Обычно утром гости обходят хозяев и просят у них табак, стрелы и другие подарки. Уже было часов семь утра, а саматари все не показывались. Арамамисетериньума, жена Фузиве, сказала: «Саматари молчат, может, они решили потихоньку скрыться?» Но часов в восемь к Фузиве подошел тушауа Рохариве и попросил в подарок табаку. Фузиве, не слезая; с гамака, сделал мне знак рукой. Я встала, вынула из сумки немного табаку, высыпала его на банановый лист и дала Фузиве. Тот протянул лист с табаком своему врагу. Рохариве спросил у него: «Шари (брат), ты что, болен?» «Немного приболел»,— ответил Фузиве. «Твои хекура грустят, поэтому тебе так плохо». И он стал дуть на Фузиве. «Вставай, шари». «Нет, не могу»,— ответил Фузиве. Мне было до смерти жалко Рохариве, и я стояла, опустив голову. К Фузиве подошел другой саматари и попросил стрел. Младший брат Фузиве сказал: «Свою стрелу я не дам. Ею я убью вас, а другими отомщу вашим родичам, если кого-нибудь из наших убьют». Саматари и его друзья переглянулись. Они, видно, решили, что брат Фузиве пошутил, и громко засмеялись. Потом Рохариве сказал своим: «Идите на другой конец шапуно, там нам обещали дать мачете». Он тоже пошел. Был он высокий, красивый. Рядом с ним шел его сын, а позади бежали собаки. Позже мне рассказали, что Рохариве перед тем, как отправиться в путь, сказал своему сыну: «Сын, и ты пойдешь со мной к намоетери. Я знаю, что не вернусь. Они хотят меня убить, но пусть уж тогда убьют и тебя. Тебе тяжко придется одному без отца». Ума не приложу, откуда он знал заранее, что его ждет. Ведь его никто не предупреждал. Может, все это ему приснилось. А еще он сказал старику отцу, тому бородатому седому старику, которого я знала: «Отец, намоетери позвали меня в гости. Они просят у меня трех собак. Я им приведу собак, но сам, наверное, уже не вернусь. Но я пойду, чтобы никто не подумал, что мне страшно. Я думаю, что меня убьют. Я убил много людей, женщины и старухи ненавидят меня. Пусть уж лучше меня убьют намоетери. Когда ты услышишь гром, знай — это убили твоего сына и он подал тебе знак». Потом он повернулся к сыну и сказал: «Что с тобой станет, когда меня убьют? Нет, уж лучше нам умереть вместе». Ночью многие намоетери раскрасили тело черным уруку и спрятались позади шапуно. Я их заметила и сказала арамамисетериньуме, другой жене Фузиве: «Сегодня этих саматари убьют, мне их так жалко». «Как? Тебе жалко саматари?! — воскликнула женщина.— Они ранили тебя, хотели убить, из-за них тебе пришлось много дней прятаться в лесу». «Но ведь я не умерла»,— сказала я. «Верно, она не умерла»,— подтвердила дочь Фузиве. Тушауа Фузиве раскрасил черным уруку лоб и грудь. На другой стороне площадки саматари ждали обещанные мачете. Фузиве подошел к ним и сказал: «Вот вам мачете,— и бросил гостям связку мачете.— А теперь давайте собак». Он взял одну собаку, другую... Тут младший брат Фузиве ударил Рохариве топором по голове. Рядом зять Фузиве ударил по голове другим топором Шерекариве, брата Рохариве, того самого, который предупредил тогда намоетери. Я что-то варила на огне, как вдруг услышала крик: «Ой! Они его убили». Рохариве и его брат рухнули на землю. Остальные саматари схватились за луки, но намоетери опередили их. Один из молодых саматари, раскинув руки, бросился к выходу, и тут в спину ему вонзилась стрела. Другого стрела поразила прямо в грудь. Рядом со мной в дерево воткнулась стрела, выпущенная кем-то с другого края площадки. Я вскрикнула со страху, схватила ребенка, выскочила из шапуно и спряталась за