МакКонел настороженно посмотрел на меня, потом подумал несколько секунд и утвердительно кивнул. – И Арнольд Шнайдер, точнее Виланд Киршнер, и вы вчера упоминали о каких-то капканах на баранов. Что это за выражение? Что оно значит? – Ах, это? Профессиональный сленг… Означает привлечение к выполнению своего задания абсолютно постороннего и не посвященного в суть дела человека, которого можно использовать в качестве пушечного мяса, если надо пустить противника по ложному следу, либо, как курьера, если требуется перевезти что-то с места на место. Разумеется, этот привлеченный извне человек понятия не имеет, что его просто-напросто используют. Еще лучше, чтобы он был привязан к тому, кто пользуется его простодушием. Например, влюблен… Видимо, я изменился в лице, потому что МакКонел, глядя на меня, странно и, как мне показалось, даже сочувственно улыбнулся, но продолжил говорить: – Влюбленные женщины ведут себя, как овцы, мужчины – как бараны. Особенно, если они понимают, что встретили кого-то такого, на чье внимание в своей обычной повседневной жизни даже не могли надеяться. И те и другие безропотно пойдут за своим новым идеалом хоть на бойню. Отсюда и выражение «капканы на баранов» – влюбить в себя, затмить разум и использовать по своему усмотрению, как тупое животное… Может быть, это грубо, и тебе неприятно слышать подобные вещи, но ты спросил, а я ответил на твой вопрос… И сделал это предельно честно. – То есть, вы считаете, что… – Я не считаю, Эрик, я – знаю! Я приехал сюда, чтобы перекупить у Элис Бергман карту памяти с информацией, которая была украдена у русских и которую они так стремились заполучить обратно. Я помог ей разобраться с Виктором Колосовым, который представлял серьезную угрозу для твоей подруги, и мы договорились, что она отдаст мне карту в день своего отъезда, ведь мое руководство даже перевело деньги на указанный ею счет. Но, видимо, мисс Бергман боялась, что я захочу и от нее избавиться на всякий случай, поэтому поспешила завести интрижку с вновь прибывшим на остров одиноким молодым человеком – с тобой, и не отлипала от тебя ни на минуту, за исключением пары случаев, когда нам с ней надо было поговорить. Я сразу раскусил этот ее замысел. Понял, что она не станет хранить карту у себя, а подсунет тебе, и, может быть даже не захочет мне ее отдавать, попытавшись вывезти с острова с ничего не подозревающим тобой. И Виланд Киршнер, который вдруг свалился на нас, как снег на голову, тоже до этого допер. Тогда Элис снова попросила меня о помощи. Она хотела, чтобы я избавил ее от этого немца, но я не успел ничего предпринять. Узнал вчера утром, что она за каким-то хреном накануне отправилась на мол и там случайно утонула. Идиотизм! Глупее ничего не придумаешь, но я оказался в весьма затруднительном положении. Понимаешь? Мое руководство заплатило немалые деньги неизвестно кому, а я так и не получил товар. Это проблема, Эрик! Моя проблема. Мой полный провал, за который мне предстоит отвечать… Скажи мне честно, мой друг, если ты знаешь, где эта хренова карта? Она все еще там, на острове? – Я не знаю ничего ни о какой карте, мистер МакКонел. Вы же и так обшарили все углы в моем бунгало и в номере Элис. Разве что только мне в задницу с фонарем не заглянули… Нет у меня ничего… – С этим не поспоришь, Эрик. Ты прав. – И что вы собираетесь дальше делать? – А я не собираюсь. Я уже делаю. – Что? Что делаете? – Возвращаюсь. Меня отозвали. Я получил приказ собрать манатки и просто исчезнуть. После того, как на острове появились Виланд с Горстом, неизвестно, чьим еще спецслужбам придет в голову отправить туда своих людей, а я уже засветился. Поэтому я избавился от наших немецких друзей и теперь ухожу… – Как уходите? Куда? – Этого я уже не могу тебе рассказать… – А что в сумке? – Мои вещи. – То есть, вы хотите сказать, что не собираетесь больше возвращаться на наш остров? – Нет, не собираюсь. – Вы шутите! Даже, если вы подкупили капитана с его помощником, это невозможно! Вас хватятся! – я еще подумал мгновение и махнул в сторону китайцев. – А они? С ними как быть? МакКонел равнодушно пожал плечами и добавил: – За борт их всех вместе с капитаном и его помощником. Я с ними ни о чем не договаривался… Будем считать этих неудачников неизбежными потерями. – А я? – Что ты? – Что со мной? – То же самое. Или ты считаешь, что особенный и чем-то от них всех отличаешься? Эрик, подумай сам, там, на острове, ты