Часть 29 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Но, мистер МакКонел, это же самоубийство…
– Плыви, я сказал!
Он так сильно сжал пальцы на моей ключице, что я едва не взвыл от боли. Отшатнулся, вырвался из его цепкой хватки и отчаянно бросился в воду. В последний раз коснулся пальцами ног дна и стал грести, плывя брасом, чтобы как можно дольше сохранить дыхание и силы.
МакКонел плыл следом, но держался на некотором расстоянии позади. Скорее всего, это была мера предосторожности, чтобы я не повернул назад. Он мне не доверял, равно, как и я ему. А еще я понимал, что он от меня так просто не отстанет и будет использовать везде, где только возможно. Особенно теперь. С моим-то опытом в области переноски и закапывания трупов. Почему, собственно, и нет?
Иногда я оглядывался. Боялся, что шотландец сам повернет назад и бросит меня. Вдруг он именно так решил от меня избавиться? А что? Еще один несчастный случай. И плевать на репутацию отеля. Кого это интересует, когда идет безжалостная и беспринципная борьба спецслужб за информацию, способную обезоружить и победить противника? А люди, такие как я, Элис, Арнольд Шнайдер или Виланд Киршнер и Виктор Колосов – все мы просто разменные монеты в этой игре, фишки, которые надо убрать с поля, когда они будут съедены другой более сильной фигурой.
Вот какими мыслями я заполнял свою голову, чтобы не думать о том, что творится в черной бездне внизу подо мной. Но очень скоро я сосредоточился только на гребле, потому что течение между островами действительно было жуткое. Мышцы и легкие жгло огнем. Я работал руками и ногами изо всех сил, но все равно чувствовал, как огромная масса воды сносит меня вправо, стоит только перестать сопротивляться. И я перешел на кроль.
МакКонел последовал моему примеру. Он работал руками, как машина, и в какой-то момент поравнялся со мной.
– Не сбавляй тем… – прохрипел он, отплевываясь. – Еще немного осталось… Поднажми!
Но у меня не было сил отвечать ему. Я просто плыл, как мог, пока не почувствовал, что стало легче. Наверное, мы преодолели участок, где течение в проливе между островами было самым сильным, но останавливаться даже для небольшой передышки МакКонел мне запретил.
А еще минут через пятнадцать-двадцать мы оба вцепились в одну из свай самого крайнего домика на воде. Там внутри горел свет и очень громко работал телевизор, включенный на каком-то музыкальном канале. В открытой беседке со ступеньками, спускавшимися в воду, никого не было. Окна плотно занавешены, но через приоткрытую дверь доносились два голоса: мужской и женский.
– Их… двое? – еле дыша, спросил я.
– Нет… – так же тяжело ответил МакКонел. – Бунгало Тиссена… через одно… по этой же линии…
Если бы он сказал мне, что нам надо продолжать действовать и срочно закончить то, ради чего мы сюда приплыли, я послал бы его в задницу. Мне нужно было отдохнуть, потому что мое сердце грозило остановиться в любую минуту. Но, как я понял, для МакКонела наш заплыв тоже оказался более чем утомительным. Одной рукой он вцепился в сваю, второй – мне в плечо и тяжело дышал.
Следующие пять минут отдыха мы провели в молчании. Потом осторожно перебрались к соседнему бунгало, которое было погружено в темноту. Выждали еще пару минут, поплыли к следующему и вскоре ухватились за нижнюю ступеньку лестницы ведущей наверх – в беседку с видом на океан, но закрытую деревянными стенами от соседних домиков.
В беседке на улице никого было. Широкая раздвижная дверь, ведущая в комнату, наполовину сдвинута, а плотная штора, не позволявшая разглядеть внутреннее убранство комнаты, чуть покачивалась на ветерке. Внутри было тихо. Горел приглушенный свет. Видимо, была включена лампа на прикроватной тумбочке или торшер. Судя по периодическим ярким всполохам, там с выключенным звуком работал телевизор.
МакКонел серьезно посмотрел на меня, жестом показал, чтобы я молчал и, взявшись обеими руками за перила, очень-очень медленно выбрался из воды без единого всплеска или шороха. Остановившись на последней ступеньке, обернулся и махнул рукой, чтобы я следовал за ним. И я проделал все то же самое. А когда я поравнялся с ним, он предостерегающе коснулся моей руки, и мы снова замерли.
Внутри послышался приглушенный кашель. Потом звякнуло стекло о стекло и до нас донеслись несколько хлюпающих звуков. Мужчина щедро плеснул чего-то в стакан. Потом мы услышали звук, с которым стакан был поставлен на стеклянный столик. Увидели силуэт, который поднялся с кресла, стоявшего спинкой к двери, и стал расхаживать по комнате. А когда он заговорил, мы даже вздрогнули, как если бы он обратился к нам, но тут же поняли, что это был телефонный разговор.
