– И никому неизвестно, где они могут быть… – Это очень плохо? – спросил я дрогнувшим голосом. – Если их действительно никто и никогда не найдет, то нет. А если вдруг они снова попадут в чужие руки, то это уже проблема. В первую очередь для твоего отца! Потому что здесь ему уже никто и ничем помочь не сможет… Надо же такому случиться – все из-за того, видимо, что эти чертовы «Торговцы» решили нас кинуть и погнались за большей прибылью. Ни себе, ни людям… А ты, Володя, не переживай. Все у тебя получилось! И то, что на девку эту клюнул – ерунда! Дело молодое… Не просто так ведь они ее прислали туда. Специально для этого. С мужиком попробуй договорись – хрена с два! А она что? Охмурит, заморочит голову, заставит наделать ошибок, и вот ты уже сам себе не хозяин. Неопытный ты еще просто. А знал бы, сколько матерых агентов на девках погорело, гордился бы собой! – Спасибо… Только что-то не вижу я пока повода для гордости. – Это ты Володя сейчас от усталости себя так ведешь! Я говорил, бывает. Выспишься, отдохнешь и будешь дальше жить, радоваться солнышку. Но радоваться мне не хотелось вовсе. – Можно вопрос? – Задавай. – Как долго еще мне быть Эриком Хансеном? Юрий Валентинович чуть вскинул брови, опустив при этом уголки губ вниз. Снял очки и не спеша протер линзы об рукав своего шерстяного пиджака. Потом снова нацепил их на нос и только тогда ответил: – Недолго. Четыре дня. Вот закончится твой, точнее, его отпуск, и мы вас снова поменяем. Хорошо? – Почему не сразу? – А если твоя подруга сдала тебя своим? Ты ведь, наверняка, называл ей этот адрес. Так? – Юрий Валентинович лукаво подмигнул мне, и я утвердительно кивнул в ответ. – Что если они будут думать, будто она подбросила тебе карту, и станут следить? Будут наблюдать за домом… Кого они увидят, если мы сейчас вернем настоящего Эрика Хансена? ТЕБЯ они должны увидеть здесь. Вот поэтому тебе надо еще какое-то время поиграть в эту несложную игру. Понимаешь? – Понимаю. И что я должен делать? Сидеть целыми днями дома, ждать звонка в дверь? – Жить! Просто жить. Никто не заставляет тебя сидеть взаперти. Наоборот! Ты в отпуске – пройдись по магазинам, сходи в кино, в кафе, просто погуляй в парке… У тебя для этого под попой машина есть. Так что, если куда соберешься, лучше езжай на ней, чем на общественном транспорте. И город не покидай. А парочка моих ребят за тобой приглядит. Для твоей же безопасности… – Я под наблюдением? – Мы следим за домом. Незаметно. В подъезде на площадке перед дверью есть скрытая камера. Мы видим всех, кто сюда приходит. Но, не переживай, здесь, внутри, мы не ставили ни камер, ни микрофонов. Все-таки Эрик Хансен всю свою взрослую жизнь здесь провел и будет дальше жить. Не извращенцы же мы, чтобы подглядывать и подслушивать за одиноким мужиком! И не реалити-шоу снимаем… – Ну, вы точно на извращенца не похожи… Разве что на старого… – с трудом выдавил я из себя некое подобие шутки. – Даже для старого извращенца возраст уже не тот, чтобы забавляться подобным образом, – с улыбкой ответил Юрий Валентинович и тут же серьезно спросил, будто идея пришла ему в голову только что. – А не могла эта девка подсунуть тебе карту памяти незаметно? Ты же еще не разбирал свой чемодан… Меня словно шилом в бок ткнули. По телу пробежала неприятная дрожь, и я даже подумал было признаться, но взял себя в руки. – С того момента, когда мы с ней виделись в последний раз, их кто только не обшарил. Каждый кармашек, каждый шов прощупали. Безрезультатно! Я все пересмотрел дважды еще на острове. Нет ничего… – А сам чемодан? – И чемодан тоже… – Вот же дерьмо собачье! – за все время нашего с ним знакомства, я впервые услышал, как старик