Никому он не собирался уступать право разведать Полоцк. Почему-то он был уверен, что непременно увидит Рогнеду. А может, даже и убежит с ней вместе. Увезет ее в Киев, а дальше… Что будет дальше, Славка не думал. Главное – забрать ее от Владимира. А там – как Бог положит. – Телегу твою, дядька Устах, разъезды Владимировы за два поприща от Полоцка перехватят и отберут, – сказал Славка. – А если все же доедет она до города, так тоже толку немного. Прямо в воротах зерно это купят Владимировы люди. А верней, и покупать не будут – так возьмут. Там сейчас викинги верховодят, а эти, сам знаешь, никогда не платят, если можно задарма отхватить. А ежели возчик твой на кого поумнее напорется – так и того хуже. Я бы, к примеру, очень удивился, увидев такого дурня, что с зерном к городу едет, когда все из города прочь бегут. Вот это будет самое худшее. Подцепят твоего разведчика за ребро – и засвистит он, как влюбленный соловей. – А можно скомороха послать, – предложил кто-то. – Скомороха никто не тронет. – Какой еще скоморох? – удивился Славка. – Да приблудился к нам один, – ответил Устах. – Из мерян. Забавный. – Скомороху веры нет, – возразил Кулиба. – Сбежит. Меня надо послать. Я не сбегу. И не засвищу! – Кулиба послал Славке суровый взгляд. – Ага! Меня, значит, в городе признают, а тебя, гридня полоцкого, – нет! – Славка засмеялся. – Так я смердом переоденусь. – Глупость говоришь, Кулиба, – сказал Устах. – Какой из тебя смерд? Как из сокола утка. Мальца я пошлю. Есть у меня один на примете. Шустрый… – Настолько шустрый, что в кремль прошмыгнет? – поинтересовался Славка. – Может, и прошмыгнет. А вот тебя точно дальше городских ворот не пустят. Если, опять же, по дороге не сцапают. – Ну, сцапать меня – дело непростое, – самоуверенно заявил Славка и подмигнул Кулибе. – Ага! – передразнил полоцкий гридень Славку. – Меня признают, а тебя – нет. Из тебя такой смерд… – А кто тебе сказал, что я стану смердом переодеваться? – насмешливо спросил Славка. – Вот еще! Воином поеду. На коне и в доспехе. Тут уж многие рассмеялись. – Как увидит тебя, такого грозного, Владимирова гридь – так сразу в штаны наложит и из Полоцка прочь побежит! – развеселился Кулиба. Только Устах не засмеялся. – Говори, что придумал, – велел он. – Да ничего особенного, – сказал Славка. – Слыхал, как брат мой через печенежский лагерь из осажденного Киева прошел? – О том все слыхали, – ответил Устах. – Великое дело было. А что дальше? – А то, что брат мой на печенега не очень-то похож. Правда, язык их знал неплохо. А я вот за нурмана вполне сойду. По-нурмански я говорю не хуже, чем по-печенежски. Доспех у меня – с нурмана. Конь, сбруя, одежка – все нурманское, трофейное. Ну как, дядька Устах, хороша теперь моя мысль? – Не дюже, – покачал головой полоцкий воевода. – А ну как признают твой доспех, да и спросят, куда из него прежний хозяин подевался? – Замечание правильное, – согласился Славка. – Так ведь у тебя здесь и кузнец есть, и кузница. Так что можно бронь маленько подправить. А меч я другой возьму. И коня. А еще хорошо бы что-нибудь приметное. Чтоб сразу в глаза кидалось и на все остальное уже не глядели. Брат мой, к примеру, с уздечкой бегал – будто коня искал. Мне тоже такая «уздечка» нужна… Может, предложишь чего, а, дядька Устах? Воевода задумался… – Эх, – промолвил он после паузы. – Если что с тобой случится, что я бате твоему скажу? – Правду, – твердо произнес Славка. – Да не тревожься, дядька Устах! Я бате и сам все рассказать сумею. Я удачливый! – Ну коли так… – Устах встал и хлопнул Славку по