был мне нужен. Здесь – нет. Мне не нужны свидетели… – Вы – чертов псих! – выкрикнул я и попытался быстро встать из-за стола, но МакКонел меня опередил. Дернувшись вперед, он резко выбросил вперед руку и его увесистый кулак протаранил мне челюсть с такой силой, что у меня клацнули зубы и искры посыпались из глаз. Он тут же схватил меня за шиворот, хорошенько приложил лбом в лоб, очевидно, не рассчитав и промахнувшись по носу, но и этого было вполне достаточно, чтобы отправить меня в нокдаун. Затем выволок из-за стола и со всего маху швырнул со ступеней вниз на пол кают-компании, где хрипящая рация сыпала сквозь шумы помех каким-то странным повторяющимся набором цифр. Я попытался подняться на ноги, но у меня не получилось, и я остался стоять на четвереньках, сплевывая на пол кровь из рассеченной губы и стараясь задрать голову как можно выше, чтобы видеть своего противника. Но МакКонел, видимо, пока решил оставить меня в покое, потому что он уже переключился на китайцев, которые, сидя в своих креслах-вертушках, обернулись на шум нашей с ним потасовки и теперь повставали с них. По-моему, они впервые с момента нашего отплытия замолчали. За тем, что произошло дальше, я наблюдал в состоянии крайнего изумления и испуга, как, впрочем, за всем, что на моих глазах делал этот рыжий шотландец, которого, наверное, даже черти в аду побоялись бы трогать. Он, не раздумывая ни минуты, направился к китайцам, сняв по пути с бортика дубинку, которой помощник капитана не так давно глушил рыбу, и пока те не успели опомниться и сообразить, что им обоим угрожает смертельная опасность, наотмашь ударил одного из них по горлу. Тот, захрипев, схватился руками за горло и повалился на пол, конвульсивно дергая ногами. МакКонел, не обращая внимания на второго, который завопил во весь голос и бросился к лестнице, ведущей на капитанский мостик, наклонился над первым китайцем и дважды обрушил дубинку ему на голову. Потом отбросил свое орудие в сторону и вынул из ведерка со всяким рыбацким инвентарем длинный, расширяющийся к концу и похожий на мачете нож. В считанные секунды он оказался у лестницы, ведущей на капитанский мостик. Стащил карабкавшегося наверх второго до смерти перепуганного китайца, который вцепился обеими руками в перила и разжал пальцы только тогда, когда МакКонел всадил ему в спину нож по самую рукоять. – Что там происходит? – в один голос прокричали сверху капитан и его помощник. Но МакКонел не ответил. Выпустив из рук мертвое тело, он поднял длинный багор, которым до этого на палубу из воды вытаскивали пойманную рыбину. – Что происх… – сверху снова раздался голос помощника капитана, который, очевидно, перегнулся через перила мостика, чтобы посмотреть вниз. Но сильный удар багром снизу вверх не дал ему закончить фразу. Прорычав от напряжения и злости, МакКонел одним движением, в которое вложил все свои силы, перебросил тело помощника капитана через поручень и швырнул за борт вместе с багром. Я слышал, как в этот момент наверху закричал и засуетился капитан, и понял, что оставаться на месте больше нельзя. К тому же сознание и силы постепенно возвращались и я, опираясь на стол, уже смог подняться на ноги. МакКонел, который уже собирался подняться на капитанский мостик, увидел, что я встал на ноги, и, вздохнув, направился в мою сторону. Не знаю, как описать тот ужас, который я испытал в тот момент. Но все мои предпринятые в дальнейшем действия были исключительно интуитивными. Словно инстинкт самосохранения руководил моим телом, отчаявшись получить разумный совет от мозга, который после столкновения со лбом шотландца работал крайне медленно. Драться было бесполезно. Я бы однозначно проиграл в схватке с человеком, который только что на моих глазах хладнокровно убил троих. Поэтому я бросился к двери в каюту, с трудом представляя, на что вообще рассчитываю и как собираюсь выйти из сложившейся крайне щекотливой ситуации. Но перед самой дверью свернул и юркнул влево – в тесную комнатушку гальюна. Захлопнул за собой дверь, которая показалась мне не такой хлипкой, как дверь каюты, и, усевшись на опущенную крышку унитаза, уперся ногами в эту самую дверь. Она тут же содрогнулась под ударом плеча шотландца. Потом еще и еще раз. Я видел, как стали расшатываться петли и треснуло дерево в районе замка. МакКонелу ничего не стоило ее сломать. Конечно, для этого нужно было постараться еще, но у него просто не было на это времени. – Лучше