— А кто по профессии, герой-любовник? — спросила она, осматривая ряды отглаженной чистой одежды. — Конечно, бизнесмен, детка, — подмигнул ей Герман. — Ну, со мной все ясно, — сказала Стефания, беря костюм монахини и удаляясь вихляющей походкой в сторону своего фургончика. — Прикиньте вот это, — раздала одежду каскадерам Тина, а для Германа остановила свой выбор на темно-синем костюме в тонкую полоску, белой рубашке и насыщенно-золотистом галстуке. — Так, по-твоему, выглядят бизнесмены? — спросил Герман. — Хорошие бизнесмены, — ответила Тина. Вскоре все участники съемок облачились в костюмы и направились к режиссеру. — Значит, ты так представляешь себе бандитов? — спросил Сергей Сергеевич, разглядывая группу спортивных парней, одетых по-молодежному. — У Люси была несколько другая интерпретация внешнего вида банды. — А мне ее интерпретация больше напоминала грузин с рынка, — снова вступился оператор. — Напасть на монахиню — преступление молодых и дерзких! — сказала Тина. — Вот они — молодые и дерзкие наркоманы! — Что еще вы хотите внести нового? — поинтересовался режиссер. — Я бы порекомендовала Герману снять пиджак и нести его на плече, чтобы во время драки у него разорвалась рубаха в нужных местах, это будет очень сексуально. — Это в каких-таких местах? — поднял бровь Сергей Сергеевич. — Руки, грудь… — Понятно, у вас, Кристина, далеко идущий художественный взгляд на эпизод. — А как же! А вот Стефании я бы не рекомендовала так затягивать талию, не думаю, что монахини подчеркивают свои формы, и не думаю, что у них из-под головных уборов так висят пряди волос. По поводу яркости макияжа я тоже уже высказала свое мнение, она больше походит на проститутку, переодетую монашкой по просьбе клиента, чем на настоящую монахиню, — сказала Кристина, и у всей съемочной группы отвисла челюсть. — Ну ты и нахалка! Первый день на съемочной площадке, а уже позволяешь себе учить нас! — прошипела Стефания. — Кто ты есть-то? Очередная… — Замолчи! — остановил ее Герман. Тут настала очередь режиссера разруливать ситуацию. — Всем молчать! Между прочим, Стефания, работа в кино — это работа в коллективе. Если ты не обладаешь художественным вкусом, это означает, что ты должна прислушиваться к слову художника. Если ее нет в кадре, это еще не значит, что от ее работы ничего не зависит. Я с Кристиной полностью согласен, ты и меня не слушала. — Вы будете обсуждать мою работу с этой?.. — побледнела Стефания, отчего стала еще красивее. — Мы не твою работу обсуждаем. Ты в этом кинопроекте, потому что тебя захотел в нем видеть Юрий Владимирович, который за все платит. — Вот именно, за все платит! — С тобой бесполезно говорить, — махнул рукой режиссер, — приступили! Кто-то принес складной стульчик для Тины, и она уселась, с интересом наблюдая за происходящим. Ей-то ведь все было в новинку: и осветительные прожектора, и рельсы, проложенные по мостовой, и множество людей, остающихся за кадром. Она не была профессионалом в кино и не могла сказать, хорошо играет Стефания или плохо, но ей вообще все нравилось. Фрагмент драки выглядел так натурально, что Тина даже испугалась. Один эпизод снимался несколько часов со сменой грима в зависимости от прибавления ссадин на лицах дерущихся. Какая-то маленькая женщина все время бегала с пакетиками с красной краской, которую даже при ближайшем рассмотрении нельзя было отличить от настоящей крови, и щедро поливала ею одежду дерущихся. «Надеюсь, что стирка и штопка одежды не входит в обязанности костюмера», — подумала Тина. Ее очень захватил весь этот процесс, несколько раз Кристина с горящими глазами отпихивала Илью от его камеры, когда он не снимал, и смотрела в нее, поясняя: — Я должна знать, как все это смотрится через объектив камеры, чтобы иметь общее художественное представление. — А вы, я вижу, работаете с полной самоотдачей, — ухмыльнулся Илья. — Я все делаю с самоотдачей! — И в любви? — уточнил он. — И в любви! — подбоченилась она. — Сгораю дотла, правда, быстро… — Все-таки у вас есть недостатки, — вздохнул оператор. — А вам-то что до этого? — сдвинула узкие брови Тина. — Вам не светят ни мои недостатки, ни мои достоинства! «Чего я