– Да, мистер Хансен, все в порядке. – И я могу уехать? – Да. Это вторая причина, по которой я здесь. Хочу лично убедиться, что вы убрались отсюда, и больше не будет раздражать меня своим присутствием. Мы еще раз пожали руки, лицемерно улыбнувшись друг другу, и я взошел на борт катера, где встретил Саида – того самого, который ровно неделю назад доставил меня на этот остров. Он поздоровался, но, потупив взгляд, поспешил на берег, чтобы встретить остальных пассажиров, которые уже направлялись к катеру. По дороге в аэропорт я ни с кем не говорил, равно как и в самом аэропорту, не считая ответов на стандартные вопросы сотрудников таможенного и паспортного контроля. Эти два часа до вылета прошли для меня в состоянии крайнего напряжения, потому что я до самого последнего момента ждал, когда же меня кто-нибудь окликнет, схватит за руку и выдернет из очереди на посадку, чтобы предъявить обвинение, если не в убийстве, так в соучастии. Что уж говорить? Совесть у меня на самом деле была не чиста. И, тем не менее, вскоре я уже сидел в удобном кресле огромного комфортабельного Аэробуса, который, спустя несколько часов, должен был доставить меня в Доху для пересадки на другой рейс до Стокгольма. Казалось бы, все уже позади, но почему-то именно сейчас моя нервная система дала сбой. То видимое внешнее спокойствие при абсолютном внутреннем бардаке, которое обычно всегда давалось мне с легкостью, словно улетучилось, обнажив нервы. Даже мой сосед по креслу стал с опаской поглядывать на то, как я нервно подрагивал и выламывал себе пальцы на руках. Не представляю даже, что он думал об этом, но, чтобы хоть как-то унять дрожь, я стянул с головы бейсболку и стал вертеть ее в руках. Непослушные пальцы теребили замок молнии на декоративном кармашке, которую я без конца то расстегивал, то застегивал, ожидая, когда самолет начнет разгон для того, чтобы взмыть в небеса. Так и дергал его влево – вправо, влево – вправо, туда-сюда, туда-сюда, пока под звук взревевших турбин вдруг не замер в оцепенении. Опустил взгляд на бейсболку, посмотрел на приоткрытый кармашек и, сам не понимая, зачем, сунул в него указательный палец. В груди у меня все похолодело, когда внутри я наткнулся на крохотный плоский прямоугольный предмет, который там по всему вряд ли должен был находиться. Почему-то дрожь сразу как рукой сняло. Я подцепил его ногтем, вынул наружу и выложил на ладонь, чтобы рассмотреть. Мое сердце замерло. Это была микрокарта памяти. Тупо уставившись на нее, я не верил своим глазам. Не хотел им верить, но ничего другого мне не оставалось. И я вынужден был признать тот факт, что, какими бы мерзавцами ни были Рон МакКонел и Виланд Киршнер, они оба оказались правы, когда говорили, что Элис просто-напросто меня использовала. Она действительно не была той, за кого себя выдавала. И звали ее, скорее всего, вовсе не Элис Бергман. И все ее россказни о себе, об отце с матерью, о работе и якобы променявшем ее на другую девушку молодом человеке и даже само наше случайное знакомство в баре – все это оказалось ложью, придуманной с одной лишь целью – заинтересовать меня. Вот почему такая девушка, как она, вдруг обратила на меня внимание. Вот почему, в первый же вечер нашего знакомства мы оказались в одной постели. А я, как последний дурак, попал в этот «капкан на барана». Зато мне сразу стало понятно, почему она так хотела, чтобы я подарил ей эту бейсболку, когда она соберется уезжать домой в Штаты. Черт возьми, когда я, как последний олух ушел от нее, починив чемодан и забыв эту самую бейсболку, она, наверное, проклинала меня последними словами за мою тупость и нерешительность. Но все-таки взяла инициативу в свои руки, пошла ва-банк, спрятала карту в этот кармашек над козырьком, и отправилась ко мне. Я даже вспомнил, как во время нашей морской прогулки эту бейсболку сорвало с моей головы ветром и едва не унесло в океан, но Элис поймала ее налету. Представляю, как она тогда переволновалась. А потом кто только не держал ее в своих руках. И лейтенант Шакур, и Арнольд Шнайдер, он же Виланд Киршнер, и сам МакКонел, но почему-то никто не додумался расстегнуть эту молнию и пошарить внутри пальцем. Просто удивительно, насколько все оказалось гениально и просто. Как удачно Элис Бергман спрятала эту штуковину, из-за которой спокойный курорт превратился в арену для состязания агентов разных спецслужб. Но я по-прежнему отказывался верить в то, что Элис была причастна к гибели того же Виктора Колосова. Даже если и попросила