— Очень холодно на улице, — Катя улыбнулась, — а вы здесь, наверное, еще с ночи стоите? Замерзли, да? Вид у вас по крайней мере замерзший, особенно уши. Я имею в виду, они очень красные, отмороженные такие… — Вы пьяная? — решил все же уточнить сержант. — Я? Ну что вы! С утра ни-ни! Я везу на работу целый термос теплого чая и с удовольствием дам вам выпить, чтобы согреться. Стрельников задумался о сложностях в своей работе и обрадовался, вспомнив что-то. — Зачем вы мне все это говорите? Сбить с толку? Я прошу ваши права! Что? Вы забыли их? — Нет, они со мной, — вздохнула Катя. — Ну так в чем дело? Давайте их мне! Или они не ваши? — Мои, — снова вздохнула Катя и протянула ему документ. — Так… Екатерина Григорьевна Лаврентьева… так… машина… так… Постой-ка! — воскликнул сержант, выпучив глаза. «Началось», — пронеслось в голове у Кати. — Здесь же сказано, что вы можете управлять машиной только с ручным управлением? Сержант усиленно хлопал глазами. Катя нервно включила и выключила дворники, словно проходила техосмотр. — Я знаю, что там написано. — Почему же у вас на машине нет опознавательных знаков, что она на ручном управлении? — спросил Стрельников, заглядывая к ней в кабину, и сам же ответил: — Потому что она у вас не на ручном управлении. Так, гражданочка, выйдите-ка из машины. — Зачем? — Выйдите-ка, выйдите, если вообще ходить умеете. — Обижаешь, начальник! — Катя распахнула дверцу и вылезла наружу, прихрамывая и пытаясь принять непринужденную позу, прислонившись к капоту машины. — А что хромаем? — спросил инспектор дорожного движения. — Кто хромает, я? Абсурд! Я хожу, как вы, просто долго за рулем! Отсидела ногу. — Вы опасный человек, вы это понимаете? — спросил сержант. Катя испуганно сжалась. — Я не опасная, честное слово! Отпустите меня, пожалуйста. — Вы опасный человек на дороге, — повторил сержант, — очень опасный! Я не имею права отпустить вас, это наигрубейшее нарушение. Катя поняла, что пропала, ей стало по-настоящему страшно. — Товарищ милиционер, отпустите меня, пожалуйста. Давайте я заплачу штраф. — Какой штраф?! Вы в своем уме? Вы не можете ездить на этой машине категорически! Вы не просто совершили легкое правонарушение, вы — потенциальная убийца! — бесновался милиционер. — А может, мне это… ну это… — Катя начала делать какие-то странные движения головой, — дать вам пятьсот рублей, у меня больше нет… Я больше не буду… — Единственное, что я для вас могу сделать, так это забыть о том, что вы мне сейчас сказали, — сухо ответил милиционер. — Я арестовываю вашу машину и забираю права. Пусть с вами разбирается мое начальство! Совсем бабы с ума посходили. Ноги еле ходят, а она в машине едет! — Так поэтому и еду, раз ходить тяжело, а ходить по работе много приходится, — пожаловалась Катя, но пробить ей эту броню было не под силу. — Сидите дома или ездите в инвалидной коляске! — рявкнул сержант и, включив рацию, потребовал прислать эвакуатор. Затем он перевел взгляд на сжавшуюся Катю. — Я даже не допущу, чтобы вы ехали на этой машине до штрафстоянки. — Так я не нужна? — спросила она. — Нет! Явитесь в ГАИ для разбирательства, когда вызовут! — Я могу идти? — Идите, вот адрес ГАИ и адрес, где будет стоять эта машина. Составите на кого-нибудь ходячего доверенность и чтобы права были и увезете ее, только заплатите за каждые сутки простоя много больше, чем пятьсот рублей! «Что же он такой злой? — подумала Катя. — Работа тяжелая, но не я же в этом виновата?» Она забрала из машины свою сумку, медицинский чемоданчик и трость, так как теперь терять ей уже было нечего, и пошла, тяжело опираясь о палку, по обледенелой дороге. — Сумасшедшая, — прошептал ей вслед сержант, — дай только волю, так скоро слепые начнут садиться за руль! «Купи себе медаль! Бдительный ты наш! — мысленно огрызнулась Катя и попыталась взять себя в руки. — Катя, успокойся! По сути он прав! Как ему объяснить, что я не хочу ездить с инвалидным значком?» До поликлиники Катя добралась