– Так точно, товарищ комбриг. Готов приступить к службе. – Это хорошо, это очень хорошо, – Горский нагнулся над листами бумаги, быстро соображая, как лучше ему распорядиться подарком Рокоссовского. Потери среди командного состава после недавнего наступления достигали шестидесяти процентов, и каждый командир с боевым опытом был на вес золота. – Поедете в полк майора Телегина и примете под командование второй батальон, – комбриг, сделал отметку карандашом и, довольный тем, что смог закрыть прореху в штатном расписании полк, поднял глаза на Любавина. Он ожидал увидеть на лице у того радость от своего решения, но ничего этого у Василия не было и в помине. – Что, товарищ Любавин, испугались такому назначению? – Никак нет, товарищ комбриг, не испугался, но честно говоря, удивлен. Я ведь ротой только два месяца прокомандовал, а тут сразу целый батальон дают. Неожиданно так, – честно признался Горскому Василий. – То, что не боитесь – это хорошо. Советскому комсомольцу не к лицу бояться различных трудностей в жизни, а что касается опыта, так это дело наживное. Не боги горшки обжигают, а люди. Отправляйтесь в полк к Телегину, принимайте командование батальоном и помните: не знаете – подскажем, не будет получаться – поможем. Мы окажем вам любую помощь в этом деле, но и спросим с вас по полной мере. Вам все ясно? – Так точно, товарищ комбриг, – бодро отрапортовал Любавин, стараясь не столько понравиться Горскому, сколько не подвести давшего ему столь лестную характеристику Рокоссовского. – Вот и хорошо, – комбриг размашисто наложил карандашом резолюцию и протянул бумаги Любавину. – Отправляйтесь в кадры, вторая дверь по коридору направо. Всего доброго. – Успехов вам, товарищ старший лейтенант. Надеюсь, что еще свидимся, – Рокоссовский пожал руку Любавину. – Спасибо, товарищ комдив. Постараюсь оправдать оказанное мне вами доверие, – козырнул Василий и, повернувшись через левое плечо, покинул кабинет. – И куда ты его отправил? – спросил Рокоссовский, когда дверь за Любавиным закрылась. – Под Лядхе. Там недавно такая каша была, жуть. С большим скрипом от финнов отбились, – честно ответил Горский. – Судя по тому, что вместо роты ты дал лейтенанту батальон, потери среди комсостава весьма серьезные. Я прав? – Более чем, Константин Константинович, – со вздохом ответил комбриг. – Ты думаешь, я от хорошей жизни поставил на полковничью должность майора, а на майорскую – старшего лейтенанта. У нас во время штурма были серьезные потери среди комсостава, а после финского наступления так караул. Представляешь, ни одного комбата в строю не осталось. Ни одного, а Мерецков говорит о новом наступлении! На лице комбрига заходили желваки, но он быстро справился с эмоциями и перевел разговор на другую, не менее важную и животрепещущую для командиров тему: – Ты сам какими ветрами сюда занесен? В заданном вопросе было много недосказанности, которая была хорошо понятна для любого военного, пережившего нелегкие годы «ежовской чистки». – У меня все в порядке. Полностью реабилитирован и по приказу командарма Тимошенко направлен сюда в качестве представителя штаба фронта в 7-й армии. – Представителя штаба фронта? – удивился Горский. – Да. По предложению Шапошникова карельское направление переименовано в Северо-Западный фронт и его командующим назначен Семен Константинович. – А Мерецкова куда? Начштабом фронта или так и останется на армии? – с интересом спросил комбриг. – На армии. Начштабом фронта назначен командарм Смородинов, а что, это так важно? – Даже очень. Если останется на армии, то, скорее всего, наступления в ближайшее время не будет… – Горский вопросительно посмотрел на собеседника, и тот с ним согласился. – Скорее всего, ты прав. Пока Тимошенко вникнет в дело, пока примет решение – пройдет время. – Значит, недели две-три спокойного времени есть, и мы успеем пополнить личный состав армии, – обрадовался комбриг. – Успеете, – заверил его Рокоссовский, – там сильно за ваше направление взялись. Приказано помочь чем угодно, но чтобы к началу весны конфликт был завершен. – Думаешь, успеем? – А это как воевать будем… – многозначительно ответил комдив, и от его слов у Горского пробежали мурашки. Так сильно впечатались