шотландца избавить ее от русского, вряд ли сама топила его под водой. Не могла эта хрупкая девушка быть такой же, как МакКонел, который целых семерых человек не пожалел ради убогого куска пластмассы, какую бы информацию он ни хранил. Причем семерых только в том случае, если гибель моей Элис тоже не была делом его рук. А так на его счету могло быть и восемь жертв, потому что я не верил в случайность ее утопления. От осознания того, скольких человеческих жизней стоила эта маленькая хреновина, мне стало не по себе. Я сунул ее обратно в карман, застегнул его и снова нацепил бейсболку на голову, опустив козырек на глаза. Скрестил руки на груди и сделал вид, что пытаюсь заснуть. На самом деле мне очень хотелось, чтобы все обошлось меньшей кровью. Но теперь уже ничего нельзя было изменить. Самолет еще громче заревел турбинами, тронулся с места и, уверенно набирая скорость, побежал по взлетной полосе. 24 Крупнейший международный аэропорт Швеции Арланда, расположенный в сорока двух километрах от Стокгольма, встретил меня пасмурным низким небом, опустившись с которого, наш самолет плавно коснулся шасси взлетно-посадочной полосы. Шел мелкий моросящий дождь и, пока авиалайнер рулил к месту стоянки, в покрытый бисером дождевых капель иллюминатор я разглядывал огромный по сравнению с тем, что видел на островах, комплекс зданий и сооружений аэропорта, состоящего из пяти терминалов. После остановки, когда наш лайнер пристыковался к рукаву, ведущему в недра терминала №5, я не стал торопиться и дождался, когда все пассажиры выйдут. Только потом я сам встал со своего места и нацепил на голову бейсболку, которую не выпускал из рук на протяжении всего полета и пересадки в Дохе. Находка, ставшая причиной всех кошмарных событий прошедшей недели, по-прежнему лежала в кармашке на молнии над козырьком. Неспеша я снял с полки для ручной клади свой полупустой чемодан и вынул из него легкую ветровку. Кивнул на прощание вежливо улыбающимся стюардессам и покинул салон самолета последним. Мое путешествие можно было считать почти оконченным. Оставалось только добраться домой. После влажной островной духоты и миниатюрности аэропорта Мале было очень непривычно шагать по длинным коридорам и просторным залам, отделанным современными материалами, пестрящим вывесками и указателями на шведском и английском языках. Все эти огромные сооружения из металла, стекла и бетона казались какими-то холодными и неприветливыми, если и вовсе не безразличными к множеству снующих во все стороны пассажиров. Даже большой аэропорт в Дохе во время пересадки почему-то не произвел на меня такого впечатления. Возможно, потому что я в тот момент был не выспавшимся и мысли были заняты тяжелыми воспоминаниями о последних днях, чересчур насыщенных событиями, от которых я чувствовал себя опустошенным, словно меня вывернули наизнанку. Слишком уж все это было не похоже на мою привычную жизнь. Не знаю, стоит ли говорить о том, какие я после всего пережитого испытывал чувства, подходя к стойке паспортного контроля, пристроившись в очередь для граждан Евросоюза. Это было ощущение непреодолимой тревоги, словно меня непременно должны арестовать и предъявить обвинение в шпионаже. Возможно, что-то подобное было бы самым логичным завершением приключений, так неожиданно свалившихся на мою голову. Именно с таким мыслями я протянул свой паспорт пограничнику, сидевшему перед монитором за стеклом своей кабинки. – Эрик Хансен… – я не понял утвердительно или с вопросительной интонацией он произнес мое имя, держа в руках паспорт и поглядывая то в него, то на меня. От неожиданности у меня по спине пробежал неприятный холодок. Кажется, в такие моменты говорят, что душа уходит в пятки. И это выражение как нельзя лучше подходило для описания моего состояния. Я почувствовал дрожь в коленях. Подумал, что даже готов дать деру. Только какой в этом смысл? И куда бежать? Меньше, чем через минуту меня скрутят по рукам и ногам на глазах у всех. Поэтому я собрал волю в кулак и еле выдавил из себя: – Да… это я… Я – Эрик Хансен… Он хмыкнул в ответ и, вскинув брови, как обычно делают, когда безрезультатно пытаются объяснить что-то непроходимому тупице, посмотрел на меня нетерпеливым взглядом. – Могу я попросить вас снять бейсболку? – А? – переспросил я, выставляя себя абсолютным идиотом. – Снимите, пожалуйста, ваш головной убор… Несколько секунд я смотрел на него из-под козырька надвинутой на глаза бейсболки, а потом нервно сглотнул подступивший к горлу ком