стволом пупунье. Никто из раненых даже не вскрикнул: слышны были лишь свист стрел да топот ног. Жена Рохариве закричала: «Вы его позвали в гости, чтобы убить! Он пришел издалека, чтобы вас повидать! Одолел крутые скалы, а вы его убили!» Сестра Рохариве тоже что-то кричала. Двое мальчишек, которые пришли вместе со взрослыми, тоже бросились к выходу, младшему, верно, и десяти не было. Почти все саматари были ранены и все пытались спастись бегством. Фузиве вместе со своими воинами бросился за ними в погоню. Я медленно вернулась и легла в гамак. Рохариве еще был жив, в теле у него тЬрчало много стрел, он то подымался, то падал. Шерехариве тоже еще не умер. Жена Фузиве смотрела на него и плакала. Я крикнула воинам: «Прикончите его, не мучайте беднягу». Шерекариве узнал меня. «Что с нами делают?» — спросил он. «Что делают? — повторила я.— Хотят вас убить. И виноват во всем ты. Зачем ты натравил их на своего брата? Теперь и его и тебя убьют». Шерекариве поднялся, хотел, видно, спастись бегством, но тут в живот ему вонзилась еще одна стрела. Он упал. Мне было так жалко Рохариве и других саматари, что я не могла больше выдержать — убежала в шапуно. Тем временем Фузиве, который преследовал других саматари, увидел под деревом эмбауба раненого сына Рохариве. Юноша сказал ему: «Не стреляй в меня, я и так умру от ран». Но Фузиве выпустил в него еще одну стрелу и убил его. На следующий день над эмбауба уже кружили коршуны. К полудню Фузиве вернулся и сказал: «Пусть дети не подходят ко мне — я убил двух саматари. Теперь все будут против меня». Он вошел в шапуно и лег в гамак. Его дядя, тушауа патанаветери, подошел и стал кричать: «Ты убил саматари! Твои братья топорами убили их тушауа и его брата, но твоя вина не меньше. Я ухожу вместе со своими, не хочу из-за тебя умирать от стрелы саматари». Он долго кричал на Фузиве, а тот молчал. «Ты останешься один во всем шапуно. Вот тогда увидим, какой ты великий храбрец. Я знаю, ты не трус, но и саматари не трусы. Сейчас они убегают, но скоро вернутся, чтобы отомстить. Их будет очень много. Тогда посмотрим, как ты с ними справишься». Наконец Фузиве сказал: «Но Рохариве убил моего брата и сам этим хвастался. Поэтому я и разгневался и убил его. Это мои воины уговорили меня убить его. У меня тоже есть стрелы. Если придут саматари, я смогу защитить себя. Не думай, что я надеюсь на стрелы твои и твоих сыновей. Я мужчина, мои братья тоже не женщины, и у них есть стрелы». Тут отец Фузиве, седой израненный старик, сказал: «Сын, молчи, он справедливо ругает тебя. Ты убил саматари, а они ваитери. Нас мало, а у саматари много друзей. Они объединятся, придут все вместе и убьют нас. Молчи и не отвечай, потому что ты не прав». Фузиве замолчал и снова лег в гамак. Он был очень грустный. Уже смеркалось, когда тушауа патанаветери сказал: «Кто убил хоть одного саматари, пусть возьмет лиану и оттащит тело убитого на поле и там сожжет». Те, кто убили тушауа Рохариве, поволокли его к полю. Слышно было, как стрелы царапают землю: «тр, трр...» Фузиве сидел в гамаке и молча смотрел: красные линии на окровавленном теле убитого не стерлись, в ушах по-прежнему торчали гладкие палочки, с головы не упало ни одного пера. К Фузиве подошла сестра убитого Рохариве и плача сказала: «Я старая и уже не гожусь в жены. Я останусь здесь три дня, обмою тело брата, сожгу его, потом уйду. Отпустите меня». Она говорила, а слезы градом катились у нее по щекам. «Оставайся, уходи, делай как знаешь»,—ответил Фузиве. Жена Рохариве вместе с дочкой попыталась убежать. Но ее догнал один из мужчин, схватил за руку и привел назад в шапуно. Она была еще молодой женщиной. Старая сестра Рохариве пошла вместе с нами на игарапе, чтобы обмыть окровавленные гамаки. Возле игарапе прятался ее сын, племянник Рохариве. Он был ранен в грудь. На рану он положил камень, потому что иначе не мог дышать. Он увидел мать и позвал ее: «Мама, сколько дней ты пробудешь здесь?» «Сегодня, сынок, я сожгу твоего дядю, а завтра или послезавтра уйду».