― Да привязалась тут ко мне одна надоедливая особа. Вот и хотел отпугнуть приставальщицу. ― Ты же за столом, здесь не крепость Бастилия и не место для фехтования вилкой. ― Извиняюсь, ― говорит Коля, ― не хотелось совершать такие жесты, ― и смущённо опустил голову, искоса наблюдая полёт жужжалки. Он с тоской посмотрел в открытое окно, откуда веяло прохладой, и куда скрылась непобеждённой оса. Как раз в это время за окном пропел мотор. Колька встрепенулся и, чуть не свалившись со стула, позабыв про котлету, с огурцом в руке метнулся к двери. ― Ты куда сорвался? ― встрепенулась мать. ― Я счас-с-с! Только посмотрю, кто на тарахтелке промчался, ― и он выскочил за порог. ― Вот беда с ним! И не скажешь, что он не оса. И вылетел так же, не успев поесть. Останется голодным, ― сокрушённо произнесла мать. ― Хорошо урчит, ― подумал про себя на бегу Колька. ― Похоже, так тарахтеть на распев может только Мишкин мотик. И, ухватившись за доску, заскочил на забор. Вид с забора был, как с театральной галёрки. Белёсая макушка выгоревших на солнце волос, словно расцветший подсолнух, замаячила над забором. Едва удерживаясь за пружинистые доски, он перегнулся всем туловищем через забор и стал крутить шеей, бросая взгляд то влево, то вправо, схоже подсолнуховой головёнке, раскачиваемой на ветру. Искристые лучи от выцветшей шевелюры разлетались по сторонам, подобно запущенным солнечным стрелам. Колька пытался понять, куда так внезапно исчез возникший и привлёкший его звук мотора. Теперь он видел только сизое облачко вперемешку с поднятой пылью, которое кружило вдоль дороги, оставляя еле заметный след от пересохшей на солнце земле. Бензиновый запах вылился в воздух и заполнил улицу. «Эх, мне бы так прокатиться!» ― подумал Коля. Словно вонзившееся в тело жало встревоженной осы, Кольку пронзила мысль приделать к велосипеду одну простоватую штуковину. Тогда звук должен получиться не хуже, чем у Мишкиного мотоцикла, и он на зависть ребятам будет гонять по улице и издавать похожие звуки. Колька сейчас слушался и подчинялся только этой мысли, как лучше воплотить им задуманное. Он задержал взгляд на щербатом соседском заборе, который своим видом чем-то походил на давно заброшенный музыкальный ксилофон, который хранился у него на чердаке. «А что, и вправду, если приделать к колесу велосипеда железную пластинку от ксилофона, то может получиться неплохой музыкальный звук. Тогда уж точно позавидуют все», ― спрыгнув с забора, Коля поспешил забраться на крышу, на тот самый чердак, где у него однажды произошло знакомство с мистером Пчихом, хранителем тайн старого сундука. В этот раз он решил не беспокоить дряхлого старичка. Припав на четвереньки, озираясь по сторонам, он тихонечко приподнял покрытую пылью крышку старого сундука и стал шарить рукой внутри. Нащупав слегка позванивающий предмет, он вздохнул с облегчением и достал игрушечный музыкальный инструмент, похожий на маленькую лесенку с потускневшими от времени металлическими пластинками. Неслышно опустив крышку сундука, Колька поспешил покинуть чердак, чтобы не вызвать недовольство мистера Пчиха. Через секунду он сидел, свесив ноги, на краю открытой крыши, и разглядывал добычу, соображая, как приспособить железки к колесу велосипеда. От прикосновения пальцами к железкам пластинки не испытывали желания дребезжать и издавать привычные для них мелодичные звуки. ― Что, разучились трезвонить? Отвечайте! Теперь придётся вам тряхнуть своей стариной, противные пластинки, ― произнёс Колька, но пластинки молчали. ― Не хотите отвечать! ― и он сбросил на землю слегка побрякивающий железками ксилофон. Когда-то в молодости звучавший сладкозвучно ксилофон, оказавшись на земле, издал жалобный звук. Дружившие до этого между собой игривые пластинки разлетелись в разные стороны. ― Вот так-то лучше! Мне-то и надо