– До свидания, мистер Хансен, – сказал он. Но я снова не стал ему отвечать. Даже отвернулся, чтобы не смотреть, как металлический ящик с телом Элис вкатывают на полицейскую посудину. И если бы не она, я бы от всей души хотел пожелать этому судну и всем его пассажирам пойти ко дну. Поэтому стоял, стиснув зубы и еле сдерживая подступившие слезы, но не оборачивался, пока звук взревевшего за спиной мотора не стал удаляться. Оставляя за собой белую пенящуюся полосу, катер уплывал прочь. Я посмотрел на часы и понял, что с того момента, когда я в последний раз видел Элис живой и здоровой, прошли ровно сутки. Самый бестолковый и дрянной день в моей жизни. И тут произошло то, чего я так боялся – из моих глаз все-таки потекли слезы. Захотелось поскорее убежать, спрятаться, скрыться ото всех, забиться в какой-нибудь угол, где никто не найдет и не увидит эту слабость, одержавшую верх над самообладанием и силой воли. Поэтому, быстро утерев слезы и стараясь ни на кого не обращать внимания, я побрел обратно, чтобы провести остаток дня в номере. Но меня остановила фраза, произнесенная женским голосом за моей спиной: – Мне очень жаль… вас и эту девушку… Я обернулся и понял, что голос мог принадлежать только девушке в гидрокостюме, которая сидела на ящике у стены дайвинг-центра. Ее приятель, с которым она до этого болтала, стоял рядом, скрестив на груди руки, и подпирал плечом стену здания. – Это вы мне? – на всякий случай спросил я. – Да. Вы уж простите, что лезу не в свое дело, но я хотела бы дать вам небольшой совет относительно лейтенанта Шакура. Почувствовав, что пик эмоциональной нестабильности пройден, и некоторая доля самообладания ко мне вернулась, я подошел ближе. – Я вас слушаю. – Если вы не хотите проблем, пока находитесь здесь, то лучше не переходить дорогу этому человеку. Лейтенант Шакур не знает, что такое совесть и может пойти на любую подлость только для того, чтобы доказать свое превосходство. Не знаю, что вы ему там наговорили, но он вас определенно недолюбливает. Поэтому впредь будьте с ним осторожны. – Спа-а-си-и-бо, – медленно проговорил я в ответ. – А с чего вдруг вы решили меня предупредить, если не секрет? – Просто мы познакомились с Элис еще до вашего появления на острове, несколько раз вечером посидели в баре, приятно поболтали о нашем – о женском… Приятная была девушка, очень спокойная и в целом хорошая. Не какая-нибудь там избалованная штучка. – В этом я с вами полностью согласен. – А потом я постоянно видела вас вдвоем. В баре или на пляже… Короче, я слышала от Элис, что она не собиралась в ближайшее время заводить новый роман, а временные несерьезные интрижки она считала вообще неприемлемыми для себя. Но, видимо, что-то в вас изменило ее мнение на этот счет, и, когда вы попадались мне на глаза, выглядела она рядом с вами вполне счастливой. Такие слова мне, безусловно, льстили, если только моя собеседница считала, что у нас с Элис был действительно роман, а не интрижка, но я предпочел не заострять внимание на этой теме и задал другой интересующий меня вопрос: – А вы работаете здесь? – Да, я работаю инструктором в дайвинг-центре при отеле. Но после инцидента с русским туристом на время, пока устанавливается степень моей вины, как ответственного за безопасность погружений, мне запретили набирать группы. Вот я и сижу здесь без дела. Кстати, меня зовут Амата. – Очень приятно, Амата. Я – Эрик. Эрик Хансен. Так это вы были инструктором в их группе? – Да, а Элис вам разве не рассказывала? – Нет, обо всем, что связано с утонувшим русским, она не хотела разговаривать. И всеобщий интерес в связи с этим очень ее угнетал. – Впрочем, это неудивительно. Зная, от каких проблем она сбежала, история, в которую угораздило вляпаться здесь, уверенности и спокойствия ей точно не добавила. – Да, я помню, видел несколько раз, как Элис общалась с лейтенантом Шакуром и как