— «Я буду тебя ждать у тропы к нашему шапуно, мама». Мы все слышали. Женщина стала просить нас: «Не говорите, что мой сын прячется здесь». Мы кивнули. Юноша встал и медленно направился в лес, прижимая обеими руками камень к груди. Звали его Иоинакепчела. Он был низкорослый, но очень сильный. На другой день многие намоетери пришли к Фузиве и стали ругать его за то, что он убил Рохариве, тушауа саматари. Они сказали: «Мы в шапуно не останемся, уйдем. Лучше уж умереть от болезни, от укуса змеи, чем от стрелы саматари. Они храбрейшие из всех яноама». Самая старая из жен Фузиве защищала его: «Трусы, заранее дрожите от страха. Он не хотел убивать. Во всем виноваты сами саматари и их тушауа». В тот день в шапуно не умолкал шум и крики. На следующее утро женщины гнаминаветери, которые жили в другой части шапуно, во главе со своим тушауа отправились в лес собирать пупунье. В лесу они наткнулись на второго племянника Рохариве. Он был тяжело ранен: одна зазубренная стрела попала ему в ногу, а другая, отравленная — в ляжку. Ему удалось вырвать стрелу, но нога вспухла и посинела. Он позвал старого тушауа и сказал: «Дядя, разожги огонь». Старик палочками добыл огонь и помог раненому перебраться к костру. «Нас все еще ищут?» — спросил раненый. «Нет, со вчерашнего дня перестали». «Кого из наших убили?» Старик подумал и ответил: «Тушауа, его сына и брата». «А мой брат?» — спросил юноша. «Он жив, твоя мать нашла его». Тогда раненый попросил, чтобы матери передали, что и он будет ждать ее здесь: сам он добраться до шапуно саматари не смог бы. Женщины гнаминаветери собрали плодов пупунье и для него. Неподалеку в кустах лежал другой раненый саматари. Старый тушауа сказал обоим: «Идите по этой тропинке и, когда увидите игарапе, ждите там». Единственные, в кого не попала ни одна стрела, были двое маленьких саматари. Один из них был совсем еще малыш, и я бы никогда не поверила, что он мог так быстро бежать. Но страх придает ногам силу. Вместе с ним спасся в лесу и второй мальчик. Позже хасубуетери, которые в те дни отправились навестить саматари, рассказали мне, что второй брат Рохариве сидел в шапуно и взывал к духам: «Небо потемнело, сердце мое сильно стучит. Наверное, моего брата убили». Он-то хорошо знал, что Рохариве убьют, потому что сам послал его на верную смерть. Но он умел притворяться. «Я знаю,—пел он,— вы хотите убить моего брата. Но я жив, и у меня есть лук и стрелы!» Внезапно вдали послышался плач. Это плакал старший из двух мальчишек, приближавшийся к шапуно. Предатель-брат воскликнул: «Не плачьте! Наконечники моих стрел так же остры, как и у наших врагов. И я умею метко целиться из лука. Я отомщу намоетери». Мальчишки рассказали, что днем они пробирались по лесу, а на ночь взбирались на деревья. Мужчины сказали: «Наверное, их охраняла тень нашего убитого тушауа. Иначе бы их сожрал ягуар». Вскоре после двух мальчишек в шапуно вернулись раненые саматари. Потом хасубуетери (хасу — маленькая жаба с красными пятнышками) рассказывали мне, что один из воинов был ранен