бы ты сейчас вскрыл себе зубами вены, гаденыш! – прокричал МакКонел, не оставляя попыток вышибить дверь плечом. Потом сквозь его ругательства я услышал громкий хлопок и последовавший за ним шипящий свист, с которым что-то пронеслось мимо двери, от чего МакКонел как будто упал на пол. – А-а! Черт… – прорычал он со злостью. – Твою мать! Скотина! Не знаю, что это было, но оно заставило шотландца прекратить ломать дверь, за которой спрятался я. Затем я прислушался и услышал, как он поднялся на ноги и бегом бросился обратно на корму, откуда стал раздаваться шум борьбы. Кроме того, к шипящему свисту, который отвлек МакКонела от моей двери и который по-прежнему доносился со стороны каюты, добавился отчетливый запах гари, а через вентиляционную решетку внизу двери вдруг повалил густой дым. Это был пожар. И здесь уже я ничего поделать не мог. Я понял, что долго не высижу в этом замкнутом пространстве, потому что все кругом в считанные секунды настолько заволокло дымом, что мне стало невозможно не только дышать, но и открыть глаза. Хочешь, не хочешь, а выбираться наружу было необходимо. Иначе – смерть от удушья. Свет внутрь гальюна попадал через довольно большой квадратный с закругленными углами иллюминатор в потолке, и это был единственный выход наружу, минуя разъяренного и словно обезумевшего МакКонела. Я попытался его открыть, но замок, которым давно не пользовались, не поддался. Тогда я несколько раз с силой ударил в стекло кулаком, но от этого у меня только разболелась рука, и я рассек кожу на костяшках. А между тем от удушья уже стала кружиться голова, невыносимо слезились глаза и дым с адской болью разъедал легкие. Чтобы разбить стекло, мне нужно было что-то. Я схватился за смеситель на крохотной раковине в углу, но он был прикручен намертво и не поддался. Тогда я приложил все свои силы, чтобы оторвать от унитаза деревянную крышку, и мне это не сразу, но удалось. В следующее мгновение стекло иллюминатора разлетелось вдребезги и множеством осколков осыпалось на меня. Дым сразу устремился вверх, словно в трубу. Я отбил все торчащие по краям стекла, отшвырнул крышку и попробовал выбраться. С трудом, но и это у меня получилось. Я высунул наружу голову и сделал глубокий глоток свежего воздуха, от которого легкие словно снова развернулись. Огляделся, но никого не увидел. Только в небе над нами зависла какая-то изогнутая белая полоса. И тут мне все сразу стало ясно. Это, наверное, был след от сигнальной ракеты, запущенной капитаном в воздух. Видимо, такой же ракетой он выстрелил в МакКонела, когда тот ломал дверь в гальюн, но промахнулся и поджог соседнюю каюту. А теперь они, рыча и ругаясь, боролись где-то на палубе на корме. Катер при этом продолжал плыть, никем не управляемый. Я подтянулся на руках, перевалился через край иллюминатора на бок и полностью выбрался наружу. Хоть на мгновение облегченно выдохнул и поднялся на ноги. Что происходило на корме, я себе даже представить не мог, поэтому поспешил взобраться по наклонному затемненному окну кают-компании на капитанский мостик. Там я улегся на живот и осторожно заглянул через край вниз, откуда доносились звуки напряженной борьбы, перемежающиеся с приглушенными ругательствами. Но лучше бы я не видел того, что там произошло в следующий момент. МакКонел всем своим весом придавил капитана к палубе. Придерживая левой рукой его руку с ракетницей, правой он бил капитана по лицу, а когда тот, завывая от боли, все-таки выронил свое оружие, МакКонел схватил ракетницу, приставил ее к лицу своего противника и спустил курок. Я в ужасе перевернулся на спину и лежал, глотая ртом воздух, которого так не хватало, и глядел в небо. Мне не верилось, что все это происходит со мной. Весь этот чертов кошмар – непомерная расплата за столь короткое время, проведенное с самой очаровательной девушкой в моей жизни на фоне шелеста пальм и шума морского прибоя. Пусть так, но увидеть, как лицо человека в одно мгновение превращается непонятно во что – это уже слишком. И, словно пытаясь убедиться, что мне все это не показалось, я снова заглянул вниз. Нет. Не показалось. Я увидел, как МакКонел с чувством выполненного долга встал с мертвого тела капитана нашего катера и растер по лицу брызги крови своей окровавленной веснушчатой рукой. Он отбросил пустую ракетницу в сторону и скрылся из виду, спустившись в кают-компанию. Очевидно, пошел доламывать дверь в гальюн. И начавшие