— Постараться? — Джоэл смеется, наклоняясь и доставая горящую сигарету из кучи листьев. Дым поднимается вверх, листья горят, но он топчет их босыми ногами. — Я совсем не старался. Вытираю рот и сглатываю с языка металлический вкус крови. Расслабленный и раздражающе самодовольный Джоэл несколько раз затягивается сигаретой, отчего она равномерно тлеет. — Если бы хотел запугать тебя, то начал бы с милой маленькой брюнетки, которую ты нашел... и, возможно, прокомментировал бы странное сходство между ней и покойной женой Черепа. Я скрежещу зубами. Откуда он об этом знает? — К чему ты клонишь? — Я хочу сказать, что ты лицемер. Я видел татуировку черепа на ее ключице. Если она и была твоей, то уж точно больше нет. На самом деле, я уверен, что Череп променял бы мою обычную шлюху на ту, которая выглядит, как его умершая жена. Мое сердце колотится в груди. Я готов выбить из него все дерьмо только за то, что он это сказал. — У тебя не хватит смелости, чтобы связаться с Черепом и организовать сделку. Он убьет тебя, как только увидит твое лицо. Если этого не сделает он, то сделаю я. Джоэл наклоняет голову набок. — Ты убьешь меня? Ради нее? Разве было сказано недостаточно ясно? Я смотрю на него, прищурив глаза. — Если придется. Джоэл затягивается сигаретой, всасывая яд глубоко в легкие, и задерживает его там, чтобы он впитался в ткани легких. Секунду спустя, он выдыхает. — Отлично. Тогда ты знаешь, каково это. — Я не помогу тебе, Джоэл. Барт сжимает челюсти и рычит сквозь зубы, сжимая сигарету в кулаке. — Почему нет?! — Если я умру, то Джессика останется одна, как и Эмили. Их жизни не стоят того, чтобы рисковать — не ради шлюхи Чере… И снова его кулак врезается мне в челюсть, наполнив рот кровью. Чертовски больно! Если бы он не был уже избит, я бы забил его до полусмерти. — Черт! Ты позволишь мне закончить?! Джоэл потирает запястье и встряхивает руку. — Черт возьми, Джай! Я не могу провернуть это без тебя. Я провожу языком по рассеченной нижней губе и морщусь. Как он попал в одно и то же место дважды? Прижимаю тыльную сторону ладони ко рту. Да, я, блядь, не буду этого делать. — Я люблю ее! — умоляет брат, в его глазах блестят слезы. Это выбивает воздух из моих легких, наполняя меня сочувствием — сочувствием, которое я не хочу ощущать. — Я люблю ее больше всего на свете, и она у него! Бог знает, что он с ней... Джоэл пошатывается, и я делаю шаг вперед, когда он падает, прижимая руки к животу. Мои губы пульсируют, и еще больше крови стекает в рот. Я не хочу помогать ему, и это чувство камнем падает в мой желудок. Мой старший брат. Я отворачиваюсь от Джоэла и направляюсь к дому. — Джай, пожалуйста. Ты мне нужен! — кричит он, его печаль и гнев доносятся до меня сквозь ветер. — Мне нужен мой брат! Я дергаю плечами и опускаю голову. У меня нет брата. Больше нет. Глава 4 Зверь Эмили Очень осторожно я нажимаю на край шва, проходящего вдоль скулы Хасса, и он вздрагивает, прежде чем оттолкнуть меня шлепком по руке. — Стоп! — шипит он, его идеально очерченные брови сходятся вместе, когда он оскаливается на меня. Я прижимаю руки к груди и закатываю глаза. Невозможно смотреть на этого парня без его криков «ой-ой». Наверное, именно это я больше всего ненавижу в работе в больнице — ипохондриков. Удивительно, как много людей преувеличивают боль или травмы. Я понимаю, у некоторых людей болевой порог ниже, но да ладно. Обычная головная боль из-за стресса даже и близко не похожа на ту, что связана с опухолью головного мозга. — Иисусе, ты позволишь девчонке проверить твои швы? — протестует Тэд с полным ртом блинов. — Ты ведешь себя как чертов ребенок. Хасс фыркает, прикладывая свободную накачанную руку к груди. — Ну, это чертовски больно. — Знаешь, что причиняет мне боль? — Я попал в автомобильную аварию. И мне насрать на твою боль, но… Тэд проглатывает еду и указывает кончиком вилки на Хасса. — Эта чертова рубашка на тебе. Что это вообще за цвет? Педиковато-розовый? Посмеиваясь, я направляюсь к раковине. Оглядываясь назад через плечо, вижу, как Хасс зажимает яркую ткань между большим и указательным пальцами. — Это лососевый! Сколько раз я должен это повторять? — И сколько раз я должен говорить тебе, что это не гребаный лососевый цвет, — спорит Тэд. — Она розовее, чем соски у альбиноса. Я фыркаю, отворачиваюсь и тянусь за бутылочкой с жидким мылом. Нажимаю один раз и намыливаю руки. Когда зависаешь с Тэдом и Хассом, скучно не бывает. Их разговоры угарные, неуместные и совершенно противные. — А у альбиносов вообще розовые соски? — спрашивает Хасс, и я оглядываюсь через плечо. Он почесывает голову, кончики пальцев пробегают по пылающей татуировке черепа, которую я так ненавижу. Они оба обдумывают этот вопрос, прежде чем взглянуть на меня в поисках ответа. Я откидываю голову назад, поморщившись. Они издеваются? Во-первых, такой вопрос задавать неуместно, а во-вторых, я никогда не задавалась вопросом, розовые ли соски у альбиносов. — Откуда мне знать? По-вашему, я похожа на альбиноса? — Ты немного бледная, — подмечает Хасс, получив кивок согласия от Тэда. Я смеюсь. — Катись-ка ты отсюда. Повернувшись, я ударяю по крану, и начинает литься вода. Подставляю руки под тонкую струю и позволяю воде смыть мыло с моей кожи. Парни гогочут от смеха, но я их игнорирую. — Расскажи нам, Котенок. Твои соски розовые? — спрашивает Хасс, его голос полон веселья и неподдельного интереса. Закрыв кран, я оборачиваюсь и смотрю на него, сидящего на деревянном барном стуле напротив Тэда, его колени прижаты к посудомоечной машине. — Тебе следует спросить Джая, — говорю ему, зловещая улыбка расползается по моим губам. — Он-то знает. Тэд поднимает руки, отказываясь дальше участвовать в разговоре. — О нет. Я пас. Джай надерет твой и так искалеченный зад, я не хочу иметь с этим ничего общего. Хасс смотрит на Тэда.