в живот и умер. Из всех раненых выжили только те, кого ранило в лицо, в ноги или руки. КОСТЕР И СТАРУХИ Тем временем намоетери срубили несколько деревьев, чтобы сжечь мертвецов. Они развели огромный костер и первыми положили в него Рохариве и его брата. Фузиве громко сказал: «Все саматариньума пусть пойдут с этой несчастной старухой. Вы одного племени с убитыми и должны их оплакивать». И все женщины саматари, ставшие женами намоетери, вместе с сестрой Рохариве отправились оплакивать своих сородичей. А тело Рохариве никак не хотело гореть. Подкинули дров в костер, но Рохариве все не сгорал. Тогда мужчины стали говорить: «Он не горит, потому что при жизни не уважал даже своих сестер. Этот саматари — явере». Явере называют человека, который живет со своей сестрой. Один старик крикнул: «Смотрите! Вот что случается с тем, кто обращается со своей сестрой как с женой». Наутро жена Рохариве одна пошла собирать кости и пепел мужа. Намоетери сказали: «Она убежит». Ее они пустили, но дочку лет двух-трех оставили в шапуно. Женщина собрала мелкие кости и пепел в корзинку и вернулась. Старая сестра Рохариве пошла отдельно и собрала большие кости убитого. После этого старая сестра Рохариве решила уйти. Намоетери отдали ей дочку Рохариве, а его жену оставили в своем шапуно. На дорогу они дали сестре бананы и головешку. Между тем намоетери разделились: гнаминаветери ушли на свою расчистку. Патанаветери — к большой реке. Ушли и пишиаансетери вместе со своим тушауа Рашаве. С Фузиве осталось всего человек тридцать. Они во всем, что случилось, обвиняли моего мужа. Между тем сын вождя гнаминаветери тоже убил одного саматари, да и сам Рашаве ранил саматари. Просто они ушли потому, что боялись Хохосиве, второго брата Рашаве. Мой муж так им и сказал: «Вы уходите из страха. Что ж, уходите. А я пойду по тропе, ведущей к шапуно саматари. Пусть они меня убьют. Я не побегу трусливо от врагов». Однажды, возвращаясь вместе с другими женщинами из лесу, я услышала голоса. Я узнала по голосу сестру Шерехариве. Она несла на руках обезьянку, которую ей в детстве подарил брат. Вместе с ней пришли еще четыре женщины: невестка Рохариве, другая его сестра, старая мать Рохариве, мать.женщины, взятой намоетери в плен, и еще одна старуха. Женщина с обезьянкой узнала меня и плача сказала: «Напаньума, я пришла забрать кости моего брата. Где они?» Я ответила: «Пойдемте к тушауа, он должен знать, где лежат кости». Фузиве сидел в гамаке. Женщины сказали ему: «Я пришла за костями моего брата», «А я ищу кости сына», «Я — моего брата». Они говорили и плакали. Тушауа посмотрел на них и ответил: «Я велел собрать кости убитых, но не для того, чтобы их съесть. Они лежат в глубокой яме возле костра. Вы пришли за костями, что ж, идите и берите их. Там на земле тоже валяются кости». Женщины сказали: «Пошли кого-нибудь, чтобы нам дорогу показал». Фузиве позвал самую старшую из жен и приказал ей: «Пойди покажи этим женщинам, где лежат кости». Но она боялась, что возле шапуно прячутся в засаде саматари. «Какая уж там засада! —сказала одна из женщин.— Саматари боятся вас и хотят объединиться с караветари, чтобы отбить ваше нападение. Вы убили нашего тушауа, который был великим ваитери. Остался лишь его трусливый брат, который сам дрожит от страха». Фузиве, обращаясь к нам, спросил: «У кого из вас есть спелые бананы?» У всех были спелые бананы. Фузиве взял у каждой несколько плодов и разделил их между пятью женщинами. «Поешьте бананов и тогда у вас прибавится сил,— сказал он.