— Вряд ли, — усмехнулся мужчина. Еще бы, похить он меня и предложи отцу выкупить, был бы уже мертв. Мы двигались по уже знакомому коридору, правда, на этот раз в другую сторону. Александр Ильич Токарев шел, засунув руки в карманы брюк, вид имел абсолютно расслабленный и безопасный. Я подумывала воспользоваться этим, но идею быстро забраковала: не думаю, что он дурак, чтобы позволить мне это. Разыграть перед ним сцену тоже не выйдет: такие типы не покупаются на всякую ерунду. В общем, в который раз я ждала развития событий, чувствуя себя сторонним наблюдателем. Жаль, что я не проходила курсы молодого бойца. В кино девицы так ловко машут ногами и руками, что поневоле начнешь им завидовать. К примеру, в данный момент уровень моей зависти зашкаливал… Коридор сделал резкий поворот, далее — три ступени вниз и двойные двери. Меня милостиво пропустили вперед. Оказалось, шли мы на парковку, почти полностью забитую машинами. На всякий случай я запомнила пару номеров, что успела разглядеть. Больше увидеть мне не удалось: мы едва ли не вплотную подошли к жуткого вида черному Кадиллаку, смахивающему на гробовозку. Эту тачку я бы где угодно узнала, и немудрено: кому еще может прийти в голову купить себе чудовище таких размеров? Наверное, только тому, кто содержит у себя дома сколопендру. — А я уже заждался, — услышала я голос этого «гения», не удержалась и поморщилась: такой поворот событий мне не нравился. Благодаря провалу в двое суток наша памятная «встреча» произшла для меня не далее как вчера, хотя уверена, два дня вряд ли бы что изменили. — Прошло всего пять минут, — спокойно заметил Токарев, оборачиваясь. Пришлось мне тоже обернуться. И, едва я встретилась взглядом с Вишневским и открыла рот, чтобы сказать… что-нибудь, в тот момент даже не решила что, Андрей довольно грубо перебил меня: — Прошу, заткните ей рот чем-нибудь. Когда она начинает разговаривать, клянусь, хочется разбить ее голову о стену… — обращался он к двум парням, стоящим позади него. Парни переглянулись и уставились на Токарева, ясно, кому они здесь подчиняются. — Делайте что велят, — кивнул тот с безразличным видом. — И засуньте ее в багажник, — злобно улыбаясь, заявил Вишневский, начисто забыв, что у его гробовозки багажник что третий ряд и нахождение там не принесет заложнику сильных неудобств. Бугаи долго не думали (знаю, звучит неправдоподобно, но все же), подхватили меня под руки и потянули к машине, сделав, как велено — запихнули в багажник. Один из парней попытался пойти дальше и затолкать мне в рот кусок ткани, но ловко вывернулась и рявкнула: — А ну руки убрал, сволочь! — Да тише ты, кошка дикая! — А ты, — это я уже к Вишневскому обращалась, — ты перегнул палку, Андрей. Вишневский сделал парням знак, те отбросили кусок ткани и достали наручники. Пристегнуть меня с первой попытки не получилось, я сопротивлялась как могла. Пнула одного из бугаев в коленную чашечку, во второго плюнула. Второй разозлился куда больше, вывернул руку, защелкнул-таки браслеты на руках и прицепил к какой-то железяке в багажнике. Затем парни общими усилиями заклеили мне рот, нацепив скотч еще и на волосы. Посмотрели на проделанную работу с довольными рылами и захлопнули тачку. Придурки! Я быстро сняла наручники с крюка и перелезла на заднее сидение. Ситуация мне категорически не нравилась. Все дело в Вишневском: мы далеко от родного города, черт пойми где и у кого и, учитывая нашу последнюю встречу… уверенности в Андрее у меня тоже не было, скажем так. Что у него на уме, знает только он сам, да и то не всегда. У Вишневского есть деньги, он отправлял мне алмазы, а значит, действует он не ради прибыли, как тот же Токарев. И это делало Андрея намного опаснее остальных придурков. Ждать Вишневского пришлось еще не меньше получаса. Наручники снять не удалось: никаких острых и мелких предметов в досягаемой близости. Вытянув шею, я смогла убедиться, что Вишневский все еще расточает улыбки Токареву, записанному мной в опасные типы. Теперь к ним присоединился пузатый коротышка с длинными волосами, зачесанными назад. Лысину