– Разбудите Яксу! – Ты уезжаешь одна! – Он снова хлопнул в ладоши. – О ребенке я позабочусь. Воспитаю его как собственного сына. Достойным наследником Дружичей. – Ты хочешь отобрать ребенка у матери! – крикнула она. – Эй, глупец, послушай… Они не стали слушать. Почти поволокли ее к двери. Прежде чем она переступила порог – решилась. – Пелка! – крикнула. – Ты выиграл, песий сын! Он хлопком отослал гридней. Проследил, чтобы те затворили дверь. Пошел к дрожащей женщине – мощный, торжествуя, с властной уверенностью. – Что теперь? – спросила она. – Что теперь будет? Он протянул ей руку с рогом, приставил к ее губам. – Пей, – прошептал он. – Будет лучше. Пей, забудься. Наклонил ей голову и почти силой влил вино сквозь губы; напиток проливался на щеки, стекал на шею, на платье. Она понемногу глотала – а что было делать? Он был прав. – Все тебе нужно объяснять, как ребенку. Ступай сюда. Потянулся к ее груди, хотел пригнуть к себе ее голову, поцеловать, но она обернулась спиной. Он не стал протестовать. Одним движением смел со стола миски, кувшины, ножи и вилки, лепешки, на которые клали мясо. Схватил Венеду за шею, за золотое ожерелье. Неловкими, подрагивающими движениями наклонил вдову вперед, так, что ее грудь уперлась в стол, задрал платье и камизу, схватил за пояс. – Быстрее, – простонала она. – Пусть уже случится. Но это затянулось. Пелка сделал все грубо, сильно, как и всякий мужчина, который хочет в такой момент отбросить сомнения, а любая его слабость стала бы в такой миг причиной насмешки со стороны женщины. Он брал Венеду так, что та стискивала зубы, чтобы не кричать. Не от боли, возможно, даже не от отвращения, поскольку все доходило до нее словно бы издали, с высоты, из глубокого колодца. Она стискивала зубы от печали. Ох, Милош, заплакала она вдруг, что я сделала? За что? Если бы все можно было вернуть назад… Она смотрела, как все раскачивается – зал, освещенный смоляными лучинами, стол с раскиданной едой, миски, кувшины, рога, щиты на стенах… Вверх и вниз. Назад и вперед. Наконец он закончил, замер, отодвинулся, избегая смотреть ей в глаза. Она тоже не смотрела. Медленно, словно побитая, спускалась по лестнице, униженную, ее вела служанка, Венеда же чувствовала себя так, словно не идет, а плывет. Она шла, измученная, в комнату, где спал Якса. А когда сняла мягкие туфли, налила в ведро воду, встала в нем, чтобы убрать из себя Пелку; беременная девка, которая присматривала за Яксой, принесла ей горячей воды. И прижала голову Венеды к своей груди. Вдова всхлипывала. 10 – Она меня укусила! – орал Тормас. – Укусила, Матерью-Землей клянусь! Гневом Таальтоса! Яростью Каблиса! Булксу аж подскочил на подстилке, встал и бросился туда, где по ту сторону огня спал брат его жены. Тормас держал за волосы покрытую струпьями и синими пятнами голову Милоша. Правую руку он воздевал, показывая свежий кровавый след на ладони. – Проклятый демон, дух, – хунгур бросил голову на землю, замахнулся, чтобы пнуть ее, но тут свистнула нагайка. А когда Тормас не сдержал удара, Булксу толкнул его, а затем блеснул выхваченной из ножен саблей. – Хватит! Хочешь, чтобы он исчез?! Мы тогда потеряем след! Успокойся, брат! Он наклонился, поднимая останки, поскольку кое-что привлекло его внимание. Голова Милоша затряслась, по щекам его прошла судорога, а челюсти сжались в смертной гримасе. – Заткнитесь! Молчите, потому что его слова исчезают, будто птицы! Он напряг слух и приложил голову к уху, но осторожно, чтобы не разделить судьбы Тормаса. Услышал шепот, хрип, губы шевельнулись. – Убе-е-ейте Пелку! Убе-е-ейте моего брата, он дома. Рассеките его на куски, как кровавую плату. Кровью его насыщусь… – Где твой брат, где Пелка? – крикнул Булксу. – Говори, где его искать, а мы дадим тебе попробовать его крови! Напряг слух снова, нахмурился. А когда услышал ответ, то улыбнулся жестокой хунгурской ухмылкой. – Помоги нам, Милош, и в час испытания вызови его, Пелку. Выкрикивай ему свою просьбу, и тогда обретешь покой. И дунул в свисток, чтобы пробудить воинов посреди ночи. 11 В Раставице им не дано было отдохнуть. Утром, чуть свет, Венеду разбудила та же самая служанка, которая так внимательно присматривала за Яксой. Мальчик плакал, скандалил, вырванный из сна, не хотел успокаиваться, пока ему не вручили поиграть маленькую нагайку, чтобы он лупил все подряд, что находилось на расстоянии руки, включая сюда спины, руки и ноги слуг купно с матерью. Венеда впустую спрашивала, что происходит. Невольники забрали их вещи, загрузили на простой воз, запряженный парой волов, заседлали коней. Никто ничего не знал. Хозяин приказал грузить еду, оружие и шкуры, забрать самое нужное и готовиться в путь. Но куда? Пелка не вышел. В конце концов Венеду посадили на повозку, для Яксы постелили шкуры под навесом в задней части телеги. А когда Венеда переступала борт повозки, к ней снова прижалась служанка с брюхом; наклонилась через борт, опираясь на ось колеса. – Остаюсь, госпожа, а вам пусть боги помогают. Венеда не была склонна к проявлению дружественности, однако служанка прихватила ее за платье. И тогда вдова почувствовала, как та передает ей кинжал. Притворяясь, что обнимает и целует служанку, Венеда