плечу: – Будет тебе твоя уздечка, сынок! Глава четырнадцатая Разведчик – Ого! Ну и зверюга! – Нурманы из дружины Сигурда Эйриксона, княжьего воеводы, столпились вокруг телеги. – О! Побольше белого будет? Как думаешь, Скегги? – Не-е… Белые покрупнее будут. Вот мы с братьями как-то завалили одного. Так втроем еле-еле уволокли! – Ври больше! У этого-то зубищи – подлинней моего ножа! Нет, ты глянь! – Нурманы с интересом заглядывали в раззявленную пасть, щупали тушу, изучали запекшуюся кровь на шкуре. – Ты глянь – летний, а жирок уже нагулял. Слышь, как там тебя, Горм – уважь, позволь отмахнуть окорок! А мы те четверть серебряной марки отвесим! – Н-нет! – слегка заикаясь, ответил хозяин медвежьей туши. – Что? Мало? – набычился тот, кого звали Скегги. – Четверть марки – хорошая цена. Очень хорошая. – Д-да, – согласился тот, кто представился Гормом. – Т-только медведь – д-для к-конунга. К-как же к-конунгу – без лапы? – Отстань от него, Скегги, – вмешался другой нурман. – Прав он. Пива хочешь, Горм? – Н-не от-ткажусь! – Принял поднесенный холопом ковш, сдвинул немного вверх помятый исцарапанный шлем и в несколько глотков опростал емкость. – Расскажи, как ты его? – спросил угостивший пивом нурман. – Как выследил громадину такую? – Я его не выслеживал, – сказал Горм. После пива он стал меньше заикаться, но слова все равно выговаривал плохо. Оно и понятно. Одна щека славного охотника изрядно распухла, и даже из-под шлема видно было, что раскровенена изрядно. Сразу понятно, что тяжко пришлось не только броне, но и тому, кто ее носил. – Он сам напал, – сказал Горм. – И ты его – один? – допытывался нурман. – Трое нас было, – сказал Горм. – А можно еще пива? – Налей, – велел стражник холопу. – А где же остальные? Горм принял еще один ковш: – О-о! Славно! Благодарю тебя… – Рауми! – представился нурман. – Рауми Хальффсон. – Благодарю тебя, Рауми. Трое нас было. Я и двое хольмгардцев. Ехали мы по тропе, а тут он выскочил. У меня лошадь шархнулась, споткнулась и упала. Выкарабкался, гляжу – хольмгардцы уже лежат. А зверь этот на меня бежит. Я его мечом рубанул, да он лапой махнул – меч мой улетел. – И как же ты… Горм приложился к ковшу, отер рот грязной ладонью и сказал: – Ножом я его. Я на него закричал, он на дыбы поднялся, сгреб меня – ну я его ножом и ткнул меж ребер. А он меня – лапой по голове приласкал. Подумал – убил. Однако очнулся. Гляжу – а он рядом мертвый. – Сильна твоя удача! – одобрительно произнес Рауми. – Ну ладно, вези его в замок. Там сейчас конунг. – Угу. Благодарю за пиво, – Горм вскарабкался на телегу, мальчишка-смерд щелкнул кнутом. – Надо же! – удивленно покачал головой Рауми. – Ножом. Силен этот Горм. Не помнишь, из чьего он хирда? – Наверняка из людей Торкеля, – уверенно ответил Скегги. – Из чьих же еще? В ворота княжьего кремля телега въехала беспрепятственно. Стража подивилась необычайным размерам убитого зверя и, узнав, что удачливый охотник желает подарить зверя князю Владимиру, тут же за ним и послали. Владимир – сам изрядный любитель ловитв, появился быстро. Мишку оценил. – Такого большого зверя даже я не брал, – сказал он. – Если не считать Роговолта! – И засмеялся. Столпившиеся вокруг вои тоже расхохотались. Эко князь пошутил. – Я его ножом убил! – похвастался Горм. – Да ну? – Владимир подошел к туше, вынул собственный нож – прямой обоюдоострый клинок в пядь длиной, втолкнул в рану. – Точно, – сказал он. – Я даже удар этот знаю. И сам так могу. Это варяжский прием. А ты у нас – нурман, верно? Ну-ка сними шлем, воин. Хочу я на тебя посмотреть.