доноситься оттуда звуки, сопровождаемые отборной руганью, подтвердили мое предположение. Я свесился еще сильнее и смог увидеть эту картину. За его спиной полыхал огонь, и из-за дыма почти ничего невозможно было разглядеть. Но это неудобство не являлось для МакКонела серьезной помехой. Он был машиной для убийства, и в тот момент его целью был я. Я! Эта мысль вдруг отрезвила меня. Нельзя было бездействовать. Вспомнив, что катером никто не управляет, я поднялся на ноги и посмотрел вперед. Мы довольно быстро и уверено приближались к острову с трансформатором и антенной. Расстояние между нами и берегом неумолимо сокращалось. Но хуже всего было то, что вдоль берега этого островка тянулась полоса рифов, над которыми вода вспенивалась, превращаясь в белые барашки. Я не знал, что делать и как управлять этой посудиной, но схватился обеими руками за широкое колесо штурвала и принялся крутить его влево, в глубине души понимая, что уже поздно. Кроме того, как только я резко крутанул штурвал, это послужило для МакКонела сигналом к тому, что он занимается пустой тратой времени, и меня следует искать уже не запертым в гальюне, а на капитанском мостике. – Я знаю, где ты, Эрик! – проорал он снизу. – А еще я знаю, что это ты специально вывесил табличку на двери Горста Тиссена обратной стороной. Думал, тебе это так просто сойдет с рук? Все, что мне нужно теперь – это выпустить тебе кишки, потушить пожар и выйти на этой посудине подальше в определенный квадрат, где меня подберет другое судно! Затем снизу раздались звуки приближающихся шагов. Я увидел, как задрожала лестница, когда он стал подниматься, держась за поручни. Но я не двинулся с места. Просто отпустил штурвал и повернулся к лестнице. Затаил дыхание и приготовился к встрече со своим будущим убийцей. А через мгновение перепачканный в крови рыжий шотландец с перекошенным злобой безобразным лицом выпрямился передо мной в полный рост. – Все, Эрик… Хватит… Пора заканчивать! Я лишь нервно сглотнул подступивший к горлу ком, потому что, в этот момент действительно уже было поздно что-либо предпринимать. Катер на полном ходу налетел на риф. Помню, как меня словно сорвало с места, где я стоял, больно ударило боком об поручень и швырнуло через него метров эдак на восемь по ходу движения. Зависнув в полете, как в невесомости, я краем глаза увидел, что МакКонел повторил мой полет по широкой дуге, только с большим радиусом. Как он упал в воду, я уже не видел, потому что мне самому было не до этого. Больно ударившись об воду, я, помимо всего прочего, напоролся левым плечом на что-то острое. Скорее всего, ободрал его об окаменевшие кораллы, и это причинило мне ужасную боль. Удивительно, как мне повезло не сломать при этом шею или не пробить голову. Зато я вдоволь наглотался воды и едва не захлебнулся, а потом на меня посыпалось все, что во время столкновения слетело с катера. Я слышал ужасный скрежет металла, звук, с которым взорвались топливные баки, и шипение, с каким этот огонь тушила вода. Но если сами обломки тут же перестали гореть, то разлившееся топливо и масло продолжали полыхать. Я старался не обращать внимания на боль в плече, но видел, как вода вокруг меня окрашивается в красный цвет, и продолжал молотить руками и ногами. От соленой воды руку пекло огнем. Но я плыл, пока не почувствовал, что могу встать на ноги. Тогда, с трудом ступая по песчаному дну и дико озираясь по сторонам, я поплелся к берегу. Через несколько минут я уже вышел на песок и без сил опустился на колени. Чувство опасности заставило заорать во всю глотку: – На помощь!!! Но никто не откликнулся и не прибежал на мой зов. Только трансформатор продолжал монотонно гудеть, спрятавшись за зеленой листвой. – Помогите!!! – снова прокричал я. – Кто-нибудь!!! Пожалуйста!!! Но и на этот раз ответом мне было гудение трансформатора, из чего я сделал неутешительный для себя вывод, что остров был необитаем. Иначе кто-нибудь да отреагировал бы на такой ор. Усевшись на песок, я с опаской осмотрелся по сторонам, но не увидел ничего и никого. Хотя, не удивился бы, увидев выползающего из воды МакКонела. И, тем не менее, его не было видно. Поднявшийся сильный ветер шумно трепал пальмы у меня за спиной, а исковерканный корпус катера, живописно завалившегося на бок на фоне резко потемневшего и покрывшегося тучами неба, добавлял пейзажу оттенок особого трагизма. И чувствовал я себя, как тот катер – таким же разбитым.