в сознание военных обрушившиеся на их головы репрессии. Говоря с комбригом, Рокоссовский дал расплывчатую дату предполагаемого окончания конфликта с Финляндией. На совещании в Кремле Сталин назвал военным более точную дату прекращения боевых действий. – Вам дается три месяца на исправление допущенных ошибок и разгром противника. Только три месяца и не неделей больше. Вам все ясно, товарищ Ворошилов? – В словах вождя сквозило столько горечи и сарказма, что нарком обороны залился пунцовой краской стыда. – Так точно, товарищ Сталин. Все ясно, – вымученно произнес Климентий Ефремович, чем вызвал еще больший гнев у собеседника. – Вот только не надо делать из товарища Сталина злодея, а из себя униженную и оскорбленную жертву. Кто уверял, что Красная армия сможет быстро прорвать финские укрепления и выйти к Хельсинки? Мы вам поверили, и оказалось – напрасно… – Сталин сделал обвиняющий жест по направлению к сидящим против него военным. – Линия Маннергейма не прорвана, в Карелии с большим трудом отбили наступление противника, 9-я армии на кандалакшском и ухтинском направлениях топчется на месте, делая шаг вперед и два назад. Только под Мурманском у наших войск наметился успех, но я боюсь его сглазить. Вдруг и там противник окажет нам непредвиденное сопротивление, – вождь гневно загибал на руке пальцы и, когда из них образовался кулак, с негодованием потряс им в сторону Ворошилова. – Что помешало вам разбить противника? Зима? Местные условия или плохая работа разведки? – язви тельно спросил наркома Сталин и, не дожидаясь ответа, продолжил разнос первого маршала Страны Советов. – Я думаю, что у вас произошло головокружение от польского похода, когда, не вынув шашку из ножен, мы воспользовались плодами чужого труда. Вы что думали, что англичане и французы просто так на финнов ставку сделали? Что маршал Маннергейм хуже маршала Рыдз-Смиглы, а простые финские крестьяне хуже польских солдат? К чему вы готовились? К легкой прогулке? И поэтому не выделили красноармейцам в полной мере зимнее обмундирование. Ошибочно полагали, что укрепления противника состоят не из бетона, а из земли, и попытались разрушить их огнем полковых орудий, калибр которых не способен их разрушить. Не знали климатические особенности предстоящего театра боевых действий и вместо привычной каши и сухарей отправили в вой ска консервы, колбасы и буханки хлеба, которые промерзли на морозе и стали непригодными для питания? Вождь с возмущением потряс взятой со стола кипой донесений и требовательно посмотрел на Ворошилова. Он ожидал получить объяснения на свои замечания непосредственно от наркома, но вместо него в разговор вступил командарм Шапошников. – На любой войне есть свои непредвиденные трудности, товарищ Сталин. Ни один военный план не бывает без накладок, такова жизнь, – глуховатым голосом произнес начальник Генерального штаба. Сидевший рядом со Сталиным Жданов подумал, что вождь разнесет командарма в пух и прах, но этого не случилось. – Полностью с вами согласен, Борис Михайлович. Накладки случаются в любом деле, и от этого никто не застрахован, но вот обстоятельства диктуют нам свои условия, которые не позволяют нам удовлетвориться вашими объяснениями. Сталин открыл лежавшую на столе папку и достал из нее три сколотых скрепкой листа. – Вот почитайте донесение наркома Берии, чьи разведчики работают не в пример лучше своих армейских коллег. Наши агенты в Лондоне сообщают, что британский генеральный штаб намерен в начале марта отправить в Финляндию британские войска численностью не меньше дивизии. И отправятся они туда не одни, а вместе с французами. Вы представляете себе, что будет, если к марту месяцу мы не принудим финнов к капитуляции? – Генеральный штаб это прекрасно понимает, Иосиф Виссарионович, но вряд ли к названному вами сроку англичане смогут направить в Финляндию даже дивизию. Согласно нашим расчетам, максимум, что они могут направить в Нарвик – это две бригады. Даже если добавить к этому аналогичные силы со стороны Франции, пусть даже дивизию, согласитесь, что это не те силы, с которыми обычно начинают большую войну, – резонно возразил командарм, но его слова не убедили Сталина. – Мы не собираемся выяснять, чьи