― А может, твоя езда зайцем колесу не понравилась, ― сказал Колька, ― или весом лишним страдаешь? ― Ну, я тебе курица, что ли? Они стояли рядом и растерянно смотрели на заднее колесо. Подбежавший откуда ни возьмись Юрка Спицын, тараща глаза на велик, произнёс: ― А что у вас с колесом? У него, похоже, восьмёрка? А лопухи от репейника для чего на колёсах? ― Сам ты лопух репейниковый, только тебя тут не хватало! ― раздражённо ответил Колька. ― Не видишь, спица лопнула? Юрка задумчиво почесал за ухом, соображая, какой дать совет ребятам, и попытался покрутить колесо. Колесо намертво отказывалось вращаться. И, не дождавшись советов от ребят, Колька решил стащить велик на обочину дороги. ― Что теперь будем делать? ― спросил он и добавил: ― Придётся волоком тащить велик. ― А может, попробовать выгнуть колесо, ― предложил Юрка. ― Горбатого только могила исправит, ― выпалил Вовка. ― Любишь кататься, люби и саночки возить, ― съязвил Юрка. У самой обочины дороги, ползая на карачках, ребята втроём стали пытаться выгнуть колесо, изогнутое восьмёркой, заодно вспоминая законы физики. Но почему-то закон физики не срабатывал. Восьмёрка на колесе всеми силами сопротивлялась. ― Может, рычаг нам другой подыскать? ― предложил Вовка. ― Архимеда на помощь призвать. ― Откуда в твоей башке такая теория с рычагом схоронилась? ― с улыбкой произнёс Колька. ― Откуда-откуда… Пёрышкина читал! ― А это что за мудрец такой? ― Да был такой автор учебника! Из-за него двоек по физике нахватал. ― Обод колеса нам так не исправить. Надо все спицы перекручивать, ― печально молвил Колька, ― и твои Пёрышкин с Архимедом нам не помогут. Колька взялся за руль, а Вовка с Юркой, просунув палку в заднее колесо между спиц, ухватились за неё с двух сторон, приподняли колесо от земли, и дружно покатили к дому покалеченный чудо-драндулет. Они напоминали траурную процессию, побрякивая трещоткой, судорожно прыгающей на спицах переднего колеса. Нетерпение услышать мотор, на котором должен приехать к отцу его друг Михаил Макарыч, уже к вечеру охватило Кольку. Весь следующий день прошёл в ожидании. Велосипед с восьмёркой на заднем колесе стоял в ограде, прибоченившись к забору. Полукровка пёс Найдик беззаботно полёживал у конуры и тоскливо поглядывал то на Кольку, то на погнутое колесо с торчащей из колеса спицей. ― Тебе, Найдик, не понять трепетное тарахтение мотора. Это тебе не лошадиная возница. Даже не велик с трещоткой. В моторе другая сила. Понять только не могу, откуда она берётся, ― рассуждал Колька. Найдик понятливо тряхнул головой, выгнул дугой хребет и почесал за ухом. ― Ну вот, и тебе невдомёк. Сам знаю. Знание ― сила. А тебе зачем Пёрышкина знать? Хотя курочку с пёрышками ты за раз уплетаешь, ― с улыбкой произнёс Колька. И тут ему вспомнилось, что приезд гостя, возможно, состоится только к вечеру. «Пойду к Витьке Вилкину, ― решил он, ― чего без толку ждать? Узнаю, может, у него найдётся запасное колесо для велика». Хотя добыть колесо представлялось трудным делом. У пацанов на колёсах тоже восьмёрки, но не такие, чтобы вихляли задом, подобно соседской гусыне. Зато спицы целые, их подтягивать можно. В этот день к удивлению Витька забросил баян и, похоже, не собирался в музыкальную школу, а сидел на подоконнике и возился с какой-то коробкой. ― Это что такое? ― спросил Колька. ― Отойди, сейчас тебя сфоткаю! ― и, наклонив голову над коробочкой, стал что-то в ней рассматривать. ― Готово! Как доснимаю плёнку, вечером проявлять буду. ― Что это, фотик у тебя? ― завистливо спросил Колька. ― Вот, видишь, называется «Любитель», мать купила. ― Ну, теперь давай тебя сфотографирую, только покажи, что надо крутить. ― Это тебе не велик, крути-верти педали, чтобы свои не догнали, ― улыбаясь, произнёс Витька. ― Давай, снимай на расстоянии, чтобы во весь рост вышел. Витька отбежал шагов на пять: ― Ну, как видно? ― Слишком много фарсу! А так ничего. А говорить-то что надо? ― Ну, скажи: «Внимание! Улыбочку! Сейчас воробей вылетит». ― Ясно дело, что не ворона. Она бы в твоей коробушке точно не вместилась. ― Замри! ― вдруг сказал Колька и нажал спуск, еле слышно прозвучал стрекот, словно кузнечик исполнил свою лучшую песню. ― Не хило должно получиться! ― удовлетворённо добавил Колька, протягивая фотоаппарат Витьке. ― Отпечаток подаришь? ― А то! Ты прискакал-то чего? ― Я же человек пострадавший! Заднее колесо мне нужно. ― У Генки Петухова видел. Только оно от подросткового велосипеда, ― ответил Витька, ― меньше размером. ― А как же я ездить на нём буду? ― Всё просто, как в цирке. Там же ездят на разных колёсах. ― Так там цирк. ― Ну и ты разучишь программу, граждан удивлять будешь. ― Тебе всё смешки! Ну, дай тогда спиц для колеса. ― Дай уехал в Китай, остался один попрошай… Ладно, я пошутил, сам хотел найти спицы. Похоже, деф-ф-цит. К шести часам вечера Колькино волнение стало нарастать подобно внезапному цунами. Он то и дело выглядывал за