Не знаю, как МакКонел, а я ни слова не понимал, потому что Горст Тиссен говорил по-немецки. Для меня это было все равно, что слушать в записи выступление Геббельса. Единственное, что я разобрал – имя Виланда. Потом он положил телефон на стол и, судя по звуку шагов по деревянному полу, переместился в дальнюю часть комнаты. Хлопнула дверь. Мы с МакКонелом озадаченно переглянулись.
– Пошли, – шепнул он и первым двинулся вперед.
Я даже моргнуть не успел, а он уже резко одернул штору и шагнул внутрь. На что только надеялся этот отчаянный псих, я не знаю. Но удача определенно ему сопутствовала – в комнате никого не было. Оставаться снаружи одному мне не хотелось, поэтому я тоже вошел.
В комнате царил полумрак. Планировкой она напоминала мое бунгало на соседнем острове, только была гораздо меньше. Стены обшиты темными деревянными панелями и увешаны странного содержания картинами в стиле абстракционизма. Темная деревянная мебель, бежевые элементы декора и циновки придавали этому жилищу особую камерную атмосферу. Приглушенный свет действительно исходил от торшера в углу комнаты, из-под его широкого абажура кремового цвета. По телевизору транслировали концерт какой-то рок-группы, но звук был выключен. А на журнальном столике рядом стояли мерцающий экраном ноутбук, полупустой стакан и открытая бутылка минеральной воды.
Я сначала не понял, почему МакКонел как будто завис, а потом вдруг с содроганием осознал, что так привлекло его внимание. Это была фотография и длинный список анкетных данных, перечисленных в табличной части открытого на экране ноутбука документа. Его фотография.
– Спалился… черт… – прошептал он, помрачнев еще сильнее.
Я вопросительно посмотрел на него.
– Сам не знаю, как… – добавил МакКонел в недоумении.
Я снова промолчал. Но журчащий где-то совсем рядом звук вывел нас из оцепенения. Оказалось, Горст Тиссен вовсе не покинул свое жилище, а просто справлял малую нужду за дверью в санузел. Я бросил встревоженный взгляд на МакКонела. Он в свою очередь посмотрел себе под ноги и с досадой скривился. Тоже посмотрев вниз, я понял, что означает выражение его лица – ничего хорошего – мы наследили. Под нами обоими натекли две лужицы. И хоть внешне я, наверное, виду не подал, внутри у меня случился сильнейший приступ паники, что даже сердце зашлось.
– Садись! – прошептал МакКонел, схватив меня за локоть и подтолкнув к креслу, в котором до этого сидел хозяин комнаты. – И молчи! Что бы он ни сделал, и что бы ни сказал… Ясно?
Я только кивнул в ответ и плюхнулся в кресло. А сам МакКонел обтер свои босые стопы об циновку в центре комнаты, чтобы больше не оставлять мокрых следов, и быстро метнулся к стенному шкафу напротив двери в ванную. Открыл его и, отодвинув висевший на плечиках тонкий хлопчатобумажный халат, юркнул вовнутрь.
В это же время за дверью в санузел спустили воду в унитазе. Горст Тиссен снова откашлялся, громко сплюнул и помыл руки. Потом открыл дверь и целеустремленно вышел из ванной, видимо, собираясь вернуться на свое место за компьютером. Но, вздрогнув всем телом, вдруг так и замер на месте, когда увидел меня. Эффект неожиданности сработал – он растерялся. И, будь я профессиональным агентом разведки, то непременно должен был бы воспользоваться этим преимуществом.
Но вместо этого мы оба ошарашено глядели друг на друга. Горст Тиссен секунды две-три, я – дольше. Потом его водянистые светло-голубые глаза за тонкими стеклышками очков без оправы, которые МакКонел сегодня не без причины назвал рыбьими, немного сузились, придав узкому лицу с перманентным пресным выражением подозрительный вид. Немец разглядывал меня – мокрого и в одних трусах, а я его – невысокого, но худого и крепкого полностью седого мужчину с покатыми плечами, одетого в легкие брюки и белую футболку.
– Ты? – наконец первым произнес он по-английски.
Я промолчал. Даже не потому, что так мне велел МакКонел, а потому что от страха пересохло в горле, и я потерял дар речи.
– Странно… – продолжил Горст Тиссен, не шелохнувшись, словно прирос к тому месту, на котором стоял. – Ведь мне мои коллеги со стопроцентной уверенностью подтвердили, что ты чист, а они проверять умеют – работа такая… Ошиблись?
Я по-прежнему молчал. А хотелось закричать и просто вылететь пулей из этой комнаты, плыть хоть до самого Мале. Хоть куда, лишь бы подальше отсюда. А МакКонел что-то никак не спешил вмешиваться.