эта тема каждый раз выбивала ее из колеи. Амата, а что вообще тогда случилось во время погружения? – Я сама не знаю. Странно все как-то произошло. Мы набрали группу, провели инструктаж, как положено, показали, как все работает и даже отработали с каждым пробное погружение в бассейне. Только потом вышли на катере в море, и то недалеко. А перед отправкой каждый при мне проверил свое оборудование. Все было исправно. – А как люди себя вели? Нормально? Ничего странного не заметили? – Если вы об этом русском, Эрик, то он единственный, кто из всей компании мне не нравился. Слишком самоуверенный был, постоянно спорил и не хотел слушать, что ему говорят. Кстати, я всем помогала надеть костюмы и подготовить баллоны, кроме него. Он все делал сам и никого к себе не подпускал. – Он общался с кем-нибудь из группы? – Нет… Только с Элис немного и то задолго до отплытия и погружения. А так старался держаться особняком. Точно помню, что после того, как я помогла со снаряжением ей, она предложила помочь ему надеть и поправить за спиной баллоны, но он нагрубил в ответ. Знаю, что нельзя о покойниках плохо отзываться, но этот русский был очень неприятным человеком. В общем, случилось то, что он просто не до конца закрыл клапан запасного баллона, который потихоньку стравливал кислород, пока мы собирались и плыли к месту погружения. А непосредственно перед погружением он, видимо просто не проверил давление в баллоне еще раз. Вот и получилось, что, израсходовав запас кислорода в основном баллоне и задержавшись под водой, когда я дала команду на всплытие и сама с остальными новичками стала подниматься на поверхность, он запаниковал, выплюнул загубник и хапнул в легкие воды. Вот и все. – А Элис? Она могла ему чем-то помочь? – Не знаю. Теоретически – да. Она говорила, что увидела все, когда тот уже выплюнул свой бесполезный загубник. По-хорошему ей надо было дать ему подышать из своего баллона и так, дыша по очереди, обоим медленно всплыть на поверхность. Но все запаниковали, вовремя не сориентировались, и трагедия все-таки произошла… Я с сочувствием кивнул в ответ, но не мог удержаться и не задать вопрос, который по неизвестной мне причине все-таки крутился в моей голове. Тем более что телефонный звонок внутри здания заставил молчаливого свидетеля нашего разговора, подпиравшего плечом стену, покинуть нас. – А сколько всего человек было в группе? – спросил, наконец, я. – Я слышал, что семеро… – Это на момент отплытия к месту погружения, и вместе со мной, а так… – Амата вдруг насторожилась. – Стойте, Эрик… Не хотите ли вы сказать, что это вовсе не было несчастным случаем? – Вам только сейчас этот вопрос пришел в голову? – Я не думала об этом… честно… – Вы не договорили, Амата. Семеро вместе с вами, а так… – Восемь. Изначально нас было восемь, но одного я забраковала. – Почему? – Он был пьян. Ну, на вид вроде ничего так, и указания все мои послушно и правильно выполнял, но разило от него конкретно. Я ему тогда сказала, что он может отправиться в море с нами, если хочет, но в воду я его не пущу. И он вообще отказался плыть. Сходил, пока мы собирали свои манатки, в ресторан за бутылкой пива и с тоской наблюдал за нашими приготовлениями со стороны. – И кто этот человек? – Я не знаю, как его зовут… Рыжий такой с залысинами, весь в веснушках. Добродушный с виду, но с кривой улыбкой и кривыми зубами… Да, вы видели его, наверное… Не знаю, как еще описать, чтобы вы поняли. 