ворота в ожидании прибытия в дом гостя. Наконец, за углом на соседней улице раздался необычный звук, похожий на крякающую утку. Похоже, катила какая-то тарахтелка. Колька выскочил за ворота и замер как вкопанный, ожидая появления неизвестного объекта. Из-за угла вынырнула, подпрыгивая на кочках, небольшая, похожая на табуретку, ярко-жёлтая мотоколяска. Скрипнув тормозами и обдав Кольку дорожной пылью, она подкатила к воротам, лихорадочно передёрнулась и заглохла. В открывшуюся дверь показалось лицо добродушного человека. ― Вы не меня встречаете, молодой человек? ― поинтересовался басовитый голос. Колька смутился от неожиданного вопроса. ― Мне кажется, я вас уже где-то видел, ― добавил мужчина тем же басом. ― А впрочем, отец уже дома? ― Мы давно уже ждём вас! ― Ну, давай тогда знакомиться! Михаил Макарыч я, ― и он подал руку. ― А меня Колей зовут. В этот момент в воротах показался отец, который спешил навстречу старому другу. Макарыч грузно развернулся на сиденье и, ухватившись руками за дверцу, стал пытаться выбраться из коляски. Только сейчас Колька заметил, что его ноги неестественно сгибались. Отец поспешил подать руку и помог подняться Макарычу. Поприветствовав друг друга, они не спеша пошли в дом. ― Похоже, не свои ноги, ― подумал Колька. Тут он вспомнил разговор за ужином, когда отец говорил о фронте, фронтовых друзьях, госпитале, где они виделись в последний раз с Макарычем. Колька стоял и растерянно смотрел, как удалялся отец с Макарычем, который неловко, но уверенно переставлял едва сгибающиеся колени. «Может, на ногах Макарыча протезы», ― вдруг подумал Колька. Протезы с металлическими шарнирами он с друзьями не раз встречал на свалке, что располагалась на берегу оврага. Похоже, эти протезы уже не были нужны их хозяевам, которых Колька никогда не видел. Не видел Колька и той виновницы, которая так несправедливо поступила с людьми, для которых эти протезы служили. Но Колька часто слышал разговоры, когда упоминалось страшное слово ― война. Набежавшие воспоминания рассказов отца и прочтённая книжка об отважном лётчике Алексее Мересьеве схлынули, словно внезапно потухший киноэкран. И тут же его взгляд переметнулся на мотоколяску рядом. Некоторое время он стоял в сомнении, покуда не знал, с чего начать знакомство с этой техникой. Убедившись, что он один, Колька решил заглянуть в кабину и осторожно, с краешка, присел на сиденье, ухватившись руками за руль. Рулевое колесо было совсем необычным, с множеством рычагов и переключателей, совсем не как в обычном автомобиле. Рычаги при нажатии пружинили и возвращались назад. Желание управлять этой техникой вскружило голову, лицо обливало горячим жаром, словно раскалённый солнечный диск расположился прямо над головой. За время, пока Макарыч беседовал с отцом, Колька излазил кабину и испробовал все рычаги и кнопки. Оставалось только дождаться возвращения Макарыча и напроситься управлять необычной машиной. ― Ну что, пострел! Нравится? ― неожиданно раздался бас Макарыча. ― Только ни к чему вам, молодым, такая техника! Вам нужна другая! ― Это точно! ― добавил отец. ― Ну, давай за руль! Учись пока на этой, ― с улыбкой произнёс Макарыч. От волнения у Кольки сердце запрыгало в груди подобно запущенному мотору. Макарыч показал, как управлять рычагами, и они вдвоём покатили по вечерней улице. Солнечный диск, спешивший за горизонт, не казался уже таким раскалённым, только косые золотистые лучи освещали единственную широкую дорогу, указывая путь в светлое будущее. Артисты Артистической деятельностью раньше Коля не увлекался. Короче, не приходилось ему соприкасаться с этим искусством. Разве что случалось иногда на пионерском барабане дробь отстучать по случаю пионерского сбора да задуть в горн, сверкающий праздничной бронзой, и выдать незамысловатую трель, высоко задрав вверх раструб трубы. Он становился тогда похожим на одинокого журавля, стоявшего посреди болота с вытянутой шеей, который горласто созывал своих сородичей. Школьные друзья поглядывали на него с завистью и подмигивали, дескать, дуй в трубу, Коля, не робей, впереди у тебя музыкальное будущее. Но Коля о будущем не думал и в профессии артиста не разбирался, как не разбирается свинья в апельсинах. Дома у него без дела уже давно пылились балалайка с гитарой. Иногда они вместе с братом тренькали на этих музыкальных инструментах. А так Коля проявлял своё творчество только с ребятами на улице, на склонах оврагов, которые окружали то место, где он рос. В конце четверти, как раз перед самыми ноябрьскими праздниками, учительница Людмила Евстафьевна объявила классу, что на следующей неделе после уроков они будут разучивать новую песню. Она всему классу раздала написанный от руки на тетрадных листочках в косую линейку текст песни. ― Вы должны его прочесть и запомнить, ― сказала она, ― а потом вместе с классом под баян будем разучивать. К нам в класс придёт баянист Валерий Станиславович.