не в капитане Кривцове, который до поры до времени решил помалкивать о самоуправстве Рогова. Главное заключалось в том, что вопреки надеждам Ильи комполка Попцов также был настроен на то, чтобы дожидаться, когда главные силы дивизии пробьют кольцо вражеской блокады. На все телеграммы с описанием плачевного положения остатков полка штаб дивизии неизменно твердил одно и то же: держаться, держаться, держаться. Держаться, несмотря на то что запасы продовольствия были на исходе, а количество больных и обмороженных увеличивалось с каждым днем в геометрической прогрессии. От всего происходящего у Ильи сводило скулы, но он ничего не мог поделать. Вступать в пререкания со штабом дивизии ему не позволяли звание и должность, а посягать на авторитет Попцова Рогов не хотел. Оставалось только продолжать убеждать комполка в необходимости прорыва, и тут госпожа Судьба подарила ему шанс. К огромной радости Ильи, вышел из строя генератор, питавший полковую рацию, что давало в сложившихся условиях командиру полка свободу действий. Едва это стало известно, Рогов с удвоенной силой стал наседать на Попцова, который после двух дней бесед вынес решение вопроса о прорыве на общее собрание. Из одиннадцати оставшихся в строю офицеров восемь человек высказались за немедленный прорыв и только трое против. Главным аргументом было отсутствие продуктов у окруженных соединений. НЗ оставалось только на один день, после чего люди должны были перейти на кору и коренья. Сразу после принятия решения начались жаркие споры о том, как пробиваться. Многие командиры предлагали ударить объединенным кулаком по финской пробке на дороге. – Заслышав звуки боя, наши обязательно придут на помощь и ударят по финнам с другой стороны, – убеждал собрание капитан Бунькин, но Илья был с ним категорически не согласен. – Во-первых, могут и не услышать, а во-вторых, у них может не быть сил для встречного удара. До сегодняшнего дня, к сожалению, это так и было. Я предлагаю совершить обходной маневр и попытаться вывести остатки полка в квадрате 16–42. Даже если там есть заслоны противника, то они наверняка слабее тех сил, что блокировали дорогу, – предложил Рогов, но тут же получил весомый контраргумент от Попцова. – В ваших словах, капитан, есть доля истины, которая в определенной мере подкреплена удачным прорывом вашего батальона, но есть одно но. Общая численность нашего полка больше, чем ваш батальон, несмотря на понесенные нами потери. Просто так совершить многокилометровый бросок через лесной массив незаметно невозможно. Даже если мы начнем движение ночью, финны обнаружат наше отступление и начнут преследование. Учитывая их мобильность за счет лыж, они успеют догнать нас и в лучшем для нас случае ударят по хвосту нашей колонны. А если мы наткнемся на их заслон и примем бой, то наши потери будут еще большими. – Я полностью согласен с вашими словами, товарищ полковник. Единственный выход из сложившейся ситуации – это сильный арьергард, который будет прикрывать отход полка столько, сколько будет нужно, – предложил Рогов, и наступило напряженное молчание. Правота слов Ильи не вызывала ни у кого сомнения, оставалось выбрать, кто станет жертвенным барашком. – И кого вы предлагаете на эту роль, товарищ капитан? – Я готов взять командование арьергардом на себя, если не будет других кандидатур, – предложил Илья, и все с ним радостно согласились. Можно было по-разному воспринимать принятое командирами решение, но по сути дела это был единственно верный вариант. Во-первых, у Ильи Рогова уже был пускай небольшой, но опыт подобных действий. А во-вторых, он занимал самую активную позицию в отличие от остального комсостава полка, чем наглядно подтверждал старую армейскую истину о том, что настоящий командир – это капитан, а все стоящие над ним – занимающие должности люди. Обрадованный тем, что дело сдвинулось, Илья стал формировать из остатков своих взводов отряд, которому предстояло сыграть роль арьергарда. Среди тех, кто вошел в ее состав, был и сержант Ильяс Шамалов. Перед тем как утвердить окончательный состав тех, кто будет прикрывать отход полка, Рогов предложил своему земляку самостоятельно сделать выбор. – Если хочешь, то я отправлю тебя вместе с головным отрядом. Там для тебя будет много работы, но если решишь остаться вместе со мной в арьергарде, буду только рад этому. Буду твердо знать, на кого можно будет положиться в трудную минуту. Что скажешь? – Конечно, с тобой, командир, – без всякой запинки ответил Ильяс. Сказано это было с той простотой, что бывает у сильных духом людей, привыкших ценить собственную жизнь чуть меньше, чем общее счастье остальных людей. – Спасибо тебе, Ильяс. Вместе нам легче будет финнов бить… – Илья радостно пожал руку земляку и, заметив в его глазах некую грусть, спросил без всякой задней мысли: – А что такой грустный? Сон дурной приснился? – Верно, командир, был сон. Маму видел, она песню пела. – Песню, так это хорошо, – улыбнулся Илья, вспомнив завораживающую красоту песен казахстанской земли, где родился и вырос. Много песен ему довелось слушать и простых и хороших, но лучше степных песен не было. – Конечно, хорошо, – поддержал капитана Ильяс, утаив от него, что услышанная им песня была прощальной. – Я тогда пошел готовиться? – Иди, Ильяс. Уверен, что у нас все будет хорошо, – кивнул земляку капитан, совершенно не представляя того, что будет через сутки. Благодаря смелым и нестандартным действиям остаткам стрелкового полка полковника Попцова, что по своей численности не дотягивал до двух батальонов пехоты, удалось прорваться к своим соединениям через финские заслоны. Отряженные на разведку охотники указали на слабое, по их мнению, место в кольце финского окружения и оказались правы. Внезапный удар среди ночи оказался для финнов полной неожиданностью.