16 Вернувшись в свое бунгало, я долго пребывал в странном состоянии опустошенности, непонимания и отрицания очевидного. Потом в приступе внезапно накатившей бессмысленной ярости, порожденной осознанием собственной беспомощности, я сгреб со своей кровати подушку и жестоко ее избил. Ей-то было все равно, спят на ней или используют вместо боксерской груши. Хотел даже порвать к чертям, но остановился, почуяв обонянием едва уловимый аромат, который она источала. А ведь он до сих пор не выветрился – аромат духов Элис. За столько времени. Не знаю, почему мне казалось, что с того момента, когда ее милая головка в последний раз касалась этой подушки, прошла целая вечность. На самом же деле всего-навсего чуть больше суток. Но мне до сих пор не хотелось верить в то, что Элис больше нет в живых, и единственным напоминанием о ней оставался постепенно ослабевающий запах. В итоге я бережно вернул подушку на место. Улегся, обняв ее, будто это была сама Элис, но, даже почти час спустя, так и не смог уснуть. Захотелось выпить. Я снова встал, заглянул мини-бар и открыл себе пива. Все это время мне не давал покоя вопрос, почему Рон МакКонел умолчал о том, что изначально тоже был в числе участников погружения, ставшего последним для русского туриста Виктора Колосова? Личности всех остальных участников группы Амата мне подтвердила, но при ней я не стал показывать свое удивление насчет шотландца. Попытался замаскировать его заторможенной рассеянностью в результате пережитого эмоционального шока. Неужели, его тоже надо было причислить к списку возможных сообщников Арнольда Шнайдера? И кто вообще сказал, что таковой действительно есть? Наверное, я медленно становился параноиком. Я же не детектив какой-нибудь и не шпион. Даже если русского туриста и Элис на самом деле убили, какой мне смысл искать виновных, если через три дня я должен вернуться в Стокгольм, к своей прежней серой и скучной жизни? Клаустрофобией я не страдал, но вдруг почувствовал, как стены давят на меня. Даже высокий потолок словно спустился ниже. Захотелось снова выйти на улицу. Я заглянул в мини-бар, махнул виски с колой и быстро переоделся в плавки. Если и выходить, то не просто так, решил я, а для дела. Выйдя на пляж, я сразу же почувствовал то, от чего отвык за последние несколько дней – одиночество. Не просто физическое отсутствие рядом кого-то, с кем можно поговорить. Это ощущение, словно в груди оборвалась и трепещет на ветру тонкая разлохмаченная на конце нить, некогда соединявшая с чем-то важным и дорогим, а теперь навсегда утраченным. Все потому, что сегодня на пляже у лагуны было непривычно людно. В разных его концах медленно прогуливались молодые парочки, чуть поодаль справа на шезлонгах загорали обитатели нескольких соседних бунгало. Две головы медленно двигались над поверхностью воды в лагуне, а еще одни парень с девушкой весело гонялись друг за другом по кромке воды, оглашая пляж своим смехом и радостным визгом, поднимая в воздух радужные снопы брызг. Как же я им в тот момент завидовал. Но я старался гнать от себя подобные мысли. Пытался сосредоточиться на цели, с которой вышел к лагуне. Я собирался ее переплыть. Для чего? Чтобы побывать на той стороне. Во-первых, это было место памяти Элис. Я хотел пройтись там и все осмотреть. Во-вторых, значение имел сам факт преодоления какого-то препятствия. В-третьих, мол на противоположной стороне лагуны представлял большое открытое пространство, куда мало кто доходил пешком и где было тихо и безлюдно. Там можно было долго побыть одному, погрузиться в свои мысли или просто сидеть на камнях и созерцать безграничную водную гладь океана за пределами насыпи. Не обращая ни на кого внимания, я спрятал ключ-карту от бунгало в кармашек на плавках, а потом целеустремленно пересек пляж и зашел в воду. Не помню, была ли вода теплой или прохладной, я просто погрузился в нее и поплыл. Я бы поплыл, наверное, даже если бы вода покрылась льдом. Мне надо было попасть туда – на противоположную сторону. Не знаю, на что я рассчитывал. Не имел ни малейшего представления, что хотел найти, что вообще надо искать в таком случае. Может быть, просто покой? А может, я в тайне надеялся, что на середине пути меня растерзает акула и прекратит это бессмысленное существование? Не знаю. Но меня тянуло туда. И я продолжал