— Не хочется прерывать вашу беседу, но Ян просил зайти к нему пана нотариуса. Мужчина извинился перед Вацлавом и направился в комнату, а я решила, что пора кое-что выяснить. — Пан Вацлав, могу я вам задать один вопрос? — Почему нет? Спрашивайте. — Мой старинный друг пан Кисневский пригласил меня в гости, но по состоянию здоровья не может уделить мне много времени. Да? — Да, — согласился Вацлав, все еще не понимая, к чему я клоню. — Мне скучно, в моей комнате нет даже телевизора, перед домом гулять негде. Скажите, могу я съездить в город или выйти на прогулку в лес? Он подозрительно на меня посмотрел. — Я думаю, в ваших интересах оставаться в доме. Я не советовал бы вам выходить за пределы замка. — Но почему? — Пан Кисневский в тяжелом состоянии и может в любой момент пригласить вас к себе проститься. Думаю, вы не захотите, чтобы он не дождался. — Так плохи его дела? — К сожалению. А что касается прогулок в лесу, то это небезопасно, там бродят одичавшие псы. К тому же вы можете заблудиться. — Что же мне делать? Сидеть в четырех стенах? — Ну отчего же? Вы можете походить по дому, он представляет собой историческую ценность, раньше здесь находился музей. На первом этаже размещена большая коллекция старинных гобеленов, фарфора и охотничьего оружия. Я скажу Малгожате, она вам покажет музейные экспонаты. Захотите почитать, у нас есть библиотека. — Спасибо, я там уже была. Все книги у вас практически на польском языке, а я его не знаю. — Тогда вам принесут телевизор, но у нас нет российских каналов, в лучшем случае можно поймать Украину. — И на том спасибо, — поблагодарила я Вацлава и пошла в свою комнату. Не успела я закрыть за собой дверь, как постучалась Татьяна: — Марина, открой. Пришлось ее впустить. — Ты согласилась? — сходу спросила Татьяна. — Ты ведь все слышала, стояла под дверью. — За кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, я подслушивала? — Я не думаю, я в этом уверена. — Ты не хочешь войти в мое положение! — упрекнула Татьяна. — Только не строй из себя обиженную, сама во всем виновата. Я согласилась принять некоторую сумму денег. Теперь дело за тобой. Ты звонила Никите? Где мой паспорт? Я хочу побыстрее уехать. — Он не отвечает на звонки. — Меня это не интересует! Езжай сама! Это твои проблемы, где взять мне паспорт. Если завтра у меня не будет документов, я пойду к Яну и расскажу, каким образом меня сюда доставили. Не думаю, что ему это понравится. Наверное, наплела ему с три короба о том, как долго и нудно уговаривала меня приехать? — Хорошо, я подумаю, как решить твою проблему с паспортом, — сказала Татьяна и демонстративно вышла из комнаты, всем своим видом показывая, как я ее обидела. Только мне было наплевать на ее обиду, она сама заварила всю эту кашу, пусть теперь отправляет меня обратно. Вариантов всегда должно быть не меньше двух. Вдруг Алине не удастся за мной приехать, тогда у меня остается Татьяна. Не успела я закрыть за Ларионовой дверь, как вновь постучали. — Кто? — раздраженно рявкнула я. У меня столько в голове скопилось информации, мне хотелось спокойно сесть и все обдумать, а вместо этого приходилось подбегать к двери и как галчонок кричать: «Кто там?» — Пан Вацлав приказал установить телевизор. — Это хорошо, не так будет скучно. — Я открыла дверь. Охранник (мы с доктором его видели раньше у ворот) занес в комнату телевизор. Вся процедура подключения заняла немного времени, и вскоре я вновь осталась одна. Слава богу! До обеда еще полно времени, я смогу обо всем спокойно подумать. Итак, что я имею? Ян был когда-то влюблен в меня и до сих пор испытывает комплекс вины. Причем эта мнимая вина приобрела у него маниакальный характер. Мы не виделись почти двадцать лет, и он все эти годы помнил обо мне и страдал. В чем-то Татьяна права. Со здоровым мужчиной такое не произойдет, все они живут по принципу: «С глаз долой, из сердца вон». Правда, на психа Ян не похож — он не заговаривается и, как мне кажется, при полной памяти. Была, конечно, у него навязчивая идея во что бы то ни стало меня увидеть перед смертью и компенсировать мои моральные страдания в денежной форме. Но это его право, кому хочу — тому все и отписываю. Мне даже его в какой-то мере жаль, всю жизнь прожил, чувствуя себя виноватым. Но Татьяна — штучка редкостная! Ей бы режиссером стать, надо же, какой сюжет закрутила. С похищением, переодеванием