– Где мой друг Виланд? Ты знаешь его, как Арнольда Шнайдера… Ты – британец? В паре с этим рыжим? – задал он очередные вопросы, не получив ответа на предыдущие, и кивнул в сторону компьютера. Помолчал и снова стал задавать вопрос за вопросом, – Или ты русский? Нет? Тогда кто? И какого хрена приперся сюда? Да еще в одних трусах… Ты один?
Я не замечал, но каким-то шестым чувством ощущал, как он приходит в ярость, внешне оставаясь абсолютно невозмутимым. Понимал, что еще чуть-чуть, и он догадается, какой перед ним сидит никчемный и слабый человечишка. Уж по сравнению с ним, устроившим, по словам моего компаньона, жуткую расправу над албанскими работорговцами, так точно.
– Что тебе нужно? За мной пришел? Считаешь, что достаточно крут для этого? Зря… Кишка у тебя тонка… Чего молчишь?
На этот раз я уже хотя бы ответил ему тем, что просто пожал плечами.
Горст Тиссен осторожно сделал два небольших шага вперед. И в тот момент, когда стенной шкаф остался у него за спиной, его дверца бесшумно приоткрылась. Из него наружу медленно шагнул Рон МакКонел, сжимавший в руках сложенный в петлю пояс от халата. Еще секунда и он одним ловким движением накинул эту петлю на шею немцу.
Но, то ли Горст Тиссен услышал шорох у себя за спиной, то ли проследил за моим взглядом, он каким-то чудом успел сунуть ладони под импровизированную удавку и специально попятился назад, не давая шотландцу затянуть петлю. Извернулся и, по-прежнему придерживая стягивающую шею петлю одной рукой, второй попытался нанести МакКонелу удар в голову. Однако тот тоже увернулся и успел резким движением обмотать запястье выброшенной в свою сторону руки длинным концом пояса, что не спасло от пропущенного удара коленом под дых. Шотландец хапнул ртом воздух, но хватку не ослабил и повис на своем противнике, который заметно уступал ему по физическим параметрам, но только не в стремлении победить в этой схватке. Потеряв свои очки, он отчаянно продолжал теснить МакКонела, пихая его коленями и локтями, потому что пустить в ход кулаки не было возможности. Но даже будучи ограниченным в выборе возможности нанести противнику ущерб, он делал поразительные успехи.
Я даже вскочил на ноги, наблюдая за поединком в тесном проеме между стенным шкафом входной дверью и дверью в ванную, и то, что я видел, мне не очень нравилось. МакКонел, по-прежнему сжимая обеими руками концы своего импровизированного инструмента для удушения, как мог, пытался ставить блоки, стараясь при этом не ослаблять натяжение наброшенной на шею немца петли. Он извивался, уворачиваясь от пинков коленями, и никак не мог перейти в контратаку, пока один из ударов не достиг своей цели, и колено Тиссена не впечаталось МакКонелу в пах. Шотландец второй раз за вечер получил в промежность. Он резко выдохнул воздух из легких, со стоном опустился на колени и тут же получил еще один удар коленом. На этот раз в челюсть. Отпустил один конец пояса, который не давал Горсту Тиссену полноценно пользоваться правым кулаком, и тут же получил этим кулаком в висок. Пошатнулся и прохрипел:
– Э-э-эри-и-ик!
Не знаю, что на меня нашло в этот момент, и как я вообще сообразил, что нужно делать, но, пока немец не переключился на меня, я схватил со стола стеклянную бутылку с минеральной водой, в два прыжка подскочил к дерущимся мужчинам и со всего маху обрушил ее на голову Горста Тиссена. Брызги и осколки стекла разлетелись вокруг, но тонкое стекло не причинило ему особого вреда. Скорее, этот удар просто отвлек его от МакКонела и заставил с удивлением обернуться, чтобы посмотреть на меня, стоявшего с отбитым бутылочным горлышком в вытянутой руке.
Испугавшись, я отбросил стекляшку в сторону, хотя мог ей защищаться, и изо всех сил двинул кулаком немцу в лицо, но, не имея опыта, попал ему в лоб, так что меня самого отбросило назад и я, поскользнувшись, шлепнулся на задницу.
Но этого уже было достаточно. Пока немец пытался прийти в себя, шотландец провел тот же самый запрещенный прием, только ударил не ногой, а кулаком. Горст Тиссен машинально согнулся пополам, схватившись обеими руками за причинное место, а МакКонел одним мощным толчком плеча свалил его с ног лицом вниз. Немец извивался, кряхтел и рычал от злости, но было поздно. МакКонел навалился на него всем телом и плотно прижал к полу. Намотал себе на кулаки концы пояса, стянутого петлей на шее Горста Тиссена, и принялся его душить.