повысил голос. – Что? – Да все это! Столько сил, столько времени, чтобы помочь твоему отцу, и все псу под хвост. Надо ж так… – Ну, ладно вам. Сами же сказали, что если документы утеряны безвозвратно, то, в принципе, ничего страшного. – Хорошо, если так, Володя. Но мой опыт и сложившаяся в нашем деле практика показывают, что счастливая случайность – вещь крайне редкая. Но, как бы там ни было, мы сделали все, что могли. А теперь просто выждем четыре дня и, как говорится, «game over» – игра окончена. Потерпишь? Стараясь не встречаться с моим собеседником взглядом, я неуверенно закивал головой. – Вот и славно! – Ну, не знаю… Мне кажется, я очень сильно вас подвел тем, что шведскому консульству в Мале пришлось делать официальный запрос для подтверждения личности Эрика Хансена. Мне ведь предписано в ближайшие дни по возвращении явиться в полицию, чтобы уладить какие-то вопросы… Что за вопросы? Как мне на них отвечать? – Да, ты прав, Володя. Это не очень хорошо. Но, как видишь, то, что мы небольшой хакерской атакой на серверы кое-каких государственных ведомств в целях предосторожности незаметно заменили его данные твоими, спасло нашу маленькую операцию. Плохо, конечно, что мы раскрыли нашего агента перед его ничего не подозревавшими коллегами. Но это небольшой ущерб для нашего общего дела. Вскоре мы так же вернем все на свои места. А данные, полученные Лассе Улофссоном в консульстве в Мале, мы тоже уничтожим. И никто никогда не узнает, что ты на эти две недели становился Эриком Хансеном. И уже Эрик Хансен пойдет в полицию, чтобы уладить все возникшие формальности. Он все уладит, не волнуйся. Все будет хорошо! После этого Юрий Валентинович пожал мне на прощание руку и ушел, так не притронувшись к приготовленному в столь нелюбимой им кофе-машине напитку. Мне он сказал не провожать его, поэтому, когда в прихожей за ним захлопнулась входная дверь, я шумно выдохнул и, расслабившись, откинулся на спинку кресла. Сидел и думал, правильно ли я поступил? И зачем вообще я это сделал? Почему не отдал ему карту памяти? Зачем солгал? Однозначного ответа на эти вопросы я найти не мог. Успокаивала только одна мысль, что отцу действительно ничего не грозит. Значит, я свою миссию выполнил. В принципе, теперь можно было уничтожить проклятую карточку и навсегда забыть о ней. И только мысль о том, что коллегам моей ненаглядной Элис Бергман могла быть известна правда, и они действительно могли сюда явиться за этим куском пластмассы, щекотала мне нервы. Встав с кресла, я вышел в прихожую, проверил, надежно ли заперта входная дверь, и зашел в кухню. Плотно задвинул шторы, снова выдвинул тот самый ящик, вынул из него форму со столовыми приборами и долго стоял, глядя на крохотный прямоугольный предмет, ставший причиной моих душевных терзаний. 28 Я даже представить себе не мог, чего можно ожидать от последних четырех дней, которые мне предстояло провести, по-прежнему оставаясь Эриком Хансеном. Чем себя занимать? Ведь даже при моей относительной замкнутости, нелюбви к чересчур шумным компаниям, тусовкам и активному отдыху, я все равно мог сходить на вечеринку с коллегами, встретиться и посидеть где-нибудь в баре и поговорить с кем-то из своих немногочисленных друзей, погулять в парке, сходить в кино, покататься на велосипеде или, просто взяв на прокат машину, уехать на выходные на природу, в какой-нибудь кемпинг. Интересы же Эрика Хансена сводились к его работе, чтению литературы, которую я считал безвкусной, нечастому посещению стрелкового тира и таким же редким походам в горы. При этом собственного огнестрельного оружия он не имел, чтобы лишний раз не светиться в государственных базах данных и