спрятала клинок под плащ. А потом заткнула за пояс, слева, за спиной. Это был короткий нож с костяной рукоятью, которая заканчивалась головой барана и раздваивающимися рогами. Знак Волоста; знак мести за позор. Светловолосая беременная девица долго смотрела ей вслед, когда они выдвигались. Словно говорила: знаешь, что ты должна сделать. Что ж, еще одна женская тайна. Они ехали. Небольшой караван, четыре-пять повозок, запряженных низкими бурыми волами под ярмом, воины, что вышагивали рядом – в шлемах, в стеганых кафтанах, с копьями, топорами и круглыми щитами. На последнюю повозку загрузилась дружина Пелки – пятеро скандингов в кольчугах, в чешуйчатых и пластинчатых доспехах, в шлемах с большими стрелками на носу и полукруглыми отверстиями для глаз. Хозяин Раставицы догнал их за воротами. На мышастом лесном коньке, которому было далеко до гордых шренявитов и стройных бадевов с юга. Поперек себя шире, с полосой на спине, конь этот был не для схватки, особенно в горах Северного Круга, на скалах, в ладье или на камнях. Пелка оделся в кольчугу по локти, в кармазиновый стеганый кафтан, в шишак (кольчужный чепец опускался до самых глаз). – Заберу вас в горы, в Барду, – сказал он мрачно. – Это сильная горная крепость. Проведу вас туда, а потом вернусь осмотреться по окрестностям. Нынче ночью пришли вести, что хунгуры идут на север, что выслали орды за трофеями и рабами. Столь много, что перед ними может не выстоять даже Раставица. Венеда молчала. А что она могла поделать? Воины маршировали около повозки, и как почетный караул, и как стража. Как сбежать? Да и куда? Сил у нее не осталось. – Ты никогда не была в Барде, – сказал он. – Милош тебя туда не возил. Там правит мой приятель, скандинг на службе короля. – Откуда ты знаешь, что он не поменял хозяина на палатина или кагана? – Он? – рассмеялся Пелка. – Да прежде провалится вся Ведда, чем он нарушит слово. Я сам взял его в плен. Клятва скандинга – она как камень, пусть даже от камня того за пазухой больно. Будет нам там неплохо. – Он протянул десницу, желая взять руку Венеды, но та отодвинула свою. Видела его серые глаза в отверстиях шлема, чувствовала, как он пытается сдерживать гнев. Знала, что после первого раза он захочет еще. Как и всякий мужчина. Что же ей, становиться наложницей? О Праотец… Он отъехал вперед каравана и уже не заговаривал с ней. Они ехали через зеленеющие поля, сквозь сосновые леса и дубровы, полные старых, сморщенных, покрытых мхом стволов. Ехали на север, а значит – в нужную сторону. Только бы подальше от врага. Венеда поглядывала на спящего сына и знала, что сделает все что угодно, только бы они оказались в безопасности. 12 Хунгуры не дали о себе забыть. Было уже за полдень, когда один из воинов крикнул что-то, показывая рукой. Оглянулись все – далеко, над лесами, вставал седой столп дыма. В мокром влажном воздухе, после дождя, лившего всю ночь, клубился он низко, превращался в тучу, вместо того чтобы бить в небо мощной колонной. – Раставица горит или Малава! – крикнул сухой, седой воин. – Хунгуры! – раздались крики. – О Праотец! И наконец один из дружины всмотрелся в край леса, соскочил с повозки, подбежал к хозяину, показывал что-то, что теперь разглядела даже Венеда. Едва видимый всадник в рогатом косматом малахае сперва стоял, словно деревянная статуя, а потом – стал разворачивать коня. Хунгур! Разведчик! – Молчать! – крикнул Пелка. – Стоять, где стоите! Они еще далеко. Вперед, удвоить усилия. Едем! Они пошли быстрее, подгоняемые далекими дымами и заревом пожара. Защелкали кнуты, волы замычали, кони забили копытами, возы потянулись со скрипом и грохотом. Они въехали в лес, которым густо поросли склоны расходящихся далеко в стороны языков и отростков гор Северного Круга. И вдруг дорога повернула, обходя очередной склон – шла прямо в яр, на огромный мост, построенный еще столемами. Из больших, необработанных валунов, укрепленных костьми змеев и горных медведей, спаянных ребрами и позвонками, воткнутыми в щели между камнями. Мост так оброс мхом и растительностью, что только тропа посредине, по которой шли люди, покрыта была гладким камнем. Повозки въезжали на мост по очереди, волов вели за постромки под мордами. Берника и Чамар не хотели идти. Дергались, упирались, Венеде пришлось сойти, ухватить их за поводья, успокаивать, наконец, с помощью седоволосого невольника провести сперва Чамара. Бернике пришлось набросить на голову старый плащ, чтобы та решилась наконец поставить копыто на отшлифованный тысячами ног камень. Но даже тогда лошадь изо всех сил показывала, что она, конечно, лучший друг человека, однако порой нужно довести себя до белой горячки, чтобы нечто этому другу объяснить. Обоз был уже по другую сторону, когда из леса начали выныривать бурые и коричневые всадники, покрытые шкурами и железом. Летели так, словно вросли в небольших, но ловких, крепких коньков с благородными головами. – Хунгуры! – кричал кто-то. – Шли за нами следом! Венеда почувствовала слабость, кровь отлила от сердца, словно бы кто воткнул в него нож, словно сбил ее с ног одним ударом. Подбежала к повозке, схватила Яксу за руку. «Если погибать – то вместе, – гудело у нее в ушах. – Не дам взять нас живыми!».