благополучно, даже не опоздав, только сильно замерзла и ужаснулась очереди в коридоре перед ее кабинетом. Ее медсестра, женщина немолодая, наотрез отказываясь ходить по участку делать инъекции, уже сидела в кабинете с заготовкой бесплатных рецептов. Она работала на полставки, только на приеме в поликлинике. Катя и так на нее молилась, потому что Нина Степановна здорово ей помогала, заполняя статистические талоны, вызывая больных и выписывая рецепты. — Ну и погодка! — поприветствовала она Катю. — Вы хоть на машине? — Ой, не сыпь мне соль на рану, — махнула рукой Катя и, сняв плащ, надела белый халат и сменную обувь. — Столько народу… за три часа не уложимся. — С вами-то точно не уложимся, — согласилась Нина Степановна, — все слушаете каждого, давление меряете, по душам разговариваете, а им только этого надо. Вон Инесса Филипповна со второго участка — молодец! С ней не забалуешь! Давление? У всех давление! Кашель? Очень хорошо! Пейте отхаркивающее, и все! Следующий! — смешно передразнила Инессу Филипповну Нина. — Ой, не знаю, за что таким врачам, как Инесса, такую зарплату сделали! Вот вам, Екатерина Григорьевна, при жизни памятник нужно ставить. — Так уж и памятник? — улыбнулась Катя. — А то вы не знаете, что вы у нас лучший доктор, мы вас все любим. Наши-то сотрудники только к вам бегают, безотказная вы, да и бабки все эти к вам на прием, как на праздник. — Не перехвали, — ответила Катя и посмотрела на свои худые руки со светлыми волосками, которые поднялись дыбом. — Нина, дай мне градусник, что-то меня знобит, — попросила Катя. — Ну, вот еще что удумали! Не хватало только, чтобы вы заболели! Кто работать-то будет? — Нина засуетилась и принесла градусник для своего любимого врача. Катя своей подмышкой ощутила его холод. Выждав пять минут, она достала градусник, чувствуя заложенность в носу и неприятное жжение в горле. — 37 и 8, — сказала она вслух, — вот черт! Все-таки заболела. С утра мне как-то нехорошо, не надо было приходить. — Что же делать-то? — растерялась Нина. — Куда же я народ дену? Дай мне маску и вызывай первого… Дальше для Кати начался долгий и утомительный прием. Череда лиц сливалась в один общий фон. Все шли со своими болячками, недугами и проблемами. — Куда вы все к врачу-то лезете? — возмущалась Нина Степановна. — Вам же просто таблетки выписать, так? Вот и садитесь ко мне, я выпишу. — А мне все равно надо к Екатерине Григорьевне, — оскорбилась полная бабулька, — она мне и давление смерит и, может, еще что посоветует. Последнее лекарство, Екатериночка Григорьевна, мне очень хорошо помогает. — Давление держится в установленных границах? — спросила Катя. — Вообще не поднимается, — заверила ее полная старушка. — Давайте снизим дозу, я убираю полтаблетки с вечернего приема, посмотрим… — сказала Катя. — Как скажете, Екатерина Григорьевна. — И приходите на контроль давления, если дома аппарата нет, — сказала Катя. — Можно без талончика? А то уж больно тяжело их достать. — Ну и хитрая же вы, Петрова, — не выдержала Нина, — к Екатерине Григорьевне и так всегда самая большая запись, вот таких, как вы, принимает, никому отказать не может! — Приходите, — улыбнулась сквозь маску Катя, — зови следующего. Нина продефилировала к двери, покачивая необъятными бедрами и постукивая высоченными каблуками, подчеркивающими ее значимость. — Следующий! Кате даже иногда казалось, что Нина специально не дает починить в их кабинете кнопку вызова больного, совмещенную в коридоре с лампой над дверью, чтобы самой проплывать величественным кораблем и покрикивать на пациентов. Специально для этого предназначались и эти «лакированные» туфли из клеенки, купленные на вьетнамском рынке за 300 рублей, но об этом знала только Катя. — Можно к вам, Екатерина Григорьевна? — просунулся щуплый старикашка. — Опять вы, Лосев? — всплеснула руками Нина. — Ну сколько можно над нами издеваться? Вы же со второго участка! У Екатерины Григорьевны своих пациентов полно, и вы еще ходите!