картотеках, а также не был записан ни в один из туристических клубов. И ладно еще на острове, где меня никто не знал, можно было просто жить, называясь другим именем, но в условиях большого города, я, хоть убей, не знал, как мне вписать себя в рамки интересов этого человека. Читать примитивную беллетристику я желания не имел, посещать тир мне не рекомендовалось, так как там меня могли узнать, точнее, не узнать в лицо, а отправиться куда-нибудь в горы с палаткой, спальным мешком и кучей других походных принадлежностей – было бы слишком для меня. Тем более что согласно последним указаниям Юрия Валентиновича мне нельзя было надолго покидать квартиру и уж тем более город. Так потянулись последние дни отпуска Эрика Хансена. В день своего возвращения я больше не выходил на улицу. Дома не было еды, но даже голод не заставил бы меня покинуть эту ненавистную квартирку. Усталость и страх держали меня в этих стенах. Я, наконец, разобрал вещи, поставил стирку, погрыз найденных в одном из кухонных шкафчиков хрустящих хлебцев, принял душ, потом бессмысленно поглазел в телик, переключая один за другим каналы, и лег спать. Но все равно долго не мог уснуть. Всматривался в темноту и вслушивался в каждый шорох или звук шагов на лестничной клетке. Ждал, когда же какой-нибудь незваный гость начнет ковыряться в дверном замке. Даже не поленился встать и включить свет в прихожей. Снова лег и лежал. Лежал и думал, вспоминал остров и особенно Элис. Пытался восстановить в памяти ее лицо, улыбку, голос, но то, что старик Фрейд называл «бессознательным», упорно гнало прочь зрительный образ, заменяя его абсолютно другими ощущениями. Я закрывал глаза и мне мерещился тонкий аромат ее духов, свежий и невесомый. И, казалось, я кожей, которая словно хранила в каждой своей клеточке память о прикосновениях, чувствовал тепло и даже жар ее тела, когда она прижималась ко мне, будто замерзла. Обманщица – ну и пусть. Я многое отдал бы за повторение одного из тех мгновений. А потом наступило утро. Яркое, солнечное и теплое. Я встал, принял душ, выпил кофе, снова заглянул в ящик со столовыми приборами, чтобы убедиться, что спрятанная там вчера карта памяти по-прежнему на месте, оделся и сходил в ближайший магазин, чтобы закупить продуктов на ближайшие дни. На улице я старался вести себя непринужденно, но все равно не мог избавиться от ощущения, что нахожусь под незримым наблюдением. К тому же мне пришла в голову очень испугавшая меня мысль. Эрика Хансена проверяли и немцы и британцы, значит, явиться по ставшему на время моим адресу в равной степени могли, далеко не одни представители «Торговцев», но и обеих разведок, потерявших на острове своих людей. Наверное, поэтому, возвращаясь обратно домой с пакетами, я практически бежал, словно ужаленный в одно место, и первым делом снова проверил сохранность своего клада. Разгрузил пакеты в холодильник и на скорую руку приготовил завтрак – пару сосисок и омлет с зеленью и сыром. Выпил еще кофе. Включил радио, чтобы не сидеть в гнетущей тишине, бессмысленно потоптался перед окном в гостиной, разглядывая улицу, посмотрел по телевизору новости, а потом выключил все, сгреб из вазочки в прихожей ключи от машины и снова покинул дом. Эрику Хансену принадлежала пятидверная «Вольво» хэтчбэк темно-синего цвета. Возможно, это было единственное, в чем совпадали наши с ним вкусы. Машина стояла припаркованная чуть выше по улице. Я прыгнул за руль, быстро настроил под себя сиденье и руль, завел двигатель и тронулся с места. Без какой-либо конкретной цели объехал весь Сёдермальм, а потом съездил в кино и посмотрел какую-то абсолютно идиотскую голливудскую комедию, которые принято