– Лористом. Последним ньесским лористом, если у меня есть на это право. – Ее улыбка резко гаснет, и впервые я понимаю, какую бездну усталости, тягот и печалей скрывает она. – Лористы были воинами, рассказчиками, знатью. Они рассказывали свою правду в книгах и песнях и передавали ее через свои художественные движители. Я просто… говорю. Но я ощущаю, что у меня есть некое право на их мантию. В конце концов, не все бойцы используют ножи. – В земноречи не может быть ничего, кроме правды, – и порой даже больше правды, чем кто-то хочет поведать. Я чувствую… что-то такое в ее печали. Мрачную решимость. Трепет страха, как соляная кислота на языке. Решимость защитить… что-то. Это уходит слабеющей вибрацией прежде, чем я успеваю понять больше. Она делает глубокий вдох и снова улыбается. Как же мало из ее улыбок настоящие. – Чтобы управлять ониксом, – продолжает она, – тебе нужно понять ньессов. Проводники не понимают, что он лучше всего отвечает на определенный эмоциональный резонанс. И все, что я говорю, должно помочь. Затем, наконец, она ласково отодвигает меня в сторону, чтобы пройти. Вопрос надо задать сейчас. – Так что случилось, – медленно говорю я, – с ньессами? Она останавливается с коротким смешком, на сей раз искренним. – Завтра узнаешь, – говорит она. – Мы пойдем посмотреть на них. Я сбит с толку. – К их могилам? – Жизнь в Сил Анагисте священна, – бросает она через плечо. Она проходит в дверь, она идет, не останавливаясь и не оборачиваясь. – Ты не знал? Она ушла. Я чувствую, что должен понять этот ответ, – но в каком-то смысле я все еще невежественен. Келенли добра. Она позволяет мне сохранить невежество до конца ночи. * * * Адресат: Альма Инноватор Дибарс Отправитель: Ятр Инноватор Дибарс Альма, комитет не может урезать мне финансирование! Смотри, это просто собранные мной даты инцидентов. Просто глянь на последние десять! 2729 2714–2719: Удушливая 2699 2613 2583 2562 2530 2501 2490 2470 2400 2322–2329: Кислотная Седьмой вообще интересует факт, что наша популярная концепция о частоте событий уровня Зимы совершенно неверна? Они не случаются каждые двести-триста лет. Скорее всего, тридцать-сорок! Если бы не рогги, мы бы тысячу раз вымерли. При помощи этих данных и прочих, собранных мной, я пытаюсь создать прогностическую модель для более интенсивных Зим. Здесь виден цикл, ритм. Разве нам не нужно заранее знать, будет ли следующая Зима длиннее и в чем-то тяжелее? Как нам подготовиться к будущему, если мы не признаем прошлого? 9 Пустыня, вкратце, и ты ПУСТЫНИ ЗИМОЙ ХУЖЕ ПРОЧИХ МЕСТ. Тонки дает знать Юкке, что воду будет добывать легче – инноваторы Кастримы уже собрали несколько устройств, которые называют уловителями росы. Солнце тоже не помеха, благодаря облакам пепла – ты и не думала, что будешь им благодарна. Однако будет холодно, хотя днем не так сильно. Возможно, даже будет снег. Нет, опасность пустыни Зимой в том, что почти все животные и насекомые впадают в спячку глубоко под песком, где еще тепло. Есть те, кто утверждает, что нашли верный способ выкапывать спящих ящериц и прочее, но, как правило, все это вранье; те немногие общины, что живут по краям пустыни, ревниво хранят такие секреты. Растения на поверхности уже высохли или съедены тварями, готовящимися к спячке, так что наверху ничего не осталось, кроме песка и пепла. Совет Предания камня по поводу пустыни Зимой весьма прост: не ходи туда. Если ты не намерен сдохнуть с голоду. Община два дня стоит лагерем на краю пустыни Мерц, готовясь к походу, хотя истина в том – как тебе доверилась Юкка, пока ты вместе с ней докуривала последнюю мелло, – сколько ни готовься, путешествие легче не станет. Люди будут умирать. Тебя среди таковых не будет – любопытно сознавать, что Хоа вмиг унесет тебя в Сердечник, если возникнет какая-то реальная опасность. Возможно, это шулерство. Только это не так. Ты собираешься помогать как можешь – и поскольку ты не умрешь, ты увидишь страдания многих других людей. Это меньшее, что ты можешь сделать сейчас, посвятив себя делу Кастримы. Выносить это зрелище и биться как огнь земной, чтобы не дать смерти взять больше ее законной доли. А пока люди у костров трудятся в две смены, жаря насекомых, высушивая клубни, выпекая из последнего зерна галеты и засаливая мясо. Достаточно подкормившись, выжившие люди Матчиша