и расплылся в придурковатой улыбке, поняв, что от меня требуется. – Ну, конечно же, простите… Сдернув ее с головы, я уже приготовился услышать, что меня попросят пройти с сотрудником пограничной службы в отдельную комнату для обыска и предварительного допроса, но пограничник в знак благодарности сдержано кивнул мне и принялся что-то печатать на своем компьютере. Потом отсканировал первую страницу паспорта, закрыл его и протянул мне. – Добро пожаловать домой! Робко забрав из его рук свой паспорт, я почти шепотом проговорил: – Спасибо… Но он уже не обращал на меня внимания и жестом подозвал к себе стоявшего за мной в очереди другого пассажира. Вот так съездил в отпуск. Сердце в груди колотилось, как бешенное, и готово было выскочить наружу, если бы только нашло малейшую лазейку. Не веря своему счастью, я поспешил удалиться, покатив за собой чемодан, который гулко отстукивал колесиками на стыках плитки ритм моих шагов. На ходу я надел ветровку, которую все это время держал в руках и снова нахлобучил на голову бейсболку. Потом спохватился, что после приземления до сих пор не включил телефон. Исправил эту оплошность, убедился в отсутствии пропущенных вызовов и снова убрал в карман. Идеальным способом добраться домой было, конечно же, взять такси, которое доставило бы меня прямо к двери. Но это был так же самый дорогой вид транспорта, а я не мог позволить себе разбрасываться деньгами. Так что на выбор у меня было два варианта: либо отправиться Шаттлом – специальным автобусом, курсирующим между аэропортом и центром города, либо сесть на «Арланда Экспресс» – скоростной поезд, который мог доставить меня до Центрального вокзала Стокгольма всего за каких-то двадцать минут. А там уже и на метро можно было доехать. В конце концов, с моим скромным багажом это не представлялось большой проблемой. Поэтому я остановил свой выбор на поезде и, сверившись с указателями, без труда отыскал подземную железнодорожную станцию, находящуюся между терминалами №4 и №5 под торговым центром «СкайСити». Но, даже расположившись в мягком кресле скоростного поезда, который серебристой стрелой с желтым наконечником невероятно быстро и бесшумно понес меня сквозь серую дождливую пелену, накрывшую пригород шведской столицы, я не мог отделаться от тягостного ощущения неопределенности. Что меня ждало там, дальше? Я даже с малой долей уверенности не мог ответить себе на этот вопрос. Одно было ясно – после всего, что я пережил, жизнь, в том ее привычном для меня ритме, уже никогда не будет прежней. И я не знал, что в большей степени этому способствовало. Возможно, череда смертей, произошедших на моих глазах и к которым я косвенно оказался причастен, совершенное мной убийство, раскаяния в котором я по-прежнему не чувствовал, или же неожиданная встреча и еще более неожиданное и нелепое расставание с самой необыкновенной девушкой из всех, кого я когда-либо встречал. Элис Бергман – несуществующая девушка, которая, по ее словам, никогда не бывала в Швеции, но со шведским именем и фамилией, доставшимися ей от отца, женившегося на американке. Кто вообще знает, так ли ее звали на самом деле? В голове до сих пор не укладывалось, что она была шпионкой словно из фильма про Джеймса Бонда, а эта неожиданно накрывшая нас с головой любовь на райском острове под шум прибоя и шелест пальмовых листьев была просто-напросто искусной ложью. Но, отрицать бессмысленно, я на эту ложь купился, ведь так хотелось, чтобы хоть раз в жизни произошло что-то подобное, пусть даже невероятное и мало похожее на правду. Наверное, оттого и было так паршиво на душе, что меня просто-напросто использовали, сыграв на примитивной мужской слабости к обворожительной представительнице женского пола. И ладно бы все ограничилось удовлетворением общей потребности в физической близости – было бы легче вспоминать о тех двух ночах, проведенных в одной постели. Я же, видимо, умудрился влюбиться. Вот дурак. А теперь я сидел и, уставившись невидящим взглядом на размытый урбанистический пейзаж за окном, думал, вот бы все это произошло не со мной. Но микрокарта памяти с записанной на ней информацией, способной погубить всю агентурную сеть российской внешней разведки в Юго-Восточной Азии, настойчиво напоминала о реальности каждого пережитого мной за последнюю неделю мгновения. И сейчас судьба этой информации была в моих руках. В руках маленького неприметного человека в надвинутой на глаза бейсболке, который в одиночестве ехал в поезде. И знал об этом один только