считать фаст-фудом для зрителей, не отличающихся особым кинематографическим вкусом. Чтобы убить еще немного времени, по пути домой я заглянул в торговый центр и прошелся по магазинам, где не удержался и купил довольно дорогой по меркам наших с Эриком Хансеном зарплат замшевый пиджак. В достойном одиночестве пообедал в кафе, но прежде, чем возвращаться к машине, прогулялся пешком вокруг пары кварталов, чтобы растрясти съеденное. Затем заехал на заправку и вернулся домой уже в шестом часу вечера. Остаток дня я провел в четырех стенах, по-прежнему предаваясь унынию, навеянному обстановкой и созерцанием так и лежавшей на журнальном столике бейсболки с открытым кармашком над козырьком. Мысли, как и вчера, были заняты воспоминаниями о днях, проведенных на острове посреди Индийского океана, и об Элис, а также тяжкими думами о том, что буду делать, если кто-то все-таки решит ко мне наведаться и забрать карту памяти с секретной информацией. Спать я лег рано, потому что не знал, чем можно себя занять. Но перед сном еще раз заглянул в ящик на кухне. Не знаю, зачем. Просто так. И вдруг подумал, а не свихнулся ли я, как Горлум из «Властелина колец», которому уже ничего в жизни не надо было, кроме его «прелести» – маленького золотого колечка. Вот и эта микроскопическая карта стала для меня чем-то подобным. Мое сокровище. Насколько долго я собирался хранить ее после того, как все закончится, я не знал. Как не знал, почему оставил ее у себя, а не отдал Юрию Валентиновичу, как следовало сделать. Ответ на этот вопрос пришел из глубин подсознания, когда я уже был в постели и постепенно проваливался в сон. Эта вещь – единственное, что у меня осталось на память об Элис. Тонкая связующая нить, благодаря которой, еще совсем недавнее прошлое, с каждой секундой неумолимо стремящееся стать далеким, по-прежнему было со мной. И снова утро. Душ. Кофе. Традиционная проверка тайника. Завтрак. За окном на этот раз моросил дождь. От скуки я даже взялся за какую-то книжонку, но меня хватило минут на сорок. Потом я вернул ее на полку и включил телевизор. По одному из кабельных каналов показывали какой-то старый боевик, причем фильм только начался, так что я посмотрел его целиком, со скептической ухмылкой наблюдая за тем, как главный герой – мастер восточных единоборств – налево и направо крошит полчища своих врагов. Потом, когда фильм закончился, я снова подошел к окну. Дождь прекратился, небо прояснилось, и это позволило скрасить еще один день небольшой вылазкой в город. Я натянул джинсы, рубашку, купленный вчера пиджак и обул свои любимые легкие замшевые полуботинки, оценил себя в зеркале, задумался на мгновение, еще раз сходил на кухню и только потом вышел. Ключи от машины оставил в вазочке в прихожей. Я решил, что сегодня можно будет пропустить стаканчик-другой пива или чего покрепче. Конечно, Юрий Валентинович настоятельно рекомендовал мне не пользоваться общественным транспортом, если я соберусь куда-то далеко, но еще утром я проснулся с непреодолимым желанием сделать что-нибудь назло кому-то. С этой мыслью я направился прямиком к метро. На подземной платформе и в вагоне поезда лез в самую гущу народа. А вышел на станции Гамла-Стан. По извилистым брусчатым улочкам среди домов, первые этажи которых сплошь были напичканы барами, ресторанами, крохотными закусочными и магазинчиками я побрел вглубь района, теснившегося на острове Стадхольмен, соединенном с другими районами Стокгольма множеством мостов. Долго гулял по узким городским улицам, просто дыша воздухом, а потом не спеша обошел величественно монументальный и строгий в своей симметрии прямоугольный комплекс Королевского дворца. И только