Агония длилась меньше минуты.
Потом немец затих и уткнулся лицом в пол.
Рон МакКонел с облегчением выдохнул, слез с мертвого тела и отполз к стене, чтобы перевести дух. Сидел, тяжело дыша, и смотрел на меня. Потом сказал:
– Спасибо, Эрик… Если б не ты…
– Не надо… – прервал его я на полуслове, – не говорите ничего…
Второй раз за эти чертовы сутки я стал свидетелем совершенно хладнокровного убийства, совершенного одним и тем же человеком. Убийства, совершенного голыми руками. Только на этот раз я еще и помогал ему. А это уже, кроме как соучастием, не назовешь.
Потом все снова было, как в тумане. МакКонел говорил, я – делал. Собрал с пола осколки разбитой бутылки и высыпал их в воду, протер полотенцем мокрый пол и вывесил за дверь табличку «Не беспокоить». А пока я был занят этим, МакКонел тщательно обыскал номер и все вещи убитого. Нашел только пистолет с глушителем и тоже зашвырнул его в воду подальше от домика. Потом сел за компьютер, порылся в нем, но в итоге просто отформатировал жесткий диск и выключил ноутбук.
Но как же я ошибался, считая, будто основная часть сегодняшнего кошмара уже позади. Я это понял, наблюдая за тем, как шотландец прилаживает к балке под потолком петлю, скрученную из того же пояса от халата и тряпичного ремня от походных брюк покойного Горста Тиссена.
О том, как мы вдвоем потратили двадцать минут на то, чтобы поднять мертвое тело и засунуть его голову в петлю, мне, если честно, вспоминать неприятно. Зато в результате наших общих стараний смерть Горста Тиссена на первый взгляд уже выглядела как вполне удавшаяся попытка суицида.
На обратном пути, преодолевая силу течения между островами, я работал руками и ногами, как заводная игрушка, и плыл, не думая ни о чем. Мой мозг выключился и теперь требовал только одного – удовлетворения потребности в крепком и здоровом сне, если только я мог рассчитывать на подобную роскошь после всего пережитого.
21
Обратно на песчаный северный пляж нашего острова я выходил из воды абсолютно вымотанным и обессилевшим. Сзади в таком же состоянии плелся МакКонел.
Свою одежду мы нашли там же, где и оставили ее – под пальмой у самой кромки пальмовой рощи за строением лодочной станции. Оделись и на заплетающихся ногах побрели к моему бунгало. Шли порознь, как сказал МакКонел, на всякий случай, чтобы нас как можно меньше видели вместе. Хотя мне уже было все равно. Я просто хотел спать.
В номере я направился прямиком к постели и, не раздеваясь, рухнул на нее лицом вниз. И мне действительно было все равно, что рядом находился абсолютно непредсказуемый убийца, которому в принципе ничего не стоило задушить меня во сне. Я настолько устал, что у меня не было сил даже сходить в душ и смыть с себя морскую соль. Я просто отключился.
А потом так же внезапно открыл глаза. Как будто от толчка в бок. Оторвал лицо от подушки и с тревогой осмотрелся по сторонам. В комнате было пусто, и я подумал, а не приснилось ли мне все? Нет. Тупая мышечная боль во всех конечностях вполне реалистично напоминала о том, как я провел эту ночь. Но я был удивлен, что, открыв глаза, не увидел отвратительную физиономию рыжего шотландца, ставшего вчера одновременно моим спасением и проклятьем. Я даже не поленился встать, чтобы убедиться в его отсутствии. На часах было шесть пятнадцать утра – рань несусветная. МакКонела действительно не было ни в ванной, ни в летней душевой крохотного внутреннего дворика. Но пока я еще не успел определиться, радоваться этому факту, печалиться или тревожиться, все мои сомнения на этот счет рассеялись, когда щелкнул замок входной двери.
Рон МакКонел был на удивление свеж и бодр. По всему было видно, что он уже принял душ, переоделся и, может быть, даже выпил чашечку кофе. Он был одет в спортивные брюки, кроссовки и футболку. На плече у него висела средних размеров спортивная сумка. Захлопнув дверь и бросив сумку на пол, он сказал:
– Проснулся? Это хорошо. У меня есть две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?
Я просто развел руками и абсолютно без энтузиазма ответил:
– Начните с хорошей, а то от плохой у меня может случиться приступ, и тогда хорошую новость вам уже некому будет озвучивать.
– Шутишь – это замечательно. Тогда слушай. Хорошая новость – в порту только что начали заливать фундамент под новый кран-погрузчик. Значит, Виланда Киршнера уже никогда не найдут. Мы с тобой – молодцы.
МакКонел просто сиял, но меня эта новость никак не воодушевила.
– А плохая? – спросил я, чтобы не затягивать повисшую паузу.
book-ads2