с ним все время цапаюсь? — подумала Кристина. — Обычно я дружу с людьми… даже странно». После съемок у Кристины остался неприятный осадок от чувственного поцелуя Стефании с Германом, причем он не уступал ей в сексуальности. И хоть, как только раздалась команда «снято!», поцелуй сразу же закончился и лицо Германа не выражало ровным счетом ничего, Тина порадовалась, что Катя спокойненько лежит в больнице и не видит этого безобразия. Она увязалась вместе с Сергеем Сергеевичем, Ильей и действующими лицами в комнату для просмотра отснятого материала. Тут Тине пришлось прислушиваться к разговорам профессионалов. Для нее все отснятые эпизоды были абсолютно одинаковыми, а они все находили какие-то отличия. — Здесь вот этот удар был неправдоподобный, тут Стефания долго держит глаза закрытыми, и мне не нравится излишек грима, оставляем рабочую версию второго эпизода и восьмого эпизода, все согласны? — Я бы оставил второй и шестой, очень удачно был отснят всеми камерами, — подал голос Илья. — Твое слово для меня закон, к этим двум отобранным мною добавим и шестой, — согласился Сергей Сергеевич. Тина только моргала глазами, режиссер покосился на ее сосредоточенный профиль. — А к вам, милочка, у меня претензий нет ни в одном кадре. И бицепс Германа в разорванной тобой рубашке выглядит очень сексуально, и Стефания более или менее походила на монахиню. Для дебюта очень даже ничего. — Спасибо, — смутилась Тина. — А я в нее сразу поверил! — похлопал ее по плечу Герман. Режиссер задумчиво перевел взгляд на него. — А ведь что характерно… — Что? — спросили все присутствующие хором. — Люся-то так и не нашлась, — ответил Сергей Сергеевич, и в воздухе повисло тягостное молчание, так как добавить к этому было нечего. Глава 16 Молоденькая медсестра в монашеской одежде проводила Катю по светлой мраморной лестнице на второй этаж и ввела в комнату с белой дверью под цифрой «два». — Располагайтесь, — с улыбкой сказала она, сложив руки на груди, на ломаном русском языке. Катя уже успела увидеть в коридоре и других монахинь ордена Святого Франциска. Все они были одеты в белые одежды до пола с большим капюшоном на лицо и подпоясанные веревкой с тремя завязанными узлами. Комната Кати была очень милой, светлой и совсем не походила на больничную палату. Воздушная занавеска слегка колыхалась от легкого ветерка, дующего из открытой двери на лоджию, которая была словно продолжением комнаты, там стоял шезлонг и столик. Катя посмотрела на черепичные крыши домов на склонах гор и почувствовала себя очень умиротворенной и спокойной. Так как вещей у нее с собой было очень мало, она быстро разложила их в платяном шкафу из светлого дерева и, приняв душ с дороги, облачилась в розовый махровый халат. Сразу же, словно за ней наблюдали, за Катей пришла все та же монахиня и пригласила следовать за ней. Катя пошла совершенно спокойно, догадываясь, что на обследование и сдачу анализов. После аккуратного забора крови из пальца и из вены Катю проводили в просторную и светлую операционную, где ее встретил Франческо Боцоли в синем костюме хирурга. — Как себя чувствуете? — спросил он, улыбаясь добрыми глазами. — Как разместились? — Все очень хорошо, благодарю вас. — Кровь взяли? — спросил итальянец. — Да, только что, — подтвердила Катя. — Отлично, это очень нужный для меня анализ на совместимость. — Франческо постучал по поверхности операционного стола, — ложитесь, пожалуйста, я осмотрю вашу ножку. Франческо ощупывал каждый миллиметр ее ноги, задерживаясь на всех впадинах, бугорках и неровностях. Иногда он сверял свои ощущения с рентгеновскими снимками, качал головой и щелкал языком. Катя молча наблюдала за ним и с интересом думала, почему ее лучшая подруга нарисовала его портрет? — Извините, Франческо, — решилась она ради Тины. — Да, слушаю? — А у вас большая семья? Жена? Дети? — У меня? Жены и детей, Катя, у меня не может быть, я давно принял монашество. Глаза Кати расширились от удивления. — Вот как? Надо же! Я не знала… И тут Франческо поведал ей историю ордена святого Франциска и все обеты, которые дают монахи и монахини при постриге. Катя слушала открыв рот, в душе переживая за Кристину.