— Я хорошо себя чувствую, — ответил старик. — И все же я должна смерить вам давление, Иван Федорович, — сказала Катя настойчиво. — Ну хорошо… только не надо мне вашей адской машины, у меня свой тонометр есть, и я к нему уже привык. Тебе же, дочка, все равно, чем измерить давление? — Давайте ваш, — согласилась Катя, понимая, что пациент ей достался нелегкого характера. Старенькая модель электронного тонометра Ивана Федоровича показала, что давление у него было сто шестьдесят на сто. — Повышенное, — сосредоточенно произнесла Катя, записывая это значение себе в блокнот. — Дорогая, мне почти восемьдесят лет. Меня уже не возьмут в космонавты, — ответил старик. — Конечно, в вашем возрасте давление может быть повышенным, но мы не будем злоупотреблять и ждать, когда у вас случится гипертонический криз, и предпримем меры, чтобы этого не произошло. Говоря проще, я сделаю вам укол, который снижает давление. — Как скажешь, — вздохнул Иван Федорович. Катя, скользнув взглядом по лекарствам старика, осторожно сдвинула их в сторону и разложила на освободившемся месте свои медицинские препараты. В одноразовых резиновых перчатках Катя профессионально быстро и соблюдая все правила асептики и антисептики набрала два лекарства в шприцы. Один препарат предназначался для снижения давления, другой для укрепления сердечной мышцы. — Где вам будет удобно? — спросила Катя. — Ну… на кровати, наверное… — ответил старик и поковылял в другую комнату, где с трудом опустился на низкую широкую кровать, а затем лег, чуть-чуть обнажив для укола свою ягодицу. — Иван Федорович, я не попаду, приспустите еще брюки, — улыбнулась Катя, смачивая стерильную вату спиртом. — Эка, какая прыткая! Приспустите брюки! Это надо было говорить мне много лет назад! Сейчас уже поздно… — Вы не должны меня стесняться, я врач и, честное слово, не рассматриваю вас как мужчину, — сказала Катя. — А вот это уже оскорбление! Попрошу, если хочешь ходить ко мне, не говорить, что я не мужчина! Я еще ого-го… — сказал Иван Федорович и закашлялся. — И вообще, я — не нынешняя молодежь без стыда и совести, коли так! — Ну что с вами поделаешь? Придется колоть так, — вздохнула Катя, протерла кожу своего пациента ватой со спиртом и аккуратно воткнула шприц. В том же неудобном положении Катя сделала второй укол, так как старик не захотел менять ягодицу. — Она поняла, что профессионализм, действительно, не пропьешь. От ответственности у нее даже хмель прошел, и она все сделала хорошо, как хотела. — Ну как? — Колешь ты хорошо, — миролюбиво отметил Иван Федорович, — ну а теперь проваливай отсюда. — Что? — не поняла Катя. — Проваливай, чего непонятного?! Я хочу побыть один. Катя растерянно моргала глазами. — Я чем-то обидела вас? — Это входит в стоимость моего обслуживания? Лезть в душу? Если хочешь приходить сюда, слушайся меня. Я хочу побыть один, я ясно выражаюсь? — Да… конечно, — засобиралась Катя, — я зайду завтра. — Можешь оставить ампулы и шприцы, я сам выброшу, — сердито посмотрел на нее Иван Федорович из-под кустистых седых бровей. — Знаете, Иван Федорович, я уже пообещала вам слушаться вас, но все же полностью командовать мной я не позволю. Я — врач, вы — мой пациент, договорились? И никак иначе! Когда я устраивалась на работу в «Ангелы с поднебесья», я подписывала важные документы, в том числе и должностную инструкцию. В ней черным по белому было написано, что я подотчетно должна сдавать использованные ампулы и шприцы, которые мне выдает фирма. Так требует санэпидемстанция, а именно специальной утилизации шприцев и всего, что могло иметь контакт с кровью — особо опасной средой по нынешним понятиям. — Смотрю телевизор, про СПИД знаю, — проворчал старик, — та еще зараза. — То-то же! Зачем подводить людей? Я все это буду упаковывать в пакетик, вплоть до ватки, и сдавать в офис фирмы. Да и вам зачем возиться со стеклом и шприцами? Еще уколетесь! — Делай, что хочешь, и уходи, — повторил Иван Федорович. — Ладно… если вы больше ничего не хотите, я пошла. — Катя собрала все в пакет, положила его в сумку и пошла на выход. — Возьми ключ, мой запасной ключ, он висит у двери на гвоздике. Я не хочу все время вставать и открывать тебе дверь, сама будешь приходить, — сказал Иван Федорович. Катя взяла ключ и вышла, закрыв за собой дверь, думая, все ли она правильно сделала, раз ее подопечный так ее выставил? Спускаясь по лестнице, Катя столкнулась с каким-то высоким и худым парнем с лохматыми светлыми волосами. — Извините, — качнулся он, попытался присесть в каком-то подобии реверанса и поспешил наверх. «Пьяный», — поняла Катя и вышла из дома, обрадовавшись, что Иван Федорович не заметил, что и она была немного выпивши. Тина встретила ее недовольным голосом. — Слушай, ты там что? Я тут на скамейке уже задубела. — Я очень быстро, он меня сам выгнал, — ответила Катя. — И правильно сделал! Что тебе там делать? Уколы сделала, и все! — А поговорить со стариком по душам? Но мне, правда, старик