— Ведь вы проголодались за время долгого пути». Женщины поели, и потом старшая жена Фузиве показала им дорогу. Жена Рохариве рассказала, что обезьянка помогала им искать кости. Может, она что-то поняла. Она находила кости среди листьев и даже вытащила несколько косточек из неглубокого ручья, протекавшего рядом. Пять женщин пробыли с нами три ночи. Они собрали все, даже маленькие кости. Жена убитого Рохариве хотела вернуться в свое родное шапуно вместе с остальными женщинами, но один старик держал ее в своем тапири. У этого старика уже была жена, и саматари сказала, что все равно убежит: «Мой муж был молодым, как же я буду теперь жить со стариком?» Женщины намоетери услышали эти ее слова и не дали ей убежать. Перед самым уходом женщин саматари Фузиве сказал им: «Тетушки, мои люди заставили меня убить ваших родных. А потом, когда я убил, многие из страха покинули шапуно. Но я никого не боюсь. Скажите воинам саматари, что я пойду по тропе, которая ведет в их шапуно. Нас мало, и саматари могут меня убить. Так им передайте!» Когда пять женщин отправились в обратный путь, Мы три дня шли за ними следом, пока не добрались до рощи пальм бурити. Совсем близко протекало игарапе. Тушауа Фузиве сказал: «Здесь мы построим шапуно и будем ждать саматари. Женщины принесут им весть, что нас мало, и они нападут на нас. Я убил их вождя, и теперь они хотят убить меня. Но я не боюсь». Мужчины срубили большие деревья и построили небольшое шапуно с круглой площадкой вокруг. Фузиве велел огородить шапуно частоколом из стволов пальмы пашиуба. Когда индейцы собираются долго жить в новом шапуно, они делают изгородь из толстых, очень крепких столбов, которые не гниют. Затем связывают эти столбы лианами, а когда лианы сгнивают, заменяют их новыми. Но если частокол надо построить быстро и на короткое время, то его делают из стволов пальмы пашиуба. Изгородь отстояла от шапуно метра на четыре. Вокруг шапуно намоетери вырубили лес, затем упавшие деревья сожгли, чтобы на этом месте вырос густой подлесок, который врагам трудно будет преодолеть. Ночью воины сидели в засаде и слушали. Если враги станут пробираться через срубленный лес, то обязательно наступят на обгоревшие сучья, те затрещат, и тогда намоетери начнут стрелять из луков. В этом шапуно мы пробыли долго. Когда мы его строили, плоды пупунье были еще совсем зелеными, а за это время они успели созреть. Однажды, еще до того как плоды созрели, мужчины отправились на охоту и почуяли неподалеку запах дыма. Они подошли и увидели тлеющие головешки и остатки еды. Потом саматари рассказали хасубуетери, что они подобрались к самому шапуно. Но ночью один из воинов проснулся и сказал: «Мне приснился плохой сон. В мою грудь и рот залезло много червей». Тогда другие воины сказали: «Это значит, что тебя убьют, а потом и сжигать не станут. Лучше нам вернуться назад». И они вернулись в свое шапуно. Как-то в полдень мимо пролетал самолет. Летчик увидел шапуно и стал кружиться над нами. Мужчины сказали: «Давайте позовем его. Пусть он спустится пониже, и тогда мы подстрелим его из лука». Все схватили луки и стрелы, вышли на площадку и стали кричать: «Шори, шори!» Самолет снизился. Воины хотели уже выстрелить в него из луков, но Фузиве крикнул: «Подождите, пусть опустится еще ниже». Самолет стал летать прямо над нашими головами. Наверное, летчик заметил, что индейцы вооружены, потому что он выпустил облако черного дыма. Тут все намоетери в страхе разбежались кто куда. МАХЕКОТОТЕРИ ПОЛУЧАЮТ ПРИГЛАШЕНИЕ Однажды в наше шапуно пришло