я. Но даже это ощущение превосходства не могло пересилить тоску оттого, что я больше никогда не увижу Элис. Тем временем поезд замедлил ход, подъезжая к центральному вокзалу, и вскоре остановился. Пассажиры шумно ринулись наружу, как только двери открылись, и я тоже последовал их примеру. Влился в густой людской поток и поплыл в нем по направлению к крупнейшей станции стокгольмского метро «Т-Сентрален», на которой пересекались все семь веток столичной подземки. Отыскал выход на платформу к поездам красной линии, обслуживающей маршруты Т-13 и Т-14. Моя квартира находилась по адресу Бастугатан 31 в районе Сёдермальм, который располагался на одноименном острове. Она была примерно равноудалена от трех станций метро: Слюссен, Мариаторгет и Зинкенсдамм, и от каждой из них мне в любом случае еще предстояла пешая прогулка под дождем. Поэтому я доехал до станции Мариаторгет, выбрав ту из трех станций, которая по моим приблизительным подсчетам находилась ближе всего к дому, но прежде, чем подняться на поверхность, решил заглянуть в уборную. Людей в туалете было немного, но обе маленькие кабинки оказались заняты. Благо, что меня в этот подземный закоулок привела малая нужда, и я пристроился у писсуара. Затем принялся тщательно мыть руки, отметив про себя, что покинувшие кабинки двое молодых людей проигнорировали соблюдение элементарных правил личной гигиены и сразу направились к выходу. И только переместившись в сторону и сунув мокрые ладони под немедленно загудевший фен для рук, я вдруг отметил одну странность, которая острым шилом кольнула меня под лопатку. Когда те двое вышли, в открытую дверь уборной вошли два новых посетителя, но один так и остался у входа, а шаги второго затихли в паре метров за моей спиной. Я осторожно поднял взгляд на зеркало перед собой и увидел рослого детину с коротким ежиком волос на голове, в джинсах и кожаной куртке, который медленно повернул защелку на двери в положение «Закрыто» и, скрестив на груди руки, с отрешенным видом подпер плечом дверь. Второго человека, стоявшего за моей спиной и явно не отличавшегося крупными габаритами, от меня скрывало мое собственное отражение в зеркале. Вот, видимо, и все, подумал я. Приехали. Конечная. Сделав шаг в сторону, я резко обернулся и замер. Сквозь толстые линзы очков в роговой оправе на меня смотрел мужчина, одетый в старомодный шерстяной костюм и тонкий серый плащ. Это был тщедушного вида ссутулившийся старичок с редкими седыми волосенками, зачесанными назад, сквозь которые проглядывал покрытый старческой пигментацией обтянутый пергаментной кожей череп. В ответ на мою реакцию его тонкие сухие губы подернула легкая кривая усмешка, но цепкий не мигающий взгляд по-прежнему был прикован ко мне. – Не бойся, Володя, – тихо произнес он, обратившись ко мне по-русски без какого-либо акцента. – Это всего лишь я… 25 Всего каких-то десять дней назад я бы ни за что не поверил, что это может произойти со мной. Что внутри меня однажды не колыхнется что-то живое, не дрогнет та невидимая и неосязаемая струна, которая посылает в мозг сигнал обернуться или поднять взгляд, когда человек слышит свое собственное имя. Но, несмотря на это, я все равно с облегчением выдохнул. Да, прежде всего, меня зовут вовсе не Эрик Хансен. Вот почему я так боялся паспортного контроля. На самом деле я вовсе не гражданин Швеции, и даже не какой-нибудь из стран Евросоюза. Вся моя жизнь, по крайней мере, большая часть того, что я о себе наговорил за прошедшую неделю множеству людей – это всего-навсего выученная в деталях придуманная история. Или, выражаясь языком моего собеседника, легенда. Хотя, надо отдать должное тем, кто ее подготовил, легенда очень надежная, если даже шведское консульство в Мале, сделав запрос на Родину, подтвердило мою личность, включая биометрические данные. – Ты – молодец! – с чувством произнес пожилой мужчина в очках. – Идите к черту! Я думал, что сдохну там… – устало выдохнул я эти несколько слов, получив, наконец, возможность поговорить на своем родном русском языке. – Потому и говорю, что молодец… – Я на это не подписывался, Юрий Вал… – Тс-с-с! – Юрий Валентинович нахмурил жидкие седые брови, почти полностью скрытые роговой оправой очков, и приложил указательный палец к сомкнутым губам. – Не надо произносить никаких имен вслух… – А мое, значит, можно?! – Я это сделал всего один раз, шепотом и только для того, чтобы ты после всего пережитого, наконец, почувствовал себя в безопасности… – Ну, спасибо! Успокоили!