оказались особенно полезными в смысле добывания еды, поскольку некоторые из них местные и помнят, где могут быть заброшенные фермы или не обчищенные до конца развалины после Разлома. Скорость будет иметь значение: выжить – значит, выиграть гонку между простором Мерца и припасами Кастримы. Из-за этого Тонки – которая все больше выступает как спикер от Инноваторов, что ей ужасно не нравится, – наблюдает за быстрой и грязной разборкой фуражных повозок и переделкой их в новые, более легкие и более устойчивые к тряске, которые будет легче тянуть по пустынным пескам. Стойкости и Селекты перераспределяют оставшиеся припасы, чтобы потеря любой повозки, если ее придется бросить, не привела к какому-нибудь катастрофическому дефициту. Последнюю ночь перед пустыней ты сидишь, ссутулившись, перед одним из кухонных костров, по-прежнему неуклюже пытаясь есть одной рукой, когда рядом с тобой кто-то садится. Это немного пугает тебя, и ты вздрагиваешь, роняя с тарелки кукурузный хлеб. Рука, поднимающая его, широкая, бронзовая и покрытая боевыми шрамами, с лоскутком желтого муарового шелка на запястье – теперь грязного и обтрепанного, но все же узнаваемого. Данель. – Спасибо, – говоришь ты, надеясь, что она не воспользуется возможностью начать разговор. – Говорят, что когда-то ты была в Эпицентре, – говорит она, подавая тебе хлеб. Значит, не повезло. Тебя не должно удивлять, что люди Кастримы шепчутся о тебе. Ты решаешь не обращать внимания, подбирая хлебом очередную порцию похлебки. Сегодня она особенно хороша, приправлена для густоты кукурузной мукой, в ней много нежного соленого мяса, которого после каменного леса было много. Всем нужно поднабрать жирку по максимуму, чтобы подготовиться к пустыне. Ты не думаешь о мясе. – Была, – говоришь ты, предостерегающе, как ты надеешься. – И сколько колец? Ты кривишься от отвращения, думая о том, как бы объяснить «неофициальные» кольца, данные тебе Алебастром, о том, насколько ты опередила даже эти, думая, как бы быть поскромнее… и, наконец, решаешь быть точной. – Десять. – Иссун Десятиколечница, звали бы тебя теперь в Эпицентре, если бы старшие снизошли до признания твоего нынешнего имени и если бы Эпицентр еще существовал, если это имеет значение. Данель понимающе присвистывает. Так странно встретиться с человеком, который это понимает и ценит. – Говорят, – продолжает она, – что ты можешь многое делать при помощи обелисков. Так ты разбила нас в Кастриме. Я понятия не имела, что ты сможешь так накрутить жуков. Или поймать стольких камнеедов. Ты делаешь вид, что тебе все равно, и сосредотачиваешься на хлебе. Он чуть сладковатый; повара пытаются извести сахар, чтобы освободить место для более питательных съестных припасов. Он очень вкусный. – Говорят, – продолжает Данель, искоса наблюдая за тобой, – что какой-то рогга-десятиколечник расколол мир там, в Экваториалях. Нет уж. – Ороген. – Что? – Ороген. – Возможно, это мелочно. Из-за того, что Юкка настаивает на использовании слова «рогга» для названия функционал-касты, все глухачи бросаются этим словом, будто оно ничего не значит. Это не мелочно. Это имеет значение. – Не рогга. Ты не унизишься до этого слова. Ты этого не заслуживаешь. Несколько мгновений царит молчание. – Ладно, – говорит Данель без намека на извинение или попытку подольститься. Она просто принимает новые правила. Она также не пытается еще раз намекнуть на то, что именно ты устроила Разлом. – Но вопрос остается. Ты можешь делать то, чего не может большинство орогенов. Верно? – Да. – Ты сдуваешь случайный пепел с печеной картофелины. – Говорят, – продолжает Данель, упираясь ладонями в колени и подаваясь вперед, – что ты знаешь, как покончить с этой Зимой. Что ты скоро куда-то уйдешь и действительно попытаешься это сделать. И что когда ты соберешься, тебе понадобятся люди в помощь. Что? Ты, нахмурившись, смотришь на свою картофелину. – Ты предлагаешь себя? – Возможно. Ты пялишься на нее. – Тебя же только что приняли в Опоры. Данель смотрит на тебя еще несколько мгновений, выражение ее лица до сих пор непонятно. Ты не понимаешь, что она колеблется, пытаясь решить, открыть ли тебе нечто о себе, но потом она вздыхает и говорит: – Я из касты Лористов на самом-то деле. Раньше звалась Данель Лорист Реннанис. Данель Опора Кастрима никогда не будет звучать правильно.