от вас всего две штучки, ― произнёс Колька и, окрылённый мыслью, посетившей его, слетел по лестнице вниз, перебирая руками и ногами ступеньки, подобно игре на ксилофоне. При этом звучание от такого перебора по ступенькам лестницы было не столь выразительно, как при игре на самом музыкальном инструменте. У лестницы на земле лежал разбитый музыкальный инструмент. С земли Колька поднял две с рыжеватым блеском пластинки. ― Ну, извините, друзья, ― обращаясь к ним, произнёс Колька. ― Я не хотел вас разлучать таким способом. И задумался: «Значит, так! Теперь надо сообразить, как вас, бедняжек, закрепить к раме велосипеда. Работа вроде небольшая. Но для этого надо разыскать кусочек проволоки. Скорей всего, её можно найти у самоделкина Вовки, ― сообразил Колька. ― По крайней мере, у него такое хламьё водится, он мастак делать из проволоки разные стрелялки и даже мастерил для птиц клетки». Ударяя одна о другую добытыми пластинками от ксилофона, Колька вприпрыжку побежал к Вовке, напевая песенку про бабусиных гусей, как она дружно жила с ними и не тужила… Встретив у ворот Вовку, Колька как-то сразу сбился с мыслей. Гуси и бабка всё перепутали в его голове и вертелись на языке, словно эти гуси были его, а не бабкины, и подходящих слов как-то сразу не находилось. ― Ты чего такой зашуганный? ― поинтересовался Вовка. Колька нахмурился, соображая, зачем он бежал к Вовке. ― Ты знаешь, мне надо… ― начал было он и стал вращать руками, одновременно соображая, с чего начать рассказ о задуманной идее. ― Да говори же! Что это у тебя руки-то ходуном ходят? На барабане, что ли, учился играть? ― Какой тебе барабан! Вот, ксилофон раскурочил! Это от него осталось, ― и протянул рыжеватые пластинки, которых со временем коснулась ржавчина. Солнце уже садилось и косыми лучами зацепило поблёкшие от времени металлические пластинки. ― Ксилофон, говоришь, у тебя, а бывает ещё и саксофон. Какие-то странные слова! Слыхать приходилось, а играть на них не доводилось, ― ответил Вовка. И Колька бойко добавил: ― Ксилофон ещё металлофоном зовётся. ― Ну и для чего тебе этот металлолом? ― озадачено спросил Вовка. ― Сам ты металлолом! Задумал я одну штуку. Дай лучше проволоки! ― Ну, сперва скажи, что задумал. ― Вот нет у меня мопеда, как у Мишки. А пошуметь хочется! Вместо мотора трещотку музыкальную задумал. Хочу к велику её приладить. ― А пошуметь мы и без велика можем. Ксилофон, говоришь, есть. Правда, саксофона нет. Так и не надо его. Зато граммофон у Юрки Укропа можно взять, ― с улыбкой сказал Вовка. ― Такой шум на улице устроим, что и мопеда не надо, ― добавил он. ― Ну, так вот… ― Колька решил приостановить Вовкины фантазии и вернулся к своей задумке. ― Ладно, не жадничай, давай проволоку, и тогда вместе прикрутим. Тебе тоже дам на велике погонять. ― Ну вот, другое дело! Так сразу бы и сказал, что вместе займёмся! ― радостно ответил Вовка. ― Гони свой велик, а я пошугаю проволоку, ― сказал Вовка и с присвистом помчался в сарай. Колька исчез и через некоторое время появился на велике, завидев в воротах дома Вовку, на ходу крикнул: ― Привязывать будем к обоим колесам! Так музыкальней будет! Услышав громогласный голос Кольки, Вовка стремглав выбежал из ворот с мотком проволоки. ― Это всё, что осталось, ― невесело произнёс он. ― Да тут хватит опутать всё городище и все колёса повязать вместе с гражданами, ― выпалил Колька. Сосед, дед с козлиной бородкой и с непростым характером, которому ребята с улицы дали прозвище Характер, в это время вышел из ворот дома. Держа метлу в руках, он собирался навести должный порядок у ворот дома. Заслышав странный диалог ребят, он на всякий случай облокотился на метлу, боясь скособениться от хворой спины, навострил уши и настороженно стал наблюдать за ребятами. «Верно, затевает хулиганьё масштабную авантюру, ― подумал он. ― Всё