что ли прикрывает? Хотя с коротышкой я поторопилась: его рост скорее топтался у отметки «средний», просто на фоне рослого Вишневского и палкоподобного Александра Ильича, плешивый казался мелким. Наконец, мужчины пожали друг другу руки и разошлись. Через минуту хлопнула дверь со стороны водителя, Андрей устроился за рулем. Мое перемещение из багажника его не удивило: — Сразу предупреждаю: не дерись, а то будешь продолжать путешествие в отключке, поняла, родная? — он обернулся с широкой улыбкой на лице. Нельзя ему улыбаться, шрамы окончательно превратили Андрея в злодея. В ответ я промолчала. — Тебе придется кивнуть, читать мысли я пока не научился. Кивать я тоже не стала, просто отвернулась, раздумывая, как бы половчее накинуть наручники ему на шею. Кивни я, он бы сразу заподозрил подвох, а так — возможны варианты. Посверлив меня взглядом, Вишневский отвернулся и схватился за руль. Как мне показалась — с намеком на недовольство. Нажав на газ, он посигналил дружкам на прощание и вырулил с парковки. Дважды свернув, мы выбрались на прямую дорогу — это все, что я могла сказать. За коном ночь и видны лишь деревья, щедро припорошенные снегом. Вишневский включил радиостанцию, не очень громко, но все равно мне на руку. Стараясь сильно не шуметь, я начала медленно поднимать руки с наручниками. — Что бы ты там ни задумала, подожди, пока остановимся. Не хватало еще в аварию с тобой попасть, — опередил меня Вишневский, в голосе чувствовались доброжелательные нотки, что насторожило. Ну и чутье у него… или глаз на затылке. Со вздохом я опустила руки: — Ну да, авария была бы не кстати: ремонт гробовозки полностью тебя разорит. — Я знал, что тебе понравится малышка. Пока единственная во всем городе, кстати. — Счастье какое! Оказывается, не так много у нас богатых дураков, слава тебе господи. Кстати, как называется та штука, когда мужики пытаются замаскировать свое микро-достоинство большими покупками? Гиперкомпенсация? Вишневский рассмеялся весело и ничего не ответил. Сейчас он походил на обычного себя: насмешливого, наглого и почти невозмутимого. Ничего общего с тем парнем, которого я видела вчера… черт, три дня назад. Ничего общего с тем, кто меня по-настоящему напугал. Вот ведь ирония: Токарев, Змей и вся их гоп-компания напугали меня мало, пусть и запихнули в комнату-аквариум, а перед этим отвесили леща. А один Вишневский, прижимающий мою тонкую шею к стене… я поежилась от нахлынувших воспоминаний. В Андрее я чувствовала реальную угрозу. Еще минут десять мы ехали молча, потом Вишневский сбросил скорость и приткнул железное чудо машиностроения на обочину. То есть, приткнул лишь правый бок, никакая в мире обочина не способна вместить такую громадину. Я огляделась: вокруг лишь леса и белоснежные поля, огни города виднелись где-то в районе горизонта. Далеко, в общем. «Не паникуй, ничего он тебе не сделает», — напомнила я себе и приняла невозмутимый вид, гордо вздернув подбородок. На самом деле моя уверенность болталась в районе пятьдесят на пятьдесят. Если припомнить вспышку гнева, то скорее тридцать на семьдесят не в мою пользу. А если еще семейную историю приплести… я ведь не знаю, что обо всем думает Вишневский. В общем и целом — черт. Черт, черт, черт. Андрей повернулся ко мне и по обыкновению, широко улыбнулся: — Что, Мата Хари местного разлива, не расскажешь, как ты до такого докатилась? — Как села с тобой в одну машину? Так я не по своей воле, — чтобы не смотреть на Вишневского, я отвернулась к окну. — Это я помню, — посерьезнел он. — И ты бы так не храбрилась, знай, что я пообещал Токареву. По условиям сделки, ты не должна вернуться и начать болтать о произошедшем, слишком много ты видела. Токарев настаивал, чтобы мир лишился твоего светлого лика. Это часть соглашения. Что ж, Токарева можно было понять, вряд ли он мечтает, чтобы его лавочку прикрыли. Но дядя должен очень доверять Вишневскому, чтобы отдать меня. Токарев должен был поверить, что Андрей меня убьет. А он… это сделает? — А другая часть соглашения? — без выражения поинтересовалась я. — Круглая