аргументы точнее и правильнее, ваши или наркома Берии, и сколько войск могут отправить к финнам наши потенциальные противники. Названо время, когда они начнут против нас боевые действия, и наша задача не дать им возможность сделать из малого конфликта большую войну. Скажите, сможет ли Красная Армия к началу марта наступающего года принудить Финляндию к капитуляции? Лично у меня после почти месяца боевых действий, как на Карельском перешейке, так и в Карелии, возникли серьезные сомнения по этому поводу. Развейте их, если сможете, Борис Михайлович, – предложил Сталин, и Шапошников смело принял вызов вождя. – В первую очередь нам следует понять причины неудач и сделать из этого правильные выводы. В целом Генеральный штаб на основании полученных с фронта сведений уже провел необходимую работу по выяснению причин и подготовил ряд рекомендаций для исправления положения дел на Карельском перешейке. – Честно говоря, товарищ Шапошников, после месячного топтания как-то не очень верится, что наши войска смогут совершить блицкриг и принудить финнов заключить выгодный для нас мир, – высказал свое сомнение Жданов. – Блицкриг? Это что такое? – Так западные газетчики окрестили стремительное наступление войск, приносящее быструю и сокрушительную победу над врагом. – Чего только они не придумают, там у себя, – хмыкнул в ответ Сталин. – Так, смогут войска Ленинградского округа закончить конфликт с Финляндией к началу марта? – Вождь испытующе посмотрел на командарма, и тот выдержал его взгляд. – Думаю, что смогут, товарищ Сталин, – без долгой задержки ответил Шапошников, отчего лицо у вождя несколько просветлело, а сидевший на стуле Ворошилов яростно заерзал. Наркому казалось, что командарм вступил на скользкий путь авантюры, но Шапошников и бровью не повел. – Месяц уйдет на подготовку штурма укреплений противника, и месяц уйдет на их прорыв, взятие Выборга и выход к Хельсинки, – командарм говорил твердо и уверенно, как будто проводил штабное совещание, а не находился в кабинете верховного лидера страны. – Что необходимо сделать, чтобы наши намерения не остались только на бумаге, Борис Михайлович? – полностью обратился в слух Сталин. – Во-первых, Генеральный штаб предлагает преобразовать Карельское направление в Северо-Западный фронт со всеми вытекающими из этого последствиями и поставить во главе его опытного командира, способного полностью выполнить наши рекомендации. Конкретно Генеральный штаб предлагает кандидатуру командарма Тимошенко. Во-вторых, провести тщательную инженерную разведку укреплений противника и выявить его слабые места. Работу эту следует поручить группе специалистов во главе с дивизионным инженером Карбышевым. В-третьих, на предполагаемых местах прорывов создать ударный кулак из корпусной артиллерии и осадных орудий крупного калибра, а также создать специальные штурмовые отряды с обязательным участием в них саперов. В-четвертых, усилить командный состав 7-й армии опытными и инициативными командирами, закрепив за ними определенные участки работ по прорыву вражеской обороны. Все свои предложения Шапошников излагал без всякой бумажки, немного волнуясь, и было видно, что это не сиюминутное озарение подстегнутого угрозой наказания, а тщательно продуманное и всесторонне взвешенное решение. – Ваше предложение о создании Северо-Западного фронта предлагаю несколько расширить и дополнить. Думаю, будет правильно, если в помощь командарму Тимошенко мы направим товарища Жданова в качестве члена военного совета. А в помощь товарищу Мерецкову дадим корпусного комиссара Запорожца. Полагаю, что у вас нет возражений против этих кандидатур? – вождь обращался к Шапошникову, но вместо него ответил нарком, у которого, наконец, прорезался голос. – Нет, товарищ Сталин. – Тогда оформите все ваши предложения и наши пожелания директивой, и к вечеру жду вас с представлением мне ее на подпись, а также командарма Тимошенко для инструктажа. Надеюсь, что наше решение будет для него приятной неожиданностью и не испортит ему новогоднее настроение, – подвел итог беседы Сталин, но не один советский лидер раздавал подарки в преддверии наступления Нового года. Свой подарок накануне Нового года преподнесли финнам англичане – в довольно своеобразной манере. Опасаясь на первых порах конфликта, что финская армия не сможет должным образом противостоять Советам, генерал Айронсайд усиленно работал над созданием союзного корпуса для захвата Мурманска. К этому его подхлестывали события на полуострове Рыбачий и обстановка в районе Петсамо, которая складывалась далеко не в пользу финских соединений. Также к этому британца подталкивала застарелая обида за свой архангельский конфуз. Два раза в неделю он внимательно заслушивал доклады офицеров имперского штаба, отдавал необходимые распоряжения. Десантный корпус не так быстро, как того хотелось Айронсайду, обретал свои реальные черты, как все вдруг изменилось – и виноваты в этом были западные наблюдатели при штабе Маннергейма. Они расписали «рождественское» наступление финских войск на перешейке и в Карелии, а также боевые действия против 9-й армии в таких радужных красках, что у генерала моментально закралось сомнение в правильности своих авральных действий. – Согласно отчету наших наблюдателей, Красная армия не так сильна, как нам прежде казалось, а финны не так слабы, как мы полагали вначале. Им удалось полностью сорвать наступление большевиков под Ленинградом и в Карелии и разгромить основную часть русских войск на севере страны. Единственная проблема у финских войск возникла в приполярной области Финляндии, но это в целом не портит общей картины большого успеха маршала Маннергейма, – доложил Айронсайд премьеру Чемберлену в преддверии наступлении Нового года. – Приятное известие, Эдмунд. Финская армия оказалась вполне самодостаточна, и я полагаю, нам можно несколько сбавить обороты по созданию десантного корпуса. Я имею в виду польские части. Генерал Сикорский слишком много требует за участие польских частей в войне с русскими. – Совершенно верно, сэр. Думаю, маршал Маннергейм без особого труда сможет продержаться против русских не только все три месяца и даже немного больше. Главное – регулярная поставка финнам затребованного ими вооружения и боеприпасов, и все будет нормально. – Значит, решено. Полностью возвращаемся к первоначальным срокам плана создания союзного десантного корпуса на Мурманск. Что особенно просит прислать Маннергейм кроме зенитных орудий и боеприпасов к ним? Танки, самолеты? – Орудия крупных калибров, которые мы обещали финнам для обстрела Ленинграда. О них маршал напоминает мне чуть ли не в каждом своем послании. – Странно, зачем ему сейчас эти орудия, когда его армия стоит на перешейке, а не вблизи пригорода бывшей русской столицы? – удивился Чемберлен. – Маршал надеется с их помощью нанести ущерб тылам соединений противника, осаждавших их укрепления на перешейке. – Понятно. Прикажите отправить обещанные финнам орудия как можно скорее. Пусть это будет им мой новогодний подарок. – Будет исполнено, господин премьер. Сейчас орудия находятся в Портсмуте и будут отправлены в Нарвик первым транспортом. К Крещению они могут не успеть попасть в Финляндию, но к Сретению будут точно, – заверил премьер-министра собеседник. – Я рад тому, что наши дела в Финляндии идут лучше, чем мы того ожидали. Думаю, что это будет приятной вестью для господина Даладье, который испытывает постоянную тревогу от действий немецких войск на французской границе. – Вряд ли стоит относиться к этим словам с должным вниманием. Французские пограничные укрепления самые мощные и крепкие в мире. Ни одна армия не сможет преодолеть линию Мажино быстро и без существенных потерь. И все стенания нашего французского союзника о немецкой угрозе я расцениваю как хитрый ход, призванный в той или иной мере облегчить его финансовое бремя по расходам на предстоящую войну, – безапелляционно заявил Айронсайд, и его слова нашли живой отклик со стороны Чемберлена. – У меня аналогичное мнение, но чувство приличия и дипломатический этикет не позволяют мне сказать это в лицо господину Даладье. Это вы, военные, можете открыто назвать белое белым, а черное черным, в дипломатии все, увы, не так, – с некоторым сожалением в голосе произнес премьер. – Но не будем о грустном. Значит, Благовещение остается временным ориентиром начала проведения высадки нашего десанта под Мурманском и аврал отменяется.