когда после почти двухчасовой прогулки почувствовал, как начинают гудеть ноги, я повернул обратно и снова побрел через весь остров к той же станции метро, на которой вышел. Вот только погода вдруг резко испортилась, и стал накрапывать дождь. Сначала он просто моросил, оставляя на плечах замшевого пиджака мелкие бисеринки капель, потом припустил сильнее и вскоре вообще полил, как из ведра. Понимая, что если не спрячусь, то промокну до нитки, я приютился в неглубокой арке парадного входа одного из домов, в которую передо мной юркнула молодая парочка – одетый в мешковатое тряпье татуированный парнишка с неряшливой растительностью на лице, покрытом металлическими бусинами и колечками пирсинга, и довольно милая девушка в облегающем шерстяном платьице, но со смело выстриженными висками и тоннелями в ушах. Места вполне хватало для всех троих, так что при желании поместился бы кто-нибудь еще, но они начали целоваться, а мне вдруг стало как-то не по себе. Неловко – одним словом. И даже несмотря на то, что им было глубоко плевать на мое присутствие, я снова выбежал под дождь, чтобы не мешать. А скорее всего, я надеялся, что внезапно нахлынувшие воспоминания об Элис с ее осторожными и даже робкими поцелуями в темноте наших с ней нескольких тропических ночей испугаются дождя и останутся там – под аркой, вместе с этой парочкой. Но я ошибся. Они не отставали ни на шаг и мокли вместе со мной. Я пробежал всего несколько метров и быстро юркнул в чуть приоткрытую дверь одного из ресторанчиков с аккуратной деревянной мебелью, застеленными светлыми скатертями столиками и снующими между ними официантами в белых передниках. Отличное место, чтобы переждать непогоду. Внутри играла жизнерадостная музыка, народу было много, так что присесть можно было только за барной стойкой у дальней стены. Я стал пробираться к ней, но вдруг остановился. За одним из столиков сидела компания из пяти человек, двоих из которых я знал. Это была недавно поженившаяся парочка – Ивор и Аника. Мои знакомые, работавшие в небольшом местном журнале, для которого я несколько раз выполнял заказы по переводам. И попадаться им на глаза мне было нельзя, по крайней мере, сегодня и завтра. А если за мной следят? Если не только приставленные ко мне люди Юрия Валентиновича? Не хватало еще, чтобы кто-то вдруг окликнул меня моим настоящим именем, а не Эриком Хансеном. Я остановился, вынул из кармана телефон, сделал вид, что уставился в экран, развернулся на месте и быстро пошел к выходу. На этом празднике жизни мне оставаться было нельзя. На улице за эти несколько мгновений ничего не изменилось. По лужам быстро шлепали редкие прохожие, укутавшиеся в полупрозрачные разноцветные дождевики из полиэтилена. Кто-то семенил, спрятавшись в одиночку или по двое под куполом зонта, а я пожалел, что не поехал на машине. Пробежал по мокрой и скользкой брусчатке еще пару десятков метров, свернул за угол и скользнул в очередную открытую дверь под вывеской с изображением пивной бутылки. Это был классический бар, для любителей пива. Полумрак, громкая рок-музыка, темная деревянная мебель, сиденья стульев, обтянутые потертым бурого цвета кожзамом, на стенах постеры с изображениями известных и не очень рок-коллективов. Тоже довольно людно и шумно. За баром двое тощих парней в черном с татуированными до локтей руками, по очереди протирали вымытые бокалы и наполняли новые. За кассовым аппаратом стояла девушка с ярко-розовым ирокезом на голове и серьгой в носу. То, что надо – никто из моих знакомых не забрел бы сюда в здравом уме. Я заказал себе бокал светлого пива и занял свободное место за маленьким высоким столиком в самом дальнем и темном углу.