— Вот и за мной пришли, — обречено вслух подумала я. — Пани Марина, вы спуститесь к завтраку? — из-за двери спросила Марта. — Да, я сейчас спущусь, — ответила я. «Война войной, а чашка кофе не помешает. Может, о Сергее Ильиче что-нибудь узнаю?» — с такой мыслью я стала собираться к завтраку. Когда я спустилась, за столом уже сидели Вацлав и Татьяна. Интересно, почему она вчера не ужинала, сюрприз мне готовила? Должна признаться, он ей удался. — Позвольте представить. Татьяна — жена пана Кисневского, — представил мне Таньку Вацлав. — Очень приятно. Марина, — буркнула я и уселась за стол. — А Сергея Ильича звали? Татьяна бросила взгляд на Вацлава. Тот был спокоен и невозмутим: — А разве он не уехал? Я его сегодня не видел. «Ага, и этот тоже уехал без вещей, без обещанных Никитой денег! Встал мертвенький и холодненький и уехал вперед ногами. Так я вам и поверила», — теперь я не сомневалась — это дело рук Вацлава. Откуда тогда бы он знал, куда подевался доктор? — Вам ведь больше не нужна медицинская помощь? Наверное, собрался и уехал, я, правда, сама не видела, — сказала Татьяна таким тоном, как будто прежде со мной никогда не встречалась. Врешь, Танюша! Ты, может, и не видела, а я видела тело, как сейчас тебя. Вот только куда оно исчезло? Но в моих интересах молчать. Лишних свидетелей, как правило, убирают. — Уехал и уехал. Хотя мог бы и зайти проститься, — как ни в чем не бывало выпалила я, тщательно намазывая масло на хлеб. — Господин Кисневский сегодня относительно хорошо себя чувствует, поэтому после завтрака мы можем проведать его, он вас ждет, — поставила меня в известность Татьяна. Вацлав за все время так и не открыл рта. То ли молчаливость была его природным качеством, то ли он плохо понимал русский язык, но желания участвовать в разговоре он не проявлял. После еды я решила не подниматься в комнату, а сразу нанести визит хозяину дома. Смысла откладывать встречу не было никакого, мне хотелось скорее со всем разобраться и уехать. — Пошли к Яну, — сказала я Татьяне, как только мы вдвоем вышли из столовой. — Идем. Но будь готова ко всему. Глава 17 Никакого волнения перед встречей с человеком, некогда влюбленным в меня, я не испытывала. Пусть он волнуется. В моей душе была только злость оттого, что меня обманом выдернули из нормальной жизни, морочили голову амнезией и травили лекарствами. И все это ради чего или кого? Ради прихоти одного человека — увидеть меня перед смертью. Татьяна привела меня на хозяйскую половину. Сразу бросилось в глаза — эта часть дома перестраивалась, потому как выглядела она намного современнее остальных апартаментов: никакой коридорной системы, огромный холл, навесные потолки с оригинальной подсветкой и минимум мебели — только диван и кресла. — Посиди минуточку, я сейчас. — Татьяна указала мне на кресло, а сама зашла в комнату, в которую можно было попасть из холла. Там она пробыла недолго, вскоре показалась вновь и позвала: — Зайди, Ян ждет тебя. Я переступила порог и очутилась в огромной спальне. Посередине стояла кровать, на ней, подложив под спину несколько подушек, сидел человек. Справа стояла капельница, через прозрачную трубочку в его руку поступала какая-то бесцветная жидкость. Мужчина был необычайно худым и изможденным. Лицо цвета пергамента с отросшей седой щетиной с трудом улыбнулось мне. — Здравствуйте, — сказала я неизвестно кому, мне трудно было поверить, что в подушках лежит Ян. — Здравствуй, Марина. Ты меня не узнаешь? — скрипучий голос донесся с кровати. Я пребывала в состоянии шока. Узнала? Да как можно узнать в мумии человека! Неужели это и есть Ян? Этому человеку, наверное, лет сто. Меня в очередной раз дурачат. Не может этот старик быть Яном. — Подойди поближе, я плохо теперь вижу. Я тебя по голосу узнал, такой же звонкий, как колокольчик. Рад, что ты решилась приехать. Чем добиралась? Самолетом? Поездом? Ах да, Татьяна говорила мне, что ты приедешь машиной. Совсем плохо стал запоминать. Тебя встретили? — Он тяжело говорил. Казалось, каждое слово дается ему с большим трудом. Что-то неуловимо знакомое слышалось мне в его голосе. Я плохо разбирала слова и, как мне ни было страшно, подошла к нему ближе. — Ян, это ты? — спросила я. — Все-таки не узнала, — прошелестел Кисневский. Мне вдруг до слез стало его жалко. Сколько он протянет? Месяц, два или неделю? Одно понятно: Ян с этой постели уже не встанет, о таких говорят «не жилец». — Мне нужно поговорить с гостьей. Оставьте нас наедине, — отдал приказание Ян. В комнате, кроме нас с Татьяной, находились еще люди: женщина сидела поодаль и мужчина, который держал Яна за руку. Возможно, это был врач, а женщина, я думаю, сиделка. Без возражений они молча поднялись и вышли. Татьяна что-то хотела сказать, но мужчина шепнул ей несколько слов на ухо и вывел ее из комнаты. Я обошла кровать и села на стул. Луч света скользнул по