попался угрюмый и неразговорчивый, — вздохнула Катя. — И очень хорошо, — поежилась Кристина и принюхалась. — А чем это от тебя так пахнет? — Чем? Пили мы с тобой, потом ели… — Да нет, специфический какой-то запах. — Лекарств? — с надеждой в голосе спросила Катя. — Да не лекарств… не могу вспомнить чего, но очень знакомый запах. Да бог с ним! Поехали домой! — предложила Кристина. — Поехали, — ответила Катя, думая о своей небольшой двухкомнатной квартире, в которой после смерти бабушки она жила с сыном, а сейчас осталась одна. К полному одиночеству Катя не могла привыкнуть просто категорически. Она ощущала, что по большому счету всю жизнь была одна. Кристина же периодически, когда у нее случались романы, уходила в свою однокомнатную, расположенную в престижном районе, квартиру, а когда личная жизнь была на мели, она жила с мамой. Подруги вместе дошли до метро и разъехались в разные стороны, каждая погруженная в свои мысли. Глава 3 Резкий щелчок кнопки в электрочайнике вывел Екатерину из задумчивости. Она встала сегодня очень рано, приняла душ и прихромала, как она сама выражалась, на кухню, выпить чашку утреннего зеленого чая, который очень любила и никогда на нем не экономила, покупая дорогие, элитные сорта. Катю поразила погода на улице: десятое апреля, а зима словно делала второй виток и ни в какую не собиралась сдавать своих позиций. Сначала пошел дождь, плавно перешедший в дождь со снегом, а затем начался настоящий снегопад. Земля покрылась ледяной коркой. Голые, мокрые ветви деревьев и кустарников сиротливо торчали в этом белом снежном великолепии. Хорошо еще, что не успели распуститься нежные зеленые листочки… «Ну надо же…» — удивилась Катя и заварила чай в чайнике. В этот день она облачилась в джинсы, в белую блузку и розовый плащ с теплой подстежкой. Работала Катя недалеко от дома, но все равно проезжала на троллейбусе три остановки, так как ей было тяжело ходить. По квартире Екатерина перемещалась без палки, прихрамывая и иногда опираясь о стены или мебель. Каждый вечер Кате приходилось заезжать в офис «Ангелов с поднебесья», чтобы представить отчет, то есть заключение о состоянии здоровья своего подопечного, сдать ампулы и шприцы в утиль. Общалась там Катя с директором «Ангелов с поднебесья», неприятной женщиной с фальшивой улыбкой. Катя налила себе чашку чая и села у окна, задумавшись. Она не любила такие сюрпризы природы. В такую ненастную погоду люди часто переохлаждались, простужались, и работы у нее на участке становилось невпроворот. «Наверное, и сегодня будет много вызовов», — подумала Катя и ощутила мурашки, пробежавшие у нее по спине. Катя чихнула и сразу же закрыла форточку. «Не хватало мне еще простудиться…» — поморщилась она. Она побросала все необходимые ей вещи в сумку, из которой потом было невозможно достать то, что требовалось, повесила ее через плечо и заспешила на выход. Удивительно, но Катя могла водить машину обычной комплектации, однако медкомиссией ей разрешалось ездить на автомобиле лишь с ручным управлением. Вот как раз этого Катя делать не умела, поэтому у нее никак не складывались хорошие отношения с ГАИ. Катя, раскатывая на старом «жигуленке»-«девятке», постоянно рисковала правами, в которых было ясно сказано, что этим автомобилем она управлять не может. Она делала ставку на аккуратнейшую езду и свою обаятельную улыбку. Палку Катя засовывала глубоко под сиденье, чтобы никто не увидел, и вообще ездила крайне редко. По такой погоде Кате ходить пешком не хотелось, и она решила ехать на машине. Автомобиль свой она очень любила, так как это был подарок сына, купленный им на деньги, полученные за первое место в каком-то турнире, и ее подруги Кристины, которая добавила недостающую сумму. — Вот будут тебе служить колеса! — торжественно вручили они ключ от машины Кате. Она была очень растрогана. Катя включила зажигание и подождала, пока мотор немного прогрелся, затем потихоньку тронулась в путь. Нет, этот день явно был не Катин… На первом же повороте Катю остановил милиционер с красными оттопыренными ушами и подошел к ней. Сердце Кати готово было выскочить из груди, предчувствуя беду. — Сержант Стрельников! — представился он, небрежно козырнув. — Здравствуйте, — опустила она стекло. — А я Катя. Ее большие голубые глаза наивно и преданно смотрели на блюстителя порядка на дорогах. — И что? — спросил инспектор. — Что? — оглянулась Катя. — А… фамилия? Моя фамилия Лаврентьева, а отчество Григорьевна. А у вас хорошая фамилия для милиционера, Стрельников, вам бы оперуполномоченным быть, хотя и инспектором дорожного движения тоже очень хорошо… — Катя осеклась под его недоуменным взглядом и отбила нервную дробь по обтянутому искусственной кожей рулю. Взгляд сержанта Стрельникова «красноречиво говорил», что женщина за рулем — это беда… но не до такой же степени!.. — Ваши права, — сказал он, снова козырнув, словно у него выработался за годы службы такой профессиональный нервный тик.