– Как ты вообще представлял наши с тобой отношения? Окажись я настоящей Элис Бергман из Нью-Йорка и если б я действительно решила к тебе приехать, как ты собирался мне объяснять, кто ты такой на самом деле? – Я думал об этом… Честно… И, знаешь, там на острове мне было противно понимать, что я лгал тебе. Но все равно я не рассказал бы правду. А вот при нашей следующей встрече, если бы ты приехала, я планировал сразу же тебе во всем признаться и попросить прощения за вынужденный обман. – Не знаю, какая девушка поверила бы в такую дурацкую историю… Потом мы зашли в лифт с еще несколькими людьми, и она нажала кнопку последнего этажа торгового центра. Я представления не имел, что она задумала. Но тот факт, что несколько минут назад она не спустила курок, сделал меня самым счастливым человеком на свете. Дальше я был готов на все, что угодно, ведь мы стояли рядом, прижавшись друг к другу, словно влюбленная парочка, и она держала меня под руку. На одном из средних этажей все пассажиры покинули кабину лифта, и мы с ней остались одни. До самого верха оставалось этажа три. Двери снова закрылись после очередной остановки, и мы продолжили подниматься. Вдруг Элис медленно высвободила свою руку, повернулась ко мне лицом, привстала на цыпочки и обеими руками обвила мою шею. Мне вспомнилась наша первая ночь. Я машинально положил свои ладони на ее хрупкую талию, прижал еще плотнее к себе и наклонил голову. Мы поцеловались. Без страсти. Медленно. Осторожно и ласково. Словно боясь сделать друг другу больно. Наверное, потому что уже достаточно причинили друг другу этой самой боли. И это ни с чем нельзя было сравнить. Этот поцелуй был в тысячу раз ярче и желаннее, чем те, что мы дарили друг другу на острове. Сейчас, когда я снова ее обрел – мою Элис. А потом я услышал сигнал остановки – короткое «дзинь» перед тем, как откроются двери, и получил сильнейший удар в пах, от которого потемнело в глазах. Адская боль тугим комком сжалась внизу живота, парализовав дыхание. Я разжал руки, выпустив Элис, и, согнувшись пополам, привалился плечом к стенке кабины. Мучительно простонав на выдохе, сполз по стенке и упал на колени. Люди, столпившиеся у дверей снаружи, в один голос ахнули от увиденной картины. А Элис нажала первую попавшуюся кнопку одного из нижних этажей и выскользнула наружу. – Извините! – быстро бросила она в толпу. – Этот негодяй стал распускать руки! Двери снова закрылись. Лифт стал опускать меня вниз. Я хватал ртом воздух, стонал, превозмогая боль, и, стоя на коленях, как умалишенный, не глядя, тыкал наперебой все кнопки. Внутри меня клокотали обида и злость, отчаяние и разочарование. Я был брошен. Жестоко предан тогда, когда, казалось, что находился на вершине счастья. Но как же я ошибался. Ведь теперь я действительно остался совсем один. И никого рядом, кому я мог бы верить. Лифт, наконец, остановился. Снова «дзинь» и в открывшиеся двери уже собрались войти несколько человек с пакетами и сумками, но я не дал им этого сделать. – Пошли вон! Все! – истошно прокричал я, не контролируя себя. Стоял на полусогнутых, сведя колени и упираясь рукой в стенку кабины лифта. – Вон отсюда! Ткнул кнопку последнего этажа и опять вернулся наверх. Под изумленные взгляды очередных покупателей за дверью, я, все еще скрюченный вдвое, выскочил из лифта и стал озираться по сторонам. Но, разумеется, ее здесь уже не было. Стала бы она ждать? Зачем? Я добрел до ближайшей скамейки между декоративными пальмами и присел, чтобы перевести дух. Боль постепенно отступала, но все еще прокатывалась по всему телу пульсирующими волнами. Хотелось кричать. Биться в истерике, кататься, как в припадке, по полу. Но умом я понимал, что это бесполезно. Больше я не увижу ее никогда. Мою Элис. Девушку, навсегда изменившую мою жизнь. Во второй раз я ее потерял. Так же внезапно, как встретил. И на этот раз навсегда. Сомнений не было. Это точно. Спустя несколько минут, я снова спустился на нижний уровень подземной парковки. Добрел до сектора, где мы бросили машину, и долго стоял, глядя на пустое парковочное место за колонной у дальней стены. Машины на месте не оказалось. Неужели, Элис уехала на ней? Зачем? Ведь это было