и изменением внешности. Просто кладезь криминальных талантов. Но если она все это сделала ради ребенка, я ей не судья. Не знаю, как бы я поступила в подобной ситуации. Может, даже пошла на террор. Вацлав. О нем я вообще ничего не знаю, кроме того, что он правая рука Яна. Наверное, он в этой истории имеет какой-то свой интерес. Какой? Скорей всего, речь идет о деньгах. Человек он замкнутый и неразговорчивый. О нем трудно что-либо сказать, но я уверена — он замешан в исчезновении доктора. Доктор, бедный Сергей Ильич! Еще вчера мы с ним ходили вокруг дома и он мне рассказывал о своей непутевой жизни. Надо отдать должное, не такой он уж и противный, каким казался мне вначале. Просто он по своей природе неудачник. И зачем ему понадобилось участвовать в моем похищении? Ответ простой: пообещали много денег. Почему убрали? Наверняка, он многое знал. Да ничего он не знал! До вчерашнего вечера он думал, что я Эмма Львовна. Да и я сама так считала. Наверное, чтобы он не узнал чего лишнего, его убрали. Похищение людей — это не шутки, а уголовное дело. Кому же он перешел дорогу? Татьяне? Вряд ли! У нее другая проблема — вернуть сына. Никита! Он главное действующее лицо в похищении. Он отец похищенного мальчика. Именно он нанимал Сергея Ильича в качестве врача и обещал заплатить приличную сумму, если тот согласится сопровождать нас в поездке. У пациентки могли возникнуть проблемы со здоровьем, а ее следовало доставить живую, здоровую и, что немаловажно, по собственной воле. А когда я благополучно прибыла на место, Никита решил, что Сергей Ильич — уже отработанное звено, и убрал его. Значит, Никита никуда не уезжал и скрывается где-то рядом. А кто его помощник? Конечно, Вацлав! За завтраком он сказал, что доктор уехал, выходит, был в курсе произошедшего. Сговор Никита — Вацлав налицо! С этим мы разобрались, но могут быть еще жертвы, трупы по одиночке не появляются. Кто? Уж не я ли? Я ведь тоже свидетель похищения, причем самый главный. Как только Татьяна узнает о местонахождении своего сына, она, безусловно, об этом скажет Никите, и как после этого моя жизнь сложится — неизвестно. Значит, мне нужно удирать отсюда, чем быстрее, тем лучше. А как себя вести? Как ни в чем не бывало. Побольше бывать у Яна. И не вызывать ни у кого подозрений. В дверь настойчиво постучали. — Кто на этот раз? — спросила я раздраженно. — Пани, вас хозяин просит зайти, — откликнулась за дверью Марта. — Уже спускаюсь. Яну стало хуже, когда я вошла в комнату, он едва приоткрыл веки и кивнул. Вокруг него суетилась сиделка, она поправляла подушки, пытаясь придать его телу удобную позу. — Ян, я здесь, ты меня слышишь? — Я чувствовала себя неловко, минуту назад я хотела удрать, даже не простившись. — Я слышу. Сейчас мне сделают укол, и мы сможем поговорить, — поморщился Ян. Боль была сильной и причиняла ему нестерпимые страдания. Сиделка набрала лекарство в шприц, он стиснул зубы, крепко зажмурил веки и некоторое время так лежал. Потом лицо его разгладилось, он открыл глаза и по-польски попросил сиделку выйти. — Тебе очень плохо? — спросила я. — Плохо, но не будем об этом говорить, у меня мало времени. Уколы приходится делать все чаще и чаще. Без них боль вытерпеть невозможно. Я внес необходимые изменения в завещание, теперь совесть у меня чиста. Ты меня простила, и мне легче умирать. Я знаю, тебе не очень приятно меня видеть. — Ты ошибаешься. — Нет, я знаю, и это вполне естественно. Я хотел тебе сказать, что не в праве тебя здесь удерживать, ты можешь уехать в любой момент, даже не прощаясь. Давай простимся сейчас. Слезы полились из моих глаз. Я боялась произнести хотя бы звук, чтобы Ян по дрожащему голосу не догадался, что я плачу. — Ты плачешь? — Нет, — соврала я и зарыдала навзрыд. — Ну не надо, я не заслуживаю твоих слез. — Он начал меня успокаивать. Не я его, а он меня. — Уезжай! Не нужно тебе здесь находиться. Я не хотел тебя расстраивать, прости и за это. Прощай! — Прощай! — сказала я и поцеловала его в лоб. Вышла я из комнаты зареванная, едва не сбив с ног Татьяну. Она как постовой дежурила под дверью. — Что с ним, он умер? — спросила она без тени сожаления в голосе. — Нет, но ему очень плохо, — ответила я и как зомби, продолжая плакать, побрела прочь. Татьяна что-то говорила мне вслед, но я ее не слышала. У меня заныло сердце, стало душно, и я решила выйти на крыльцо.