двое сыновей старого вождя патанаветери. Они сказали, что у намоетери слишком много врагов и потому они должны снова объединиться. Тогда мы все вместе вернулись в большое шапуно рядом с большой расчисткой. Там решено было пригласить на реахо махекототери, чтобы опять стать с ними друзьями. На следующий день мужчины принесли гроздья бананов и повесили их над очагами. Охотники отправились в лес. Перед уходом они все просили сохиринариве послать им богатую добычу. «Когда луна поднималась на небо,— рассказал мне как-то Фузиве,— много воинов яноама собрались вместе и стали стрелять в нее из луков. Они выпустили так много стрел, что померк лунный свет. Но каждый раз промахивались. И тогда Сохиринариве сказал: «Вы не смогли подстрелить луну, когда она висела совсем низко, где уж вам теперь попасть, ведь она уже поднялась высоко в небо». Он прицелился, спустил тетиву и угодил стрелой точно в луну. Сразу же сверху полилась кровь —кровь луны. Из этой крови родилось много сильных людей. А Сохиринариве унесли к себе духи». Охотники вернулись с богатой добычей. Фузиве обрадовался и сказал Рашаве и своему брату Короиве: «Идите и позовите в гости махекототери. Только живо. Переночуйте один раз в лесу, а на следующий день вы должны быть в их шапуно. Ты, Рашаве, умеешь красиво говорить, а потому я и посылаю тебя вместе с братом». Оба посланца захватили перья, чтобы украсить ими уши и руки, обезьяньи хвосты на голову, несколько пакетиков уруку и тронулись в путь. Когда посланцы подходят к чужому шапуно, они, чтобы их узнали, начинают свистеть точно выдра: «фью, фью, фью». Хозяева отвечают криками: «Пей хав, тезамуну хе» (тезамуну — яноама называют того, кто приходит пригласить вас на реахо). Рашаве так сказал хозяевам: «Тушауа зовет вас в гости и просит, чтобы вы поторопились, потому что хочет с вами поговорить дружески. А если вы придете поздно, то для дружеского разговора уже не останется времени». Тушауа махекототери велел своим людям поскорее собираться в путь. Между тем, женщины намоетери стали убеждать мужей и братьев, что у махекототери есть много вещей, много мачете, но они их не дарят. А сами, когда приходят в гости, съедают все подряд и просят еще. Чем больше едят, тем голоднее становятся. Просто ненасытные какие-то. Фузиве рассердился: «Это все неправда! Вечно вы, женщины, недовольны, махекототери, когда у них есть мачете, охотно дают их другим. Разве не их мачете мы очистили наше шапуно и подготовили участок для посева». На второй день пришли махекототери и построили тапири в лесу возле нашего шапуно. С ними пришла старуха — мать Акаве, который потом стал моим вторым мужем. Она не осталась в тапири, а пришла прямо в наше шапуно. Когда мы с ней остались одни, она мне предложила убежать к махекототери. Но я не захотела. Вечером несколько гнаминаветери пришли к махекототери и сказали, будто Фузиве задумал на обратном пути напасть на них и снова похитить несколько молодых женщин. Это была неправда. Но махекототери испугались и потихоньку бежали. ГОРЯЩИЕ ГОЛОВЕШКИ Когда махекототери сбежали, Фузиве решил все равно устроить реахо для одних намоетери. И вот на этом-то празднике и произошла его ссора с Рашаве. Фузиве так поделил добычу, что пишиаансетери почти ничего не досталось. Вечером ребята стали играть в горящие головешки. Один выхватывал головешку из огня и бросал в другого. Тот старался увернуться, а потом той же головешкой попасть в противника. Старик — отец Фузиве крикнул: «Мальчики пусть играют, но вы — мужчины и вам эти игры ни к чему. А то как бы не вышло ссоры». Но юноши не удержались и тоже стали кидаться горящими головешками. Одна из них попала на крышу хижины как раз над гамаком, в котором отдыхал брат Фузиве. «Кто бросил горящую головешку?! — закричал он.