плыть. А чтобы не забивать голову всякими дурацкими мыслями, решил не останавливаться, и перевести дух только когда доберусь до цели. Именно так я и сделал. А когда добрался до крутого каменистого берега, сел на один из самых крупных камней, свесил ноги в воду и, пока восстанавливалось дыхание, разглядывал белую полоску пляжа с маленькими фигурками людей на той стороне, откуда я начал свой заплыв. Там почти ничего не изменилось. Разве что прибавилось народу на шезлонгах и в воде у берега. Люди отдыхали, гуляли, болтая друг с другом или просто собирая ракушки, а кто-то один разглядывал меня в бинокль, линзы которого поблескивали на солнце, когда человек подносил его или снова убирал от своих глаз. Я пригляделся – это был мужчина. Он стоял позади ряда шезлонгов у самых зарослей, отделявших пляж от бунгало, и я с такого расстояния никак не мог различить деталей, будь то цвет волос или загипсованная рука, чтобы его идентифицировать. Поэтому я не знал, был ли это Арнольд Шнайдер или его до сих пор неизвестный мне сообщник. Но сомнений в том, что он наблюдает именно за мной, не было. На этой стороне лагуны больше нечего было разглядывать. Тогда у меня в голове пронеслась не очень приятная мысль. Эти люди расправились с Виктором Колосовым, а потом с Элис, зная, что она оказалась свидетелем подстроенного ими несчастного случая, и подозревая, что она может сболтнуть об этом полиции или кому-нибудь еще. А Элис последние два дня общалась только со мной. Что если я следующий? Что, если я теперь тоже представляю для них угрозу? Не выйдет. Черта с два у них получится меня достать, уговаривал я себя. Я буду очень осторожным и внимательным. Мне осталось всего три дня. Три дня, которые я проведу на людях, где этим подонкам будет до меня не добраться. Ничего у них не выйдет. Я-то наверняка знаю, что мне грозит опасность. Приму все необходимые меры, чтобы свести риск к минимуму. Надо только поменьше лазить в таких местах, как это. Не зря же они выбрали это место для убийства Элис. Как смогли заманить ее сюда? Почему она согласилась пойти? Или она действительно пришла сюда в надежде побыть одной? В дождь? Пришла, но одной побыть не получилось из-за столкнувшихся на входе в лагуну катеров и высадившихся на насыпь пассажиров, которым пришлось помогать усаживаться в присланные спасательные лодки. Но если верить лейтенанту Шакуру, со слов спасшихся людей, Элис отказалась плыть с ними. Почему? Все по той же причине? Хотела побыть одна? Или, наоборот, хотела наедине поговорить с кем-то? Если так, то с кем? Определенно, со своим будущим убийцей, на роль которого Арнольд Шнайдер со своей поломанной рукой, на мой взгляд, все-таки вряд ли подходил. А это означало только одно – он не был исполнителем. Руки марал кто-то другой. Тот, кто спустил кислород из запасного баллона Виктора Колосова. Тот, кто до сих пор очень удачно держался в тени. И, возможно, тот, кто, по-прежнему не теряя интереса, рассматривал меня в бинокль с берега. Вскоре мне надоело сидеть на камне, болтая ногами в воде. Я встал и выбрался на вершину насыпи, которая оказалась довольно широкой и ровной в центре. В остальном все было примерно так, как я и ожидал. Крупные бесформенные камни громоздились по обеим сторонам насыпи, представляя труднопроходимые склоны, по одному из которых я только что взобрался. Внешний склон местами спускался к воде длинными зубцами из крупных камней, об которые разбивались широкие океанский волны. В центре мол местами оказался выложен бетонными глыбами, отсыпан более мелкой каменистой породой, строительным мусором и обломками битой плитки, как на дорожках в нашем отеле. Но даже здесь кое-какая растительность смогла ухватиться за жизнь. Повсюду клочками росла трава и низкие, искривленные ветрами чахлые кусты, практически лишенные листвы. Первым делом я направился к концу насыпи, где вчера столкнулись