опасно. После сегодняшней погони, стрельбы и учиненной аварии на дорожной развязке в районе шлюзов, это был очень опрометчивый поступок. Машину могли искать… Но тут я заметил одну вещь, на которую сразу не обратил внимания. В самом углу под стеной на полу валялись две металлические планки – номерные знаки. Ну, хоть так, подумал я. Может, и не попадется в руки полиции или, не дай Бог, кому похуже. Решив, что пусть валяются, я не стал их трогать. Развернулся и побрел прочь. Вышел на улицу и долго бессмысленно бродил среди толп прохожих. Если бы я смог сконцентрироваться, подумать, как следует, и сразу спустился в гараж, увидел бы я ее еще раз? И чем бы закончилась эта встреча? Оставила бы она меня в живых? И зачем мне это в принципе было нужно – увидеть ее снова? Что, она предложила бы убежать с ней? Куда? И нахрен бы я ей вообще сдался? Кто я такой? Кто я для нее? Очередной облапошенный придурок, развесивший уши и размякший от ее ласкового поцелуя? А ну и пусть. Ну и ладно. Главное, что она не выстрелила мне в спину, как должна была. Значит, есть в ней что-то настоящее, живое, что отличает человека от бездушной машины – робота, выполняющего свои функции. Пусть, даже не любовь – ишь, чего захотел – так хоть сочувствие или сострадание. Уже хорошо. И этого достаточно. Но только не жалость… очень не хотелось думать о себе, как о жалком… А она… Пусть сбежала, пусть бросила, пусть… Лишь бы живая и невредимая. Лишь бы не попалась… и чтоб свои тоже не тронули. А остальное – ерунда. Когда ноги устали носить меня по городу, я пристроился на скамейке в парке Хумлегорден, недалеко от Королевской библиотеки. Просто сел и сидел, закрыв глаза. Голова, наверное, должна была кипеть от разных мыслей, но я не думал ни о чем. Просто звенящая черная пустота. Полное отрешение. Если открывал глаза, то в мыслях было исключительно то, за что зацепился взгляд или улавливал слух: трава, деревья, шелест листьев, люди, пробежала собака, велосипедист, еще один, шум машин, дождь поднимает с земли фонтанчики брызг. Я промок – плевать. Снова встал и пошел. Спустился в метро. Сделал пересадку. Вернулся в Сёдермальм. А куда еще идти? Какая разница? Я просто устал. Так пусть все это поскорее закончится. Знакомые улицы. Под ногами брусчатка. Эрик Хансен идет домой. А куда еще ему идти? Бастугатан 31. Я на месте. Вот стеклянные двери подъезда, из которых несколько часов назад я вышел под дулом пистолета в руках Элис. Я готов был еще раз пережить тот момент. Остановился. Рядом хлопнула дверца автомобиля. Я обернулся и увидел длинноволосого мужчину в плаще. Его правая рука была подвязана, на скуластом лице ссадины, глаза светились нескрываемой злобой. Это был Феликс. Я безразлично улыбнулся ему и, подняв руки, пожал плечами. Он презрительно скривил губы и, не сказав ни слова, указал здоровой рукой на стеклянную дверь. Значит, меня внутри уже ждали. Отлично. Я вошел внутрь и поднялся по ступеням на второй этаж. Посмотрел наверх, на площадку одним лестничным пролетом выше, и увидел там второго агента, который стоял и сурово смотрел на меня сверху вниз, скрестив на груди руки. Тоже живой и здоровый, не считая заклеенного пластырем сломанного носа – результат сегодняшней аварии. – Заходи! – коротко сказал он. Дверь оказалась не заперта. В прихожей было темно, но на кухне и в гостиной горел свет. В одном из кресел, что стояли по обе стороны от журнального столика, сидел Юрий Валентинович. В своем неизменном шерстяном костюме и очках в роговой оправе. Увидев меня, он встал и пригладил ладонями свои редкие волосенки. – Ну, проходи, Володя! – голос его прозвучал жестко, сквозь зубы. – Расскажи мне, как ты до этого докатился! Я шагнул ему навстречу и остановился в дверях. – Вернулся, значит? – Вернулся… – А чего вернулся? Что не ушел со своей девкой, а? – У нас с ней разные дороги… – А-а-а, поня-я-ятно… – ехидно ухмыльнулся он, растягивая нараспев слова. – Не взяла-а-а с собо-о-ой? Ай-я-яй-я-яй! – Вы взрослый мужчина. Не юродствуйте. Вам это не идет. – Скажи мне, сука, какого хрена здесь произошло?! – вдруг резко побагровев, проорал он мне в лицо. – Ты что, совсем охренел!!! Рассказал ей все!!! Сдал с потрохами