— Может, это сыновья гнаминаветери или пишиаансетери задумали поджечь нашу крышу». Он вместе с несколькими воинами взобрался наверх и потушил занимавшийся огонь. Тут Фузиве сказал мне: «Сними с огня горшок и дай вон ту большую головешку». Старшая из жен воскликнула: «И тебе поиграть захотелось? Что тебе не сидится спокойно? Вечно ссоры ищешь! Мало тебе вчерашнего. Не останови я тебя, ты бы палицей голову противнику проломил!» Когда взрослые увидели, что Фузиве поднялся, они сказали: «Тушауа тоже решил поиграть». И стали бросать друг в друга головешки. Старик отец кричал Фузиве: «Сын, ложись в гамак, ты старый, у тебя есть жены. Зачем тебе эти ребячьи игры?!» Было очень темно. Фузиве угодил большой головешкой в голову одному пишиаансетери, и тот упал. Тут многие похватали горящие головешки и целые поленья, и началась драка. Я взвалила сына на спину, выбежала из шапуно и спряталась за пальмой. Другие женщины тоже с криками разбежались кто куда. Во все стороны летели горящие головешки, осыпая нас дождем искр. Слышались крики, стоны, головешки падали в горшки. Вдруг все стихло. На площадку выскочил Фузиве и позвал меня: «Напаньума, разожги огонь, посмотри, что это мне попало в глаз». Я разожгла огонь, подбросила в него сухих листьев, потом сказала: «Покажи». Горящий кусок угля вонзился Фузиве рядом с глазом и обжег ему ресницы. Старшая жена, которая была поопытнее и посмелее меня, попыталась вытащить уголек, но ничего у нее не получалось. Подошла дочка Фузиве, и ей удалось наконец вытащить кусочек угля. Из раны сильно текла кровь. «Ну, теперь я им покажу, всех убью!» — в гневе воскликнул Фузиве. Мы заплакали от страха. А в шапуно многие обгорели. Один из мужчин гнаминаветери кричал брату Фузиве: «Вы чуть не сожгли моего сына. Всю грудь ему опалили. Думаете, вам все можно, раз тушауа на вашей стороне!» Братья Фузиве отвечали: «Это вы, гнаминаветери, начали первыми». Пишиаансетери и гнаминаветери в один голос ругали Фузиве. Наконец он не выдержал и закричал: «Вататие! (замолчите). Хватит, не то я ночью всех вас перебью. Молчите, если вам жизнь дорога!» Сын тушауа гнаминаветери сказал: «Отец велел тебе передать, что он молчать не будет». Тут Фузиве снова схватил горящую головешку, и мы, женщины, бросились врассыпную из шапуно. Мать Фузиве закричала: «Вы хотели ослепить моего сына. Теперь он вам покажет. Я не побегу вместе с другими женщинами, останусь рядом с сыном». Все, кто был против Фузиве, не осмелились на него напасть. Тушауа называл их по именам, оскорблял, но они не отвечали. Потом старик — тушауа патанаветери сказал своим: «Сегодня тушауа в большом гневе, лучше нам уйти». Он ушел, а за ним другие. Понемногу и Фузиве утихомирился. Мы, женщины, незаметно проскользнули к своим гамакам. С того дня Рашаве и Фузиве стали врагами. На следующее утро все вернулись в шапуно. Фузиве громко сказал: «Значит, я кое-кому мешаю! Что ж, я уйду». Нам он сказал: «Собирайтесь, да поживее. Бананы оставьте». Мы положили в корзины глиняные горшки, наконечники стрел, гамаки и тронулись в путь. Шли и плакали: думали, что больше уже не вернемся в большое шапуно. За нами, женщинами, шли Фузиве с братьями, его зять, отец с матерью и группа намоетери. На другое утро мы взобрались на гору, где жили родные самой старшей