лицу Яна, я ужаснулась, увидев, что сделала с ним болезнь: впалые щеки, синяки под глазами, обескровленные губы. Теперь этому некогда красивому юноше можно было дать вдвое больше лет, чем есть на самом деле. — Ты давно болеешь? — ничего более умного, чем спросить о болезни, мне не пришло в голову. — Давно. Это мне наказание за грехи. — Какие грехи, Ян? Ты кого-то убил, ограбил? — попыталась я пошутить. — Я тебя обидел! Себе жизнь поломал, тебе, Татьяне. — Это не грех, это жизнь. Такое со многими случается. — Мне кажется, все мои несчастья начались с того момента, когда я тебя предал. За это меня бог наказал. Я лишил себя и тебя счастья. Я не оправдал твоих надежд. Похоже, с этой навязчивой мыслю, он всю жизнь прожил. Татьяна права, он — псих, мазохист. Если я начну его убеждать в том, что не жалуюсь на жизнь и считаю себя вполне счастливой женщиной, он тут же умрет от разочарования. Это что же получается — он страдал зря?! Но если я сейчас не прерву этот сеанс самобичевания, то еще не скоро узнаю, с какой целью он хотел меня видеть. — Я не жалуюсь. Так жизнь сложилась, и ничего не изменишь. У меня все нормально, ты зря себя казнишь. — Нет, ты меня жалеешь. Мне Татьяна рассказывала, ты тоже неудачно вышла замуж, муж у тебя деспот. Поражалась я Татьяне. Не старалась бы она Яна побольнее уколоть, не напоминала бы ему о давно забытом чувстве, того и гляди, все нормально бы сложилось. — Я хочу компенсировать тебе моральный ущерб за поломанную твою жизнь, — продолжал говорить Ян. Он точно болен! О чем он? О какой поломанной жизни? О каком моральном ущербе? Танька явно перестаралась! В свое время ему бы помог хороший психоаналитик или даже психиатр. Сейчас уже, конечно, поздно. Не хочется его расстраивать. Сколько ему еще осталось жить? Выглядит он прескверно. Но, видно, разочаровать все же придется. — Ян, ну о чем ты говоришь? Я ни в чем тебя не виню. Я давным-давно тебя простила. — Я говорю о завещании. Я скоро умру, я это чувствую. — Не придумывай. Ты поправишься. Приедешь ко мне в гости. Тебе рано думать о смерти, ты еще молодой мужчина, — не очень убедительно вещала я. — Молодые тоже умирают. Но не перебивай меня, мне и так трудно говорить. За те почти двадцать лет, что мы не виделись, я сколотил неплохое состояние. Деньги, недвижимость, этот дом и доля в нескольких строительных компаниях. Дом я вновь передаю в музей, акции компаний отходят компаньонам, а деньги — часть пойдет в благотворительный фонд, остальные хочу завещать тебе. — А как же жена, твой ребенок? — Ты Татьяну считаешь моей женой? Во-первых, мы давно порознь. Во-вторых, именно она отравила мне жизнь, и я ничего не хочу ей оставлять. А ребенок — это не мой ребенок, чтобы она ни говорила. Много лет назад ему делали операцию. Его «заботливая» мамаша прохлопала ушами, довела ребенка до перитонита. Понадобилось переливание крови. Я хотел предложить свою, но моя кровь не подошла. Врач, мой хороший знакомый, мне объяснил, что у меня с Татьяной не может быть детей с такой группой крови. Я очень хорошо знаю свою жену, поэтому это известие меня не очень удивило. Но ты не переживай, ее сын получит средства на продолжение учебы, а дальше пусть зарабатывает деньги сам. Ян разволновался, разговор о Татьяне причинял ему определенные страдания: его дыхание сбилось, голос задрожал. Я поторопилась перевести беседу в иное русло: — Хорошо, Ян, если речь идет о небольшой сумме, я готова ее принять, но не как компенсацию за моральный ущерб, а скажем, как подарок или как память о тебе. Но знай, я не тороплюсь получить эти деньги, более того, чем позже я их получу, тем будет лучше. И совсем будет прекрасно, если этими деньгами ты распорядишься сам, когда выздоровеешь. — Добро! Ничего иного я и не хотел услышать. Я сейчас же внесу изменения в завещание. Ты можешь пригласить моего нотариуса? Он составит все необходимые документы, — попросил Ян и указал взглядом на дверь. Все понятно, я не угадала, этот мужчина — нотариус, а не врач, как мне показалось. Я открыла дверь и хотела уже выйти, но с порога меня окликнул Ян: — Марина, ты погостишь здесь несколько дней? Я так хочу знать, как тебе жилось все эти годы. Голос его был таким жалобным, что я не смогла ответить ему иначе: — Да, конечно, я поживу здесь несколько дней и, если захочешь, буду каждый день приходить к тебе, и мы будем говорить, говорить, говорить… — Спасибо тебе! Я вышла из комнаты. Под дверью стояла Татьяна и сиделка. — Подслушиваешь? — Что ты! Я просто тебя ждала. — Конечно, она подслушивала. Если это не так, отчего же она тогда отпрянула от двери, когда я выходила? — Не бойся, я все сделала, как мы договаривались. Я согласилась. — Я знала, что ты не подведешь. Что он тебе предложил? — Извини, потом. Я должна выполнить одно поручение. Чуть в стороне от двери стоял нотариус и разговаривал с Вацлавом. И этот здесь!