сумма. — Давай уточним: ты выложил за меня неприличное количество своих кровных и в обмен пообещал сопроводить в мир иной. И где тут логика? Если ты мечтал избавиться от меня, могу навскидку назвать около сотни более простых способов, даже из дома можно не выходить. — Подумай об этом, — посоветовал Вишневский, отвернулся и потянулся к бардачку. — Протяни руки, надо снять браслеты. Не нравятся мне синяки у тебя на руках… — он щелкнул наручниками и в самом деле меня освободил. — Значит, синяки на шее тебе больше по нраву? — буркнула я и прикусила язык, но сказанного уже не воротить. Повисла неловкая пауза. — Могла бы просто сказать «спасибо». — Спасибо, — потирая больное запястье, пробормотала я. — Всегда пожалуйста, родная. — Раз ты волнуешься о моих синяках, вряд ли собираешься выполнять данное Токареву обещание, я права? — Впервые — да. — Отлично. Тогда поехали скорее домой. И я бы настаивала на звонке другу, меня не было двое суток, Ромка наверняка поседел от ужаса… надеюсь, родители не в курсе произошедшего? Вряд ли. Но вот Ромка… — Ромка? — рявкнул Андрей так, что я вздрогнула. Его спокойное настроение улетучилось, словно и не было его. Может, я поторопилась с радостью? Кажется, такие вот перепады настроения — верный признак биполярного расстройства, что идет вразрез с образом «спасителя Вишневского», что я нарисовала минуту назад. Вот и думай теперь, какая версия более правильная. Надо на досуге почитать книги по психологии. — Ты должна догадываться, из какого дерьма я тебя только что вытащил! — продолжал наступление Вишневский. Ему явно не хватало места для злости, машина сковывала движения. — И первое, о чем ты беспокоишься — твой уголовник? — Ромочка — не уголовник, чего вы все заладили? — обиделась я. — Он отсидел всего два месяца, и то в семнадцать лет! Он подростком был, у него мать умерла, знаешь, как его колошматило? Ни черта ты не знаешь, только обзываться и горазд. — Я не хочу обсуждать сейчас твоего Ромку, понятно? — Ладно, что обсудим? Как ты, герой, вытащил меня из дерьма? Я уже сказала спасибо, но стоит напомнить, что я тебя не просила! Справилась бы и без тебя. — Да ладно? И как же это, позволь спросить? — Какая теперь разница? Лучше скажи, что ты там делал? — сложив руки на груди, поинтересовалась я. Правильно, Сентябрина: лучшая защита — нападение. — Там? — Вишневский странно усмехнулся. — Ты хоть представляешь, что это самое «там» значит, гадюка ты моя? Ты даже не знаешь, где очутилась, не так ли? И не было у тебя никакого плана… ты самая настоящая идиотка, вот ты кто! — Я кто?! — Идиотка, причем круглая! — уверенно повторил он. — Избалованная папулина дрянь… даже не верится! Ты привыкла играть в своей песочнице, вот и оставалась бы там, под надежной защитой. Какого хрена ты сунулась в другой город? На чужую территорию? Твой отец не настолько влиятелен, он не всесилен, знаешь ли. И где, позволь спросить, шлялся твой дружок-дуболом, пока ты торчала по уши в дерьме? — Прекрати обзывать Ромку и орать, — тихо попросила я. — Ты что-то перепутала, золотце. Можешь приказывать идиотам, что тебя окружают, но мне не смей, — он досадливо поморщился, но все равно не успокоился: — После сегодняшнего ты мне крупно задолжала, дорогая. На твоем месте я бы думал, как будешь рассчитываться с долгом. — Можешь не беспокоиться, назовешь сумму. — Деньги мне не нужны, — тут же отрезал Вишневский. — Возьму услугой. И ты ее мне окажешь. Без вопросов, угроз, жалоб и прочей дребедени. — Не пойдет. Определение «услуга» мне здорово не понравилось. На ум сразу приходили барышни, которых я застукала в его квартире. Папина секретарша и жена мэра, интересный коктейль. Вишневский явно что-то задумал, только вот что… если сложить все вместе, услуга может получиться очень непростой. Андрей прикрыл глаза, как будто пытаясь совладать с собой, и медленно сказал: — Ты все сделаешь. — Да ладно? Вишневский, ты все равно меня уже вытащил. Если откажусь, убьешь и выбросишь на обочине? Так давай. Да и что мне мешает согласиться сейчас, а потом послать тебя куда подальше?