из жен Фузиве. Они называли себя тетехейтери. Их было всего несколько мужчин с женами. Они когда-то отделились от патанаветери. Жили они в горной долине, и добраться к ним можно было лишь по труднопроходимой тропе. Мы остановились возле маленького, очень чистого игарапе, а несколько воинов пошли предупредить хозяев. Хозяева велели нам поскорее идти в шапуно. Мы все помылись в реке, но краситься не стали. Шапуно тетехейтери было круглым, и часть его пустовала. Фузиве спросил у нас: «Хотите соорудить тапири либо будете жить в шапуно?» Я ответила: «Не знаю». Старшая из жен сказала мне: «Вот что, мы с тобой останемся здесь, а остальные жены пусть живут в тапири. Все равно от них мало толку». Она позвала Фузиве и сказала ему: «Я и Напаньума будем жить здесь с моими братьями. А ты построй три тапири и оставайся с остальными женами. За нас не бойся, ничего с нами не случится». Я снова ждала ребенка, и у меня уже был большой живот. Но я вместе со старшей женой Фузиве каждый день ходила в лес и на расчистку и собирала пупунье и уруку. У тетехейтери умерла девочка, и теперь они толкли кости для реахо. Я впервые увидела, как толкут кости в большой скорлупе ореха пара[39]. Фузиве спросил у тетехейтери, есть ли тут место, пригодное, чтобы расчистить его для плантации. Старший из них ответил: «Да, совсем близко от горы». «Нет, здесь рядом мне не годится,— сказал Фузиве.— Остальные намоетери снова захотят объединиться, а я больше не хочу». Спустя несколько дней тушауа тетехейтери вместе с несколькими мужчинами показали нам место для плантации. Оно было далеко от шапуно, на опушке леса. Фузиве и другие мужчины свалили большие деревья, срубили деревья поменьше и с помощью тетехейтери расчистили участок. Дней восемь спустя все вернулись в шапуно. Фузиве сказал: «Дайте мне банановые побеги, а то у нас ничего нет». Мы, женщины, вместе с мужчинами сразу же отправились на плантацию тетехейтери выкапывать банановые побеги. В корзине их умещалось довольно много, но и весили они немало. Нести их через горы было очень тяжело. Фузиве говорил мне: «Ничего, потерпи. У нас есть сын. Пусть, когда он вырастет, живет отдельно от гнаминаветери и пишиаансетери». Чтобы не упасть, я при ходьбе опиралась на две палки. Фузиве нес на спине огромную корзину, которую и двум мужчинам поднять не под силу. От расчистки тетехейтери до нашей было три дня пути. Мы еще не раз проделали этот путь — принесли корни ухины, семена табака и хлопка, побеги маниоки и тростника для стрел. За это время мы протоптали к расчистке широкую тропу. Посадили мы и пальму пупунье. Перед этим индейцы зачищают на камне семена пальмы до тех пор, пока они не становятся совсем гладкими в том месте, где есть крохотная дырочка, из которой появляется побег. Индейцы говорят, что тогда пальма будет без колючек. Старуха — мать Фузиве рассказала мне, что впервые пупунье индейцам показала птица аньакоремасики. От нее они узнали, что плоды этой пальмы съедобные. Однажды вечером тушауа сказал: «Попробую убить крокодила». Возле игарапе было много крокодильих следов. Фузиве вместе с братом отправились на охоту и подстрелили птицу мутум и крокодила. Крокодил был такой большой, что пришлось его разрубить — целиком его даже Фузиве донести не мог. Фузиве велел женщинам поджарить крокодила, и потом мы устроили настоящий пир. Женщины могут жарить и варить мясо птиц, рыб и крокодилов. Мясо крупных животных готовят только мужчины. Возле расчищенного нами от леса участка мы построили шапуно и стали там жить. КАРИОНА