городище хотят, черти, чем-то опутать! Надо быть начеку! Чего бы не вышло дурного!». И так, потихонечку, со своей метлой шмыгнул в ограду и стал наблюдать в притвор ворот, что замышляет ребятня. Но, конечно, весь разговор ребят он расслышать не мог. Ветерок доносил только обрывки слов, да и дед к тому же глуховат на одно ухо был. Ну и пришлось ему свой локатор прикрыть рукой и ухо за воротину высунуть. Соседка-то баба Нюра проходила мимо и заинтересовалась его странной позой. Подходит к воротам и прямо в ушной локатор посылает сигнал деду: ― Что, соседушка, случилось? Защемление в спине, что ли? ― Какой чёрт, защемление! Хулиганы с авантюрой объявились. Приготовили моток проволоки, того и гляди какую-нибудь пакость сотворят. И дед так глазами заводил по сторонам, что бабке Нюре самой вдруг страшно стало. ― Ой! Не дай Бог! Ну, я до дому побегла тогда, ― сказала она. И так быстренько ножки запереставляла по тротуарчику. Сама семенит ножками да глазками по сторонам пучит и думает, как бы чего не вышло, успеть бы добежать до дома. А тем временем Колька с Вовкой расположились у канавы, продолжая обсуждать, как присобачить музыкальные пластинки к велику, чтобы он походил на «чудо технического прогресса». Чтобы велик передвигался, да ещё издавал музыкальные звуки не хуже, чем мотор у Мишкиного мопеда. Пластины-трещотки пришлось закрепить проволокой к велосипедной вилке так, чтобы они могли свободно скользить и прыгать по спицам вращающегося колеса. Покрутили колесо рукой, оно стало издавать звуки, похожие то ли на треск сороки, то ли на звук мотора мопеда, требующего капитального ремонта. Впрочем, Колька решил, что этих звуков достаточно, чтобы привлечь внимание окружающих. И чтобы никто не разгадал их тайны, Колька решил прикрыть трещотки листьями лопуха, росшего у забора бабы Нюры. Теперь велик с трещотками и лопухами стал походить на рикшу, индийскую двухколёсную повозку. ― Пора ехать, пока пассажиры не набежали, ― с улыбкой сказал Колька. ― Только ты, Вовка, на ходу запрыгивай на багажник. Поедешь зайцем! ― весело добавил он. ― Ну, зайцем так зайцем! На твой тарантас что, уже все билеты распроданы? ― с усмешкой сказал Вовка. ― Ну что, погнали, ― произнёс Колька и раскрутил педали, которые на удивление почему-то не очень хотели крутиться, похоже, трещотки в колёсах стали служить тормозом. Экипаж из двух пассажиров, бренча трещотками, покатил по улице. Звук от колёс получился звонким. ― Трэк-трэк-трэк! — бесконечно разносилось по улице. Даже баба Нюра окно распахнула и раздвинула занавесочки. Поглядывает по сторонам и понять не может, что за диво объявилось. Вовка, приловчившись на багажнике, шаркал ногами по горбатой от выбоин дороге, поднимал за собой серую пыль и напевал: ― Мы едем, едем, едем в далёкие края… Дед с козлиной бородкой растопырил ворота и по стойке смирно с метлой в руках сопроводил удивлённым взглядом музыкальный кортеж. ― Ну и дают чудаки, ― прошептал он. ― Сам бы прокатился с музыкой, да где уж мне удержаться на за днем колесе. Да и ноги отказывают, не угнаться мне за ними. В конце улицы заднее колесо велосипеда вдруг стало что-то капризничать, вилять из стороны в сторону, выписывая на пыльной дороге замысловатые линии, пока совсем не отказалось крутиться. ― Смотри, Колька! ― сказал Вовка, сползая с багажника. ― Колесо заклинило, и спицы сморщились, словно солёных огурцов объелись. А одна совсем надорвалась. Торчит, как антенна. Колька провёл рукой по спицам; они сникли, съёжились и лишились прежней упругости, словно им наскучил музыкальный марафон, устроенный мальчиками. Спицы колёс теперь были похожи на растянутые струны заброшенного музыкального инструмента. ― Это трещотки на колёсах расшатали спицы, ― произнёс Вовка. ― Их стойкий характер не выдержал нашего репертуара, ― с досадой добавил он.