два катера. Последствия аварии были уже почти ликвидированы. Обгоревшие корпуса катеров сняли с камней, на которых они пролежали почти сутки и куда-то увезли. А между камней кое-где еще валялись обломки обшивки, какие-то мелкие металлические и пластиковые детали, разбитые пластиковые канистры для горючего, обгоревшие деревяшки и прочий мелкий мусор, который, похоже, никто не собирался убирать. С берега всего этого видно не было. Короче говоря, ничего интересного. Я развернулся и пошел в обратную сторону. Нечаянно оступился и поранил лодыжку об острый камень. Выругался, постарался промыть рану в лужице соленой воды между камнями и пошел дальше, оставляя за собой кровавые следы. Направился к середине длинной насыпи ближе к центру полукруга, который она образовывала, туда, где я вчера видел силуэт Элис. Или силуэт ее убийцы? Не важно. Все равно мои бессмысленные поиски не увенчались успехом, ведь я сам не знал, что искать. Зато я внимательно рассмотрел наш внутренний порт и хоззону, отгороженную от отеля высокой стеной. Там тоже не было ничего интересного, но мне все равно надо было подождать, чтобы кровотечение из разодранной лодыжки остановилось. И я долго стоял, рассматривая ровные ряды одноэтажных построек с широкими дверями. Скорее всего, это были склады, между которыми медленно перемещались два нагруженных коробками или бочками электрокара. Туда-сюда сновали люди в коричнево-серых комбинезонах обслуживающего персонала. На причале стоял, свесив над водой короткую стрелу, кран-погрузчик. Ближе к стене, за которой уже находился наш пляж, со стороны порта на самом краю недавно расширенного причала несколько человек копали глубокую яму. Ими командовал еще один, сидевший на горе сложенных под стеной металлоконструкций, выкрашенных в желтый цвет, и громоздких деревянных ящиков. Унылая, если не сказать больше, картина. Изнанка сытого изобилия и атмосферы праздной безмятежности по ту сторону забора. Высиживать здесь больше было нечего. Пришла пора возвращаться обратно на пляж. Но теперь мне не давала покоя моя пораненная нога. Как только я спустился по камням и опустил ноги в соленую воду, счесанная об камень лодыжка снова напомнила о себе. Ссадина сама по себе была пустяковая, но от океанской соли ее запекло огнем, а прозрачная вода слегка окрасилась в розоватый цвет. Я тут же вспомнил про акул. Выбрался из воды и уселся на камень выше по склону. Подумал, что можно было обойти по насыпи вокруг порта, попасть на северо-восточный пляж и оттуда по дорожке мимо фитнес-центра и теннисных кортов дойти до своего бунгало. Но в этом случае мне предстояло прощеголять почти через весь остров в одних плавках. Признаться честно, я стеснялся этого гораздо сильнее, чем боялся акул. Поэтому вариант у меня оставался только один – плыть. Я снова поднялся на ноги, прищурившись, оценил расстояние до пляжа и свои силы, нервно сглотнул застрявший в горле комок страха и ринулся в воду. Плыл кролем. Без остановок. Не сбавляя взятого на старте темпа. Молотил руками и работал ногами так, что уже не только лодыжку, а все тело, каждый мускул пекло огнем от напряжения. Непривыкшие к таким упражнениям легкие того и гляди готовы были порваться на каждом вдохе и выпрыгнуть из груди на выдохе. И я с ужасом ждал, когда же в мою кровоточащую ногу вцепится зубастая пасть. И, тем не менее, результат моего заплыва оказался совсем неплохим. Спустя несколько минут, запыхавшись, я буквально выбежал из воды на белый песок нашего пляжа, споткнулся и рухнул на четвереньки практически у ног проходившей мимо молодой парочки. Одетый в одни лишь шорты парень с фигурой Аполлона обнял свою белокурую подружку за талию и притянул к себе, а она сложила руки у него на плече, и оба они изумленно смотрели на то, как я, задыхаясь, отплевываюсь и протираю глаза от разъедающей их соленой воды. – Вы в порядке? – спросил он.