моего человека!!! Совсем мозги набекрень съехали?!!! – Вы сказали, что в квартире нет прослушки, – ровным голосом ответил ему я, сам поражаясь своему спокойствию. – Обманули? – Надо было еще и камер налепить в каждый угол, если б знал, с каким идиотом пришлось связаться! Тряпка! Тупица! Баран!!! – Во-во! Он самый – баран! Вам же именно баран был нужен, да? – Ты мне, щенок, не дерзи!!! Знаешь, что с такими делают? – Что? – Да я тебя!!! – Юрий Валентинович в гневе замахнулся на меня кулаком, но я не шелохнулся. Не увидев никакой реакции с моей стороны, он медленно опустил руку. Одернул полы пиджака, вернулся на середину комнаты и принялся расхаживать по ней из стороны в сторону, как тигр в клетке. – Ты мне скажи, Володя, одну вещь! Вернувшись с островов, ты утверждал, что карты с нашей информацией у тебя нет. Убеждал, что не видел ее, и понятия не имеешь, где она находится. Говорил, что, возможно, она осталась где-то там… Ладно! Хрен с ним, пусть так! Но этой бабе ты вдруг сказал, что отдал ее нам. А? Юрий Валентинович остановился и вопросительно посмотрел на меня. Потом, сунул руки в карманы брюк и снова принялся ходить по комнате. – Ладно. Нам сказал одно, ей – другое. Себя спасал – молодец, выкрутился. Вопрос не в этом, Володя! Твоя девка пришла за ней сюда! В эту квартиру! К тебе! А теперь, внимание, вопрос! ГДЕ ЭТА СРАНАЯ КАРТА ПАМЯТИ?! Чеканя каждое слово, он схватил со второго кресла мою бейсболку с разодранным кармашком и помахал ей перед моим лицом. Потом смял ее в кулаке и швырнул на пол. – ГДЕ, я спрашиваю?! А я только сейчас обратил внимание на то, что квартира была перевернута вверх дном. Самый настоящий бардак. Сваленные с полок книги, открытые дверцы, выдвинутые полки шкафчиков и тумб. Ничего не ответив, я развернулся в дверях гостиной и прошел в кухню, где тоже царил самый настоящий хаос. Остановился и посмотрел на тот самый выдвинутый ящик. Он был пуст. Форма для столовых приборов лежала на столе. Ножи, вилки и ложки валялись на полу. – Куда это ты направился? – раздраженно спросил из-за спины голос Юрия Валентиновича. Я, по-прежнему молча, подошел к кофе-машине, устало посмотрел на нее и выдвинул контейнер для отработанных капсул. – Ах, да, конечно! – всплеснул руками Юрий Валентинович, разнообразив раздраженность в голосе сарказмом. – Самое время для чашечки кофе! Не обращая на его слова внимания, я запустил пальцы в контейнер, порылся там и извлек маленький прямоугольный предмет, который еще утром перед выходом из дома под влиянием мимолетно пришедшей в голову идеи зачем-то перепрятал. Повернулся лицом к старому разведчику и, держа микрокарту памяти зажатой между большим и указательным пальцами, показал ему. – Вот она… Довольны? Юрий Валентинович даже отшатнулся от неожиданности. Мне показалось, что его глаза прилипли изнутри к линзам очков. Он медленно выдохнул из легких воздух, нашарил рукой спинку стула, подвинул его ближе, сел и, сняв очки, свободной рукой потер воспаленные глаза. – Ну, что ж ты сразу ее не отдал, дурачок? Насколько проще все было бы… И не пришлось бы больше изображать Эрика Хансена… – А мне понравилось! – А? – Юрий Валентинович удивленно уставился на меня. – Что? Но я снова промолчал в ответ. Обвел взглядом кухню, потом взял разделочную доску и положил перед ним на стол. Небрежно бросил на нее карту и отошел к раковине. Оглянулся и увидел, как Юрий Валентинович, снова нацепив очки, вожделенно разглядывает маленький прямоугольный кусочек пластмассы. Он не видел, как я снял с крючка шипастый кухонный молоток для приготовления отбивных, подошел ближе и замахнулся. – ВОТ – ТО – ЧТО ВЫ – ИСКАЛИ!!! – проорал во весь голос я и четыре раза со всего маху обрушил молоток на доску так, что в стороны полетели щепки и еще более мелкие частицы пластмассы. А потом швырнул молоток в стену. Юрий Валентинович ошарашено смотрел на меня снизу вверх и беспомощно открывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Потом вдруг вскочил на ноги и тоже, задыхаясь от гнева, заорал: – Ты! Ты… Ты, что?!!! Ты совсем ополоумел, идиот!!! Ты что творишь, мать твою!!! Да это